Доктор Фальк. Вино стоит смерти - Игорь Евдокимов
– Итак, господа, настал момент, ради которого, полагаю, мы все здесь собрались. Обратите внимание, что рядом с каждым из вас находится табличка с индивидуальным номером. Ежели вы решите принять участие в аукционе и поддержать запрашиваемую сумму, я попрошу вас поднять табличку так, чтобы я ее видел. Зрение у меня орлиное, не извольте беспокоиться. Засим – начнем торги, господа. Если мне не изменяет память, мы начинаем с суммы в двести рублей?
Кажется, в этот момент в зале взметнулись все таблички до единой. Фальк и Лидия переглянулись и смущенно опустили свои, сопровождаемые ехидным смехом Неверова.
– Кто готов повысить ставки? Двести десять? Двести десять, господа? – меж тем продолжал Виктор Львович.
Таблички взмывали в воздух быстрее, чем Козлов успевал озвучить новую цену, однако так продолжалось не долго. Когда прозвучала цифра «триста», желающие, один за другим, начали по одному выбывать из гонки. Вскоре потихоньку начала оформляться группа лидеров, между которых и развернулась самая отчаянная борьба.
Лукьянов и громогласный Беседин были готовы вцепиться друг другу в глотки, но не допустить, чтобы вино ушло сопернику. Но еще двое участников, похоже, вознамерились составить им конкуренцию. Кулыгин поднимал свою карточку с показной ленцой, хотя заметно было, как молодой повеса кидает короткие мрачные взгляды на купцов, что выдавало его нервозность. В отличие от него, Сиротов, после инцидента с тарелкой, сидел с каменным выражением лица и, казалось, его абсолютно не заботит активность конкурентов.
Виктор Львович, тем временем, сам начал впадать в азарт, глядя, как растет стоимость бутылки вина. С учетом цены торжественного меню, аукцион грозил окупить себя, как минимум, трехкратно.
– Четыреста пятьдесят? Господа, я слышу цифру четыреста пятьдесят рублей? – вопрошал Козлов, ястребом озирая гостей.
Когда цена достигла пятисот рублей стало понятно, что торги подходят к концу. Таблички вверх подняли только четверо: Лукьянов, Беседин, Кулыгин и Сиротов. Остальные гости лишь метались глазами от участника к участнику, пытаясь угадать, кто же пойдет до конца.
– Пятьсот десять, господа?
Поднялись три таблички. Кулыгин раздраженно бросил свою на стол. Ленца и вальяжность мигом слетели с него. Сейчас Дмитрий Евгеньевич выглядел разъяренным от того, что кто-то посмел обойти его.
– Пятьсот двадцать? Кто даст пятьсот двадцать?
Две таблички. Все столь же безразлично вышел из гонки Сиротов, словно и не состязался до последнего за наследие покойного партнера.
– Пятьсот тридцать?
Все еще две. Лукьянов и Беседин не смотрели ни на бутылку, ни на распорядителя – только друг на друга.
– Пятьсот сорок?
Ольга Константиновна положила ладонь на руку мужа, пытаясь не дать тому продолжить участие в аукционе, но Валентин Карпович резко отмахнулся от нее и поднял карточку. Беседин, поморщившись, последовал его примеру.
– Пятьсот пятьдесят? Услышу ли я пятьсот пятьдесят? – вопросил Виктор Львович.
Новая сумма далась Беседину еще тяжелее, но он все же поднял табличку. Видя, что противник дал слабину, Лукьянов извлек из внутреннего кармана бумажник, хлопнул им об стол и громко выкрикнул:
– Шестьсот!
Ольга Константиновна ахнула. Неверов тихонько присвистнул. Зал затаил дыхание.
– Шестьсот рублей, господа. Шестьсот рублей! – Козлов обвел гостей глазами, ожидая, рискнет ли кто-то перебить сумму, названную Валентином Карповичем. Аудитория безмолвствовала.
– Шестьсот рублей – раз!
Григорий Борисович Сиротов продолжал бесстрастно взирать на распорядителя и бутылку вина.
– Шестьсот рублей – два!
Дмитрий Евгеньевич Кулыгин злобно скрипел зубами.
– Шестьсот рублей – три!
Иван Семенович Беседин буравил конкурента взглядом, будто ожидая, что тот поймет, что не имеет таких денег и откажется от своего предложения.
– Продано Валентину Карповичу Лукьянову за шестьсот рублей! Браво, господа! – торжественно объявил Виктор Львович.
Зал коллективно выдохнул, а потом разразился аплодисментами. Лукьянов хоть и не пользовался особенной популярность в Зеленом луге, но публика оценила широту его гусарского жеста. Правда, лишь до той поры, пока Козлов не спросил:
– Желаете ли, чтобы мы упаковали ваш приз?
Владелец «Швейцарии» продемонстрировал победителю деревянную коробку с подстилкой из мягкой соломы.
– Нет уж, Виктор Львович, я намереваюсь насладиться выигрышем здесь и сейчас, – отказался Лукьянов. – Ваши отдельные кабинеты сейчас свободны?
– Конечно, – закивал Козлов. – Какой желаете?
– Тот, который с прямоугольным столом. С чем у вас принято пить хорошее вино?
– Сыры или…
– Не важно, – отмахнулся Лукьянов. – Тащите все, что требуется для подобных случаев.
– Валентин, не стоит, поедемте домой, – подала голос Ольга Константиновна.
– Конечно, езжайте, я вас и не приглашал, – невозмутимо ответил супруг. – Я бы позвал господина Беседина, дабы тот просто понаблюдал, как я выпью приз у него на глазах, но ведь он же не сдержится, да, Иван Семенович?
Соперник одарил Валентина Карповича обжигающим взглядом, однако промолчал.
Козлов уговорил Лукьянова сделать победное фото на троих – владелец «Швейцарии», счастливый победитель и бутылка в его руках. В качестве фона выступал бархатный занавес. Камера щелкнула, полыхнула вспышка – и довольный Валентин Карпович удалился в отдельный кабинет, ожидать заказ.
Гости, меж тем, начали расходиться – ужин съеден, представление закончилось. Очень вскоре в зале остались лишь единицы. Василий Оттович и Лидия не торопились, ведь ему не хотелось возвращать барышню под неусыпный материнский взор, да и Шевалдина не горела желанием отправляться домой. Неверов соскучился по компании, а потому тоже не торопился. Супруга, понимающе, не стала ему мешать. Они заказали себе чай и продолжили неторопливую беседу. Так продолжалось минут двадцать. А в зале, меж тем, жизнь текла своим чередом.
Ольга Константиновна так и продолжила сидеть одна за столом, пораженная резкостью мужа. В какой-то момент к ней подошла Елена Михайловна – и, вопреки ожиданиям Фалька, Лукьянова не стала ее гнать и позволила присесть рядом.
Иван Семенович, уступив в борьбе злейшему врагу, заказал себе штоф водки и принялся заливать печаль. Григорий Борисович последовал его примеру. По отсутствующему выражению лица сложно было понять, что он чувствует на самом деле. Но, кажется, захмелел он быстро – в какой-то момент Фальк вновь услышал звон бьющейся посуды. Сиротов грустно взирал на осколки бокала. Когда к нему с опаской приблизился официант, тот лишь пробасил:
– Прости, братец, неловко рукой вот махнул… Сколько уж там времени?
Убедившись, что очередного размахивания тяжелой тростью удалось избежать, Василий Оттович отвернулся от купца.
А вот Дмитрий Евгеньевич времени не терял. Скрывшись на время, он вновь объявился с бутылкой шампанского (не за шестьсот рублей, но все же довольно дорогого) и направился к столику Фалька. Обратился он, однако, напрямую к Лидии:
– Сударыня, а не желаете ли оставить это скучное общество и отправиться со мной в Петербург, продолжить вечер в более подобающей вашей
