Джоржет Хейер - Дьявол и паж
Мериваль округлил глаза.
— Прошу тебя, не упоминай при мне это имя! Вы все улизнули из Англии, а меня оставили на съедение этому монстру!
— Давайте отыщем укромный уголок, — предложил Эйвон и повел всю компанию за собой. — Надеюсь, Энтони, вы смогли удовлетворить оскорбленного мистера Манверса?
Мериваль удрученно покачал головой.
— Он жаждет вашей крови и на меньшее не согласен. Так расскажите же, что с вами произошло.
— Хорошо, — протянул его милость, — только по-английски и вполголоса.
Вновь была изложена история о похищении и освобождении Леони. В самом интересном месте появилась мадам де Воваллон и решительно увела Леони в танцевальную залу. Руперт вздохнул и отправился в карточный зал. Мериваль и Эйвон остались одни.
Мериваль взглянул на герцога.
— А что говорит Сен-Вир об успехе Леони? — поинтересовался он.
— Почти ничего, — ответил его милость. — Но боюсь, ему все это пришлось не по душе.
— Она не знает?
— Не знает.
— Но ведь сходство поразительное, Аластер! Что говорят в Париже?
Эйвон ухмыльнулся.
— Париж полон слухов. Так что мой дорогой друг Сен-Вир живет под страхом разоблачения.
— Когда вы собираетесь нанести удар?
Эйвон устроился на диване, закинул ногу на ногу и принялся задумчиво изучать пряжку на туфле.
— Пока, дорогой Мериваль, об этом знает один Господь. Я должен получить доказательства от самого Сен-Вира.
— Досадно, чертовски досадно! — Мериваль сел рядом. — У вас совсем нет доказательств?
— Совсем.
Мериваль рассмеялся.
— Вас, похоже, это обстоятельство нисколько не тревожит!
— Ничуть! — вздохнул его милость. — Думаю, я смогу заманить Сен-Вира в ловушку с помощью его очаровательной жены. А пока я выжидаю.
— Какое счастье, что я не Сен-Вир. Эта выжидательная тактика доставляет ему, наверное, немало мучений.
— Думаю, да, — с довольной улыбкой согласился Эйвон. — И я не очень спешу положить конец мучениям нашего друга.
— Вы мстительный человек, Аластер!
С минуту они молчали, затем Эйвон вновь заговорил:
— Не знаю, Мериваль, отдаете ли вы себе отчет, насколько подл мой дорогой друг. Прошу вас пораскинуть мозгами. Стали бы вы проявлять милосердие к человеку, который обрек свою дочь на ту жизнь, что выпала на долю бедной девочки?
Мериваль выпрямился в кресле.
— Я ничего не знаю о ее жизни. Она была ужасна?
— Да, мой друг, поистине ужасна. До двенадцати лет дитя, урожденная Сен-Вир, воспитывалась в простой крестьянской семье. А потом вынуждена была жить среди парижского canaille[118]. Вообразите таверну на грязной улочке с мужланом хозяином и стервой хозяйкой. Таверну, где царит порок в самых низменных его проявлениях.
— Да это же сущий ад! — прошептал пораженный Мериваль.
— Именно ад, — согласился его милость. — И насколько я понимаю, самая худшая разновидность ада.
— Удивительно, как все это не отразилось на бедной девочке.
Темные глаза пристально взглянули на Мериваля.
— Не совсем так, мой дорогой Энтони. Эти годы оставили свой след.
— Наверное, это было неизбежно. Но признаюсь честно, я ничего не заметил.
— Вполне возможно. Вы видите лишь шаловливость и бесстрашие.
— А вы, Аластер?
— А я, мой дорогой, увидел, что скрывается под этим! Я имею все-таки больший опыт общения с прекрасным полом.
— И что же вы увидели?
— Немалый цинизм, которым Леони обязана своей прежней жизни, проблески странной для ее возраста мудрости, глубокую тоску под внешней веселостью, страх и одиночество.
Мериваль опустил взгляд на табакерку и задумчиво провел пальцем вдоль линий узора на крышке.
— Знаете, — медленно произнес он, — я думаю, что вы наконец повзрослели, Аластер.
Его милость встал.
— У меня и в самом деле изменился характер.
— Теперь вы не способны на дурной поступок.
— Не способен. Забавно, не правда ли? — Эйвон улыбнулся, но горечь его улыбки не ускользнула от Мериваля.
Они вернулись в танцевальную залу. Встревоженная леди Фанни сообщила, что Леони и Руперт куда-то исчезли.
Эта парочка и в самом деле потихоньку испарилась из шумной залы, решив передохнуть в небольшой комнатке. Руперт раздобыл миндальный ликер, и они устроились в уголке, радуясь тишине и покою. Тут-то молодых людей и разыскала мадам Вершуре, известная всему Парижу интриганка. Некогда эта красивая мегера пользовалась благосклонностью Эйвона, а потому теперь изнемогала от ненависти к воспитаннице его милости. Она остановилась перед Леони и злобно уставилась на девушку.
Руперт встал и сдержанно поклонился. Мадам де Вершуре присела в реверансе.
— Так это и есть знаменитая мадемуазель де Боннар? — едко осведомилась она.
— Да, мадам. — Леони встала и в свою очередь сделала реверанс. — Прошу простить мне мою рассеянность, но не могу вспомнить ваше имя.
Руперт, решив, что дама — одна из подружек Фанни, ретировался, и Леони осталась с глазу на глаз с бывшей пассией Эйвона.
— Поздравляю вас, мадемуазель, — прошипела мадам де Вершуре. — Похоже, вам посчастливилось больше, чем мне.
— Мадам? — Веселые искорки исчезли из глаз Леони. — Не имею чести быть знакомой с вами.
— Я Генриетта Вершуре. Вы меня не знаете.
— Прошу прощения, мадам, но я наслышана о вас, и немало, — смело возразила Леони.
Хотя мадам де Вершуре и удавалось избегать открытых скандалов, но в высшем свете Парижа она пользовалась дурной славой. Леони помнила те времена, когда Эйвон часто навещал дом этой неприятной особы.
Мадам де Вершуре скривилась.
— В самом деле, мадемуазель? О мадемуазель де Боннар тоже наслышан весь Париж. Мадемуазель, sans doute[119], считает себя очень хитрой, но тех, кто знает Эйвона, обмануть трудно.
Леони вздернула брови.
— Видимо, мадам полагает, что я преуспела там, где она потерпела неудачу?
— Наглая девчонка! — Змеиная улыбка исчезла с лица мадам.
— Мадам?
Де Вершуре злобно уставилась на девушку, не в силах скрыть переполнявшую ее зависть.
— Строите из себя победительницу! — взвизгнула она. — Надеетесь выскочить замуж и заполучить титул? Послушайтесь моего совета, милочка, забудьте об этом, Эйвон никогда не женится на незаконнорожденной!
Леони вздрогнула как от пощечины.
Де Вершуре подалась к девушке и зашептала с притворным сочувствием:
— Честное слово, мне жаль вас, милочка! Вы так молоды, вы многого не понимаете в этом жестоком мире. Поверьте, Эйвон никогда не женится на простолюдинке. Если же он решится на этот шаг, то погибнет! — Она свирепо рассмеялась. — Даже английского герцога перестанут принимать в обществе, если он женится на безродной авантюристке!
— Tiens, разве я незаконнорожденная? — недоуменно спросила Леони. — Не думаю, что мадам знала моих родителей.
Де Вершуре прищурилась.
— Так вы ничего не знаете? — она неприятно рассмеялась. — Неужто вы не слышали, о чем шепчутся на всех углах? Неужто не замечаете, что весь Париж не сводит с вас глаз?
— Да, мадам, мне известно, что я взбудоражила город.
— Бедняжка, и это все? Вы хоть иногда смотритесь в зеркало? Где ваши глаза? Да вы только взгляните на свои огненные волосы и черные брови! Да весь Париж знает, кто вы такая. И вы станете уверять, что ничего не ведаете?
— Eh bien! — Сердце у Леони бешено колотилось, но девушка сохраняла внешнее спокойствие. — Просветите меня, мадам! О чем знает весь Париж?
— О том, что вы незаконнорожденная дочь графа де Сен-Вира, дитя мое! Да мы все потешаемся над глупостью Эйвона. Это надо же, приютить отродье своего злейшего врага!
Лицо Леони стало белее кружев.
— Вы лжете!
Мадам язвительно расхохоталась.
— Спросите об этом своего любезного папашу! — Она подобрала юбки и презрительно качнула головой. — Эйвон скоро обо всем узнает, и что тогда будет с вами? Милая дурочка, бегите, бегите куда глаза глядят, прямо сейчас!
С этими словами интриганка удалилась. Леони невидяще смотрела ей вслед, крепко сцепив руки, лицо девушки напоминало гипсовую маску.
Прошло несколько минут, прежде чем она пришла в себя и опустилась на кушетку, дрожа всем телом. В первый момент Леони хотела кинуться к его милости и рассказать ему обо всем, но она сдержалась и осталась на месте. Недоверие постепенно сменилось уверенностью, что рассказ змееподобной де Вершуре — правда. Это объясняло и странный поступок Сен-Вира, и тот интерес, который он всегда к ней проявлял. Леони содрогнулась.
— Bon Dieu, что у меня за отец! — злобно пробормотала она. — Самая настоящая свинья! Ба!
Но через минуту отвращение сменилось ужасом. Если все это и в самом деле правда, то впереди ее ждет одиночество. Леони судорожно вздохнула. Совершенно немыслимо, чтобы герцог Эйвон взял в жены или удочерил девушку столь позорного происхождения. Как бы свысока ни относился его милость к общественному мнению, Леони понимала, что, женившись на ней, он запятнает древнее имя. Пускай те, кто знает герцога, утверждают, будто такая мелочь не в силах остановить его, но она, Леони, не может допустить этот позор. Нет, только не это! Она любит его, Монсеньор навсегда останется ее господином. Леони выпрямилась. Она готова пожертвовать всем, лишь бы Монсеньор не погубил себя в глазах общества!
