Сердце знает - Кэтлин Игл
В его глазах застыл вопрос. Она уже открыла рот, чтобы ответить, но не смогла.
— Или, если ты не была уверена, и так далее, — закончил он, глядя куда-то поверх ее головы, как бы давая собраться с мыслями. — Но ты, должно быть, знала, что у меня есть деньги. Даже тогда, когда у тебя были все эти денежные затруднения из-за азартных игр, о которых ты мне рассказывала, ты не пришла ко мне. Ничто на свете не заставит тебя просить денег. Некоторые спекулируют детьми, чтобы добиться своего. Ты — не такая, и я уважаю тебя за это, Хелен.
— Я не хотела…
Он поднял руку, не давая ей продолжить: — Не говори мне, чего ты не хотела, не сейчас. Я не готов к этому.
— Это не связано с…
Он не опускал руку: — Послушай меня, я думал. Я думал только об этом, и я почти поверил, что ты не хотела рисковать его безопасностью, так? Но меня волнует только одна вещь. — Их глаза встретились, и он заговорил так, как будто увидел что-то неожиданное. — Ты вернулась сюда. Ты устроилась на работу в казино, которым управляет мой брат, и завела знакомство с моим отцом. Что это может означать, Хелен?
— M-мой сын что-то почувствовал — стал задавать вопросы о своем происхождении.
— Когда именно, в последнее время? — Он покачал головой. — У вас что, нет в доме зеркала?
— Когда дети маленькие, им достаточно… — она старалась дышать ровно. Как за игрой в карты. — Материнской любви. Ты объясняешь им самым простым языком, и они остаются довольны. Однажды, один из его друзей спросил его, кто он — мексиканец или испанец? Очевидно, были и другие разговоры среди мальчиков по поводу специфических слов в лексиконе Сидни. Я сказала, что он — наполовину американец, наполовину индеец, и мы начали читать, смотреть фильмы, и…
— Изучать его происхождение?
— Я пыталась подойти к этому почти с научной точки зрения. Мне нравится научный подход. Потому что это не… я имею в виду, мне все равно, какого цвета у него кожа. Он — мой сын, мой ребенок. Он — часть меня.
— Но ему не все равно.
— В последнее время. Он слышит то, что говорят люди, и принимает это слишком близко к сердцу. Например, ну… я не знаю …..
— Я знаю.
Она кивнула, не глядя ему в глаза, чувствуя ту же боль, которую ощущала, когда Сидни рассказывал ей о своих обидах. — Я почти никогда не думала, что эти разговоры …..
— Расистские?
Она кивнула снова.
— Ты и не могла так думать, Хелен.
— Но у меня нет предрассудков.
— Может быть и нет, но ты — белая.
— Я никого не оправдываю, — уверила она, начиная злиться, как будто он оскорбил ее, назвав белой. — У меня ребенок от индейца. Я знаю, что это такое, когда люди смотрят на него и думают о нем, как о темнокожем, и их подлые утверждения задевают его, влияют на его выбор, на его возможности, ранят его чувства. — Ничего не могло быть сейчас хуже подступивших слез, когда ей больше всего хотелось быть спокойной, убедительной, но Хелен всегда было трудно говорить на эту тему, особенно, если это связано с ее сыном. — Они… причиняют ему боль.
— Вот. — Он вытащил две салфетки из коробки и протянул ей, но это не сделало их хоть сколько-нибудь ближе. — Ты — белая, Хелен. И всегда такой будешь. Он — наполовину белый, но выглядит, как я. — Его рука все еще была вытянута, он повернул ладонь вверх, потом вниз. — Он живет с моим цветом кожи.
— Я знаю. — Она вытерла нос. — Знаю. И поэтому я пришла сюда.
— Разведать обстановку для него, да? У нас появились белые разведчики?
Она подняла на него полные слез глаза.
Он пожал плечами: — Времена действительно меняются, спасибо казино.
— Работа в казино не имеет ничего общего с …
— Это была шутка. Юмор индейцев. Очень старая шутка.
— Я поняла, но мне она понравилась, хотя бы потому, что, может быть, ты на меня перестал сердиться.
— И не рассчитывай на это, — предупредил он. — Но чувство юмора помогает. И слезы на меня тоже действуют.
— Извини. — Если глубоко подышать, слезы можно остановить. Она вытерла глаза. Глубоко вдохнула. — Ненавижу, когда теряю контроль над собой.
— Знаю. Значит слезы — под контролем?
Она закрыла глаза, и слезы продолжали катиться. Она все испортила, и в этом только ее вина.
Она слышала, как он ходит, как положил руки на ее стул. Она открыла глаза, посмотрела на него, и сердце ее затрепетало.
Хелен знала — это любовь.
Он опустился на колени возле нее, стер пальцем ее слезу и поднес к своему рту: — Ничего не изменилось. Твои слезы действуют так же, как и всегда.
Он кивнул, и она бросилась к нему, спрятала лицо на груди, и продолжала плакать от счастья и от жалости, что столько потеряла. Он обнял ее. Чем сильнее она плакала, тем крепче он обнимал ее. Он был опорой, поддержкой, в которой, твердила она себе тысячи раз, она не нуждалась. Не надо была плакать при нем, но она ничего не могла с собой поделать. Такие слезы недолгие, но настоящие, и когда она выплакалась, то почувствовала себя очищенной.
— Все под контролем, — сказал он с усмешкой. — По правде говоря, я тоже сильно нервничал эти дни, поэтому не хотел тебя видеть, пока все для себя не проясню. Вот, что я думаю. — Он погладил ее ноги в хлопчатобумажных брюках, как минуту назад гладил спину. — Я не отниму его у тебя. Я много думал об этом, и я не сделаю этого, но только если я… буду уверен в тебе. Только если ты не… — Он хотел посмотреть ей в глаза, чтобы увидеть понимание, а не сделать ей больно. — Но нельзя делать окончательных выводов, не имея на то причины.
— Да.
— Но ты ведь делала. Ты продолжаешь называть его своим сыном, и он — твой ребенок, он вырос с этим. Ты считала меня неподходящим отцом. Ты хотела защитить его от меня.
— Не от тебя, Риз, а от Закона, и от того, что случилось с Картером, и от неизвестности. Да, я
