Русский вечер - Нина Матвеевна Соротокина
— Почему именно в вашем? Карантин, что ли?
— По ящуру, — хмыкнула Яна. — Какой может быть карантин? Сейчас май, пора гриппов кончилась. Желтухи в нашем районе давно нет. Детей начали обследовали на предмет того, хватит ли у них физических сил, чтобы осваивать их замечательную высокоученую программу. Они их учат целыми днями, и дети, видите ли, утомляются. Кира Дмитриевна ни в коем случае не собирается упростить программу. Она собирается поменять детей.
— Как это?
— А так. Если мы не будем подходить ее гимназии по медицинским параметрам, нам надо будет искать другое учебное заведение. А двести баксов, которые я ежемесячно платила этой авантюристке, — это не считается? Сейчас нам предстоит главное обследование — у психотерапевта. Матери взбунтовались, поднялся крик.
— Где это видано, чтобы матери были против медицинского обследования своих детей?
— Мы живем в стране абсурда. Эти вшивые Песталоцци сами довели учеников до переутомления. Уже по первым показателям видно, что абсолютно здоровых в классе процентов двадцать — не больше. Сейчас мы должны пройти обследование у психотерапевта.
— По-моему, это просто очередные поборы. Психотерапевту тоже надо платить?
— Разумеется. Обследование производят лучшие врачи Москвы. Помнишь анекдот? Врач запрещал курить, а я дал ему тысячу, и он разрешил. Надо думать, что делать с ребенком.
— Вот на будущий год и будем думать. Сейчас Соньке осталось учиться двадцать дней. Я тебе тысячу раз говорила — отдай девочку в обычную бесплатную школу.
— В Москве сейчас нет обычных школ. Бесплатные школы только в зоне для малолетних преступников.
В комнате появилась Соня, глянула на стол, схватила редиску.
— Ба, как ты думаешь, «сникерсни» пишется через «т»?
— А зачем тебе? — разволновалась Елизавета Петровна. — Почему ты вообще употребляешь это ублюдочное слово.
Соня повела плечом, пальцем подтолкнула очки к переносью.
— Марья Игнатьевна задала нам сочинение, в котором бы употреблялись новые слова. Ну, те, которые не употреблялись двадцать лет назад.
— Наверное, она имела в виду совсем другие слова, Например, интернет, компьютер, спонсор, луноход… А в слове «сникерс» никаких «т» на конце нет.
Яна надменно хохотала, в этот момент она явно не любила Марию Игнатьевну.
— Мама, при чем здесь луноход? Это словосочетание из твоей жизни. Это литературщина. А мы люди простые и современные. Мы говорим: заиксуй, отксерь, ваучерни! Мы говорим: тусовка, халява — и это круто! Мама, Пушкин жил чисто конкретно, а ты все про гобои и лютни!
— Сонечка, брось ты это сочинение, детка. Пойди телевизор посмотри. Там наверняка какой-нибудь мультик идет. А если нет, то киношку поставь на видик…
Соня удалилась, а Яна смела рукой чашки в сторону, на высвобожденное место положила принесенные матерью фотографии и сказала:
— Вообще мне все это очень не нравится. Я действительно не понимаю, зачем этому уроду понадобился наш русский вечер.
— Какому уроду? Извини, Яночка, но я иногда за тобой не поспеваю.
— Уроду, который в Риме передал тетке Веронике конверт.
— Судя по описанию, он был никакой не урод, а вполне полноценный человек.
— Жалко, что ты не видела этого полноценного человека.
— А чем бы это помогло?
— Кто знает… — голос Яны звучал так таинственно и интригующе, что Елизавета Петровна решила было, что ларчик с тайнами сейчас и откроется, но дочь не приоткрыла завесы. — Ты уверена, что вот этот сидящий рядом со мной человек и есть убитый?
— Посмотри сама.
— Действительно, похож. И вообще он присутствует на всех фотографиях.
— На этой, где машина, его нет.
— Да, на этой фотографии другой действующий герой. Сообразить бы, какую информацию несут все эти снимки.
— Ты думаешь — несут?
— А как же! Зачем иначе посылать племяннику фотографию убитого?
— В конверте был еще диск.
— А где он?
— Дома.
— Мам! С тобой просто нет сладу! Почему ты его не взяла? Мы бы уже знали, какая на нем информация. Ладно. Доберемся мы до этого диска. Я думаю, что в начале пути он нам мало что объяснит.
— Это какого такого пути? Я предлагаю все это выбросить в помойку и забыть.
— Раньше надо было это делать. Теперь нам предстоит по капельке собирать информацию. Для начала скажи, какие первые мысли у тебя появились в голове, когда ты увидела меня на фотографии. Пусть они выглядят совершенно абсурдно.
Елизавета Петровна искоса посмотрела на дочь, шумно втянула воздух.
— Ну, говори, говори, что ты насупилась? — настаивала Яна.
— Я подумала, — и словно в ледяную воду шагнула, — что это имеет отношение к Сонькиному отцу.
Елизавета Петровна ожидала возмущенных возгласов, но Яна спокойно сказала:
— Нет, это за гранью абсурда. Кого в Риме может интересовать моя несчастная любовь? И потом, подумай сама, кому бы пришло в голову послать мне таким образом весточку?
Елизавета Петровна с ужасом подумала, что если дочь не топает ногами и не кричит: «Сколько раз я просила не вмешиваться в мою частную жизнь!», значит, дело действительно серьезное. Беда еще в том, что Янка о чем-то догадывается, но не желает в этом сознаться. Ишь как ноздри раздуваются. И все время запускает в волосы всю пятерню. Елизавета Петровна знала, что если у дочери начинает чесаться голова, то, значит, она чем-то сильно расстроена или возбуждена.
— А может, за нами следили? — Елизавета Петровна выпалила первое, что ей пришло в голову.
— Не смеши меня.
— Второй мыслью было, что все это каким-то образом касается Ашота, — осторожно добавила мать.
— Каким образом? Понимаешь, я была случайной гостьей на этой встрече. Она состоялась на второй день после моего приезда в Милан. Ритка давно готовила этот русский вечер, а я явилась очень кстати. Мне сказали, что я фактурная. Шесть человек за столом. Вкусная еда. Смешно, но я совершенно не помню этого типа, который сидит со мной рядом. Эти фотографии мне Ритка так и не прислала.
— Может, ты вспомнишь, какие велись за столом разговоры.
— Обычный треп. Не помню в какой связи, но имя Ашота там упоминалось. Ладно. Пока я вижу такой план действий. Я звоню в Милан. Ты привозишь мне диск. А теперь — спать. Уже поздно ехать в твою Десну, так что останешься ночевать. Так и быть, потерплю до утра твоего Барсика. Я тебе в гостиной постелю.
4
Яна была в Милане год назад, тоже весной, но ездила туда не по туристической путевке, а по приглашению подруги. Рита давно получила гражданство и считала Италию своей второй родиной.
