Елена Логунова - Кляча в белых тапочках
Пилипенчиха неохотно слезла с пенька и потопала кормить гневно вопящих уток.
Ирка шагала по огороду Спиногрызовых к калитке, ведущей на улицу, испытывая смешанные чувства. Во-первых, законное чувство гордости передовика производства за выполнение и перевыполнение плана: вместо обещанной мне четверти часа подруга продержала Спиногрызовых под дубом двадцать одну минуту. Более того, там они и остались стоять, в тоске глядя на вожделенные желуди.
Но Ирка так и не дождалась моего конспиративного звонка с сообщением о благополучном завершении операции, поэтому испытывала сильное беспокойство.
Хлопнув калиткой, Ирка сразу подбежала к машине и заглянула в салон. В первый момент ей полегчало, потому что она увидела меня на заднем сиденье.
– Ты спишь, что ли?! Забыла, что должна была дать мне отбой? – распахнув дверцу, накинулась на меня Ирка.
Я не отвечала и даже не шевелилась, что было на меня настолько непохоже, что Иркино беспокойство вернулось и удвоилось.
– Ленка, ты почему молчишь? Что с тобой? – Встревоженная подруга потрясла меня за плечо, повернула мою голову, заглядывая в лицо, и тут испугалась по-настоящему.
Лицо у меня было мертвенно-бледное – покойница, да и только!
Ирка прислушалась, обнаружила, что я еще дышу, но еле-еле. Пощупала пульс – слабый, едва заметный. Попыталась поудобнее уложить меня на сиденье, поправила сползшую с плеча вязаную кофту, и тут увидела на моем предплечье характерный след недавнего укола.
– Е-твое! – Выругавшись, Ирка поспешно села в машину, рванула ее прочь от спиногрызовского дома, и, уже вывернув на шоссе, не останавливаясь и не переставая рулить одной рукой, другой нащупала на поясе мобильник, кое-как настучала номер и позвонила капитану Лазарчуку.
Долгий сумбурный разговор, состоявший в основном из покаянного монолога Ирки, съел остатки ее телефонного счета, но дал немедленный результат. Уже на въезде в город нашу «шестерку», завывая сиреной и мигая огнями, остановила милицейская машина. Высунувшийся из нее Серега Лазарчук помахал Ирке, призывая следовать за патрулькой, и кортеж из двух отчаянно сигналящих автомобилей вихрем понесся по городским улицам.
– Слышь, Васька, шо я нонче видела!
Едва во двор вкатилась красная «Нива», и сын с невесткой вылезли из машины, Пилипенчиха поспешила поделиться с ними сенсационными результатами своих наблюдений:
– К Спиногрызовым Настька приезжала!
– Ну и что? – без интереса вопросил Василий, вытаскивая из багажника пакеты с покупками.
– И то! Она не одна приезжала, а вдвоем!
– С мужем, что ли? – лениво поинтересовалась невестка.
– А вот и не с мужем! С другой Настькой! Ну, что ты на меня смотришь, как на дуру? Говорю, Настек было две! Одна рыжая, в брюках и на «Жигулях», вторая не очень рыжая, в юбке и на «Мерседесе», чи как он там называется, не знаю. Одинаковые – прям как близнецы!
– Это «жигуль» и «мерс» тебе одинаковые, как близнецы? – насмешливо хмыкнул Василий.
– Дурень! Настьки одинаковые!
– Маманя, вы опять у меня в гараже шарили? – насупился сын. – Говорил же вам, не лезьте в шкафчик, то на полке в бутылках никакой не уксус стоит, то самогонка!
– Я не пьяная! – обиделась Пилипенчиха.
– Она не пьяная, она дурная, – подтвердила Галка.
– Не дурнее вашего! – разозлившись, в голос закричала бабка. – А ну, умники, гляньте на улицу, там чужой «жигуль» стоит!
Пожав плечами, Василий шагнул ближе к забору и глянул поверх ограды. Улица была пуста.
– Ну шо, мама, допрыгались с пенька на пенек? – злорадно сказала Галка. – Мозги-то у вас и повыскакивали! Все, пора в дурдом!
– Тихо! Слышь, машина порыкивает по проулку? Все дале и дале, вот ужо и не слыхать совсем, – скосив глаза, Пилипенчиха напряженно прислушивалась. – То Настька на «жигулях» укатила!
– Не-е, то лягушонка в коробчонке едет! – ехидно хихикнула вредная невестка.
– А ну, геть отседова, лягушонка! – гаркнула на нее бабка. – Пшла вон, корова безмозглая!
– Поглядеть еще надо, кто тут безмозглый! – пробормотала Галка, направляясь в дом.
Василий пожал плечами и направился за ней. Пилипенчиха, оставшись одна во дворе, ворча, влезла на пенек и вперила горящий взгляд в пустую дорогу. Авось Настьки еще вернутся…
Рыжие или не рыжие, но девки больше не показывались, однако растревоженная Пилипенчиха еще долго терпеливо караулила их на пеньке, слезая с него лишь для того, чтобы размять затекающие ноги.
В десятом часу вечера, уже лежа в кровати, Галка решительным тоном сказала мужу:
– Все, Вася! Кончилось мое терпение! С бабкой надо что-то делать! Видишь, старуха совсем спятила, да еще буйная делается – гляди, как она на меня набросилась!
– В город свезу, в больницу, – буркнул Василий, накрываясь с головой одеялом.
– В психиатрическую, – удовлетворенно добавила Галка.
Если бы бабка Пилипенчиха могла заглянуть в городскую психушку в этот самый момент, ее нервное расстройство усугубилось бы: как раз в десятом часу вечера врач-психиатр профессор Топоркович внимательно осматривал экстренно доставленную пациентку, голубоглазую рыжеволосую девицу в испачканных землей джинсах и вязаной кофте.
Опять суббота
– Увидела я ее морду – и у меня сердце в пятки упало, – возбужденно рассказывала Ирка теплой компании, в глухой полночный час рассевшейся у горящего камина в их с Моржиком особняке.
Компания состояла из самих хозяев дома, меня с Коляном, капитана Лазарчука и незнакомого мне худощавого мужчины с нервными руками пианиста. Масяня спал в соседней комнате на безразмерном итальянском диване, и у него там тоже была компания: кот, уютно устроившийся на соседней подушке и прикрытый общим с Масей одеялом по верхние лапы, и пес, проведенный мной в комнату втайне от Ирки. Собака спала на пушистом ковре, прислонив к дивану мохнатую спину, на которой покоилась Масина ручонка. Этим троим было хорошо вместе.
А мне было несколько неуютно в компании незнакомого человека. Худощавый, возможно, тоже нервничая, безостановочно крутил в пальцах пузатую рюмку, так, что отражение горящего в камине пламени сияло в стекле яркой слепящей звездой. Я смотрела на этот огонек, разинув рот, как полная идиотка, каковой я себя и чувствовала. Ничего из того, что рассказывала Ирка, я не помнила!
– Морда у нее была голубая, как перепелиное яйцо, – запоздало содрогнувшись, объявила Ирка.
– Перепелиные яйца, по-моему, зеленые, – поправил Моржик.
– Голубая с прозеленью, – отмахнулась Ирка. – Глаза закрыты, рот, наоборот, раззявлен, – ну, чистый жмурик!
– У жмурика глаза были бы открыты, – снова встрял Моржик.
Ирка опасно полыхнула в его сторону очами, Моржик замолчал и прикрылся коньячной бутылкой.
– А рот у нее и у живой раззявлен, – предательски заметил мой любящий супруг.
Все посмотрели на меня, и я спешно захлопнула пасть, щелкнув зубами, как акула.
– Это реакция на укол, – авторитетно заметил худощавый.
– На какой укол? – хмурясь, спросила я.
Лазарчук посмотрел на худощавого с непонятным намеком. Тот едва заметно кивнул.
– Ты что, действительно, ничего не помнишь? – сочувственно спросил меня Колян.
– В самом деле, какой укол? – повторил мой вопрос Моржик. – Мне очень хотелось бы знать, как называется этот препарат и где его можно купить?
– А тебе зачем? – грозно насупилась Ирка.
– Как – зачем? – Моржик поставил бутылку на пол, упер локти в колени и мечтательно поднял глаза к потолку. – Только представь: с вечера мы с тобой поссорились, ты меня кроешь последними словами, знать не хочешь, гонишь спать в гостиную, а я тебе потихонечку этот укольчик – раз! И порядок! На другой день ты ни сном ни духом о вчерашнем скандале, мир да гладь, божья благодать!
– Избави вас бог от такой благодати! – испуганно замахал руками худощавый. – После такой инъекции можно и память потерять, и рассудок! Леночка еще легко отделалась, Сережа с Ирочкой вовремя привезли ее ко мне, можно было предпринять кое-какие контрмеры, так что фатальных расстройств ожидать не следует…
– Прекратите говорить обо мне так, будто меня тут вовсе нет! И будто я клиническая идиотка! – не выдержав, закричала я.
– А что, не идиотка?! – накинулась на меня верная подруга. – Ты зачем позволила этой стерве уколоть тебе эту гадость?
– Какую гадость? – переспросила я.
Ирка осеклась. Все внимательно посмотрели на меня.
– Какой стерве? – тихо спросила я.
Худощавый ласково похлопал меня по руке:
– Леночка, не надо волноваться! Вам сейчас нужен полный покой, положительные эмоции, общество приятных людей – и все будет хорошо, память к вам вернется…
– Вспомнила! – перебила я его радостным восклицанием.
