Ирина Потанина - Дети Деточкина или Заговор Бывших мужей
«Все спят? Или делают вид, что спят?» – мысль о возможной засаде Некты не давала мне покоя.
«Господи, да может этот Некто вовсе и не живет здесь!» – попыталась успокоиться я, – «Может, он, как ребята, живет где-то в городе… Ну конечно! Не с Робиным же он приехал? Откуда бы он тогда так хорошо город знал, что сумел не прекратить слежку после всех моих петляний и ухищрений? Спит сейчас себе где-то в железобетонной коробке городской квартиры, и даже не подозревает, что я себе про него напридумывала.»
– А вот и наше холостяцкое жилище, – галантно распахнул передо мной отчаянно скрипящую калитку Робин.
При желании из этого места можно было сделать отличный дачный участок. Увы, подобные мысли, похоже, приходили только в мою голову. Тропинка, ведущая от калитки к дому, который в своей покосившейся раскуроченности казался нежилым, петляла среди густых зарослей враждебных кустарников.
Опираясь на локоть Робина, я, не без опаски, вошла в помещение. Пахнуло сыростью.
– Разуваться не надо, проходи, присаживайся, – Вадим щелкнул выключателем, предварительно тщательно заперев входную дверь. Отчего-то это показалось мне зловещим предзнаменованием, – Это, чтоб комары не налетели, – оправдался Робин, и мне тут же сделалось стыдно. И за свою излишнюю мнительность, и за неумение её скрыть.
Я робко огляделась и уселась на застеленную покрывалом сетчатую кровать. Других посадочных мест в этой полукухне – полукомнате не было. Интересно, что вынудило Робина, избалованного комфортом и уютом , выбрать именно это место для укрытия?
– Чайку выпьем? – не дожидаясь ответа, Вадик поставил на электрическую плитку большую эмалированную кружку с набранной из умывальника водой, – Ты не смотри, что у нас тут так. Не обжились еще. Вообще, место отличное. Вода, электричество. Мы тут еще такое себе уютное гнездышко отгрохаем, ого-го! Ни одна собака не отыщет!
– Кто это, «мы»? – севшим голосом спросила я и поспешила подключить зарядку своего телефона к ближайшей розетке. Без связи с внешним миром я чувствовала себя уж совсем неуверенно.
– «Мы» – это «мы»! – засиял от возможности снова заморочить мне голову Робин, – Все те, кому по твоей милости теперь в подполье уйти придется.
– Чего это «по моей»? – неожиданно для самой себя я обиделась, – Между прочим, если по совести, так мне нужно было еще три дня назад всё о тебе Виктории рассказать.
– Спасибо большое, – Робин, паясничая, низко поклонился, – Отсрочила мне гибель, оттянула смертушку…
– Прекрати! – мысль о том, что Робин считает меня предательницей, отчего-то оказалась непереносимой, – Я всего лишь пришла забрать Мэтра. Зла ни тебе, ни ребятам я не желаю…
«Что ты несешь?! С чего оправдываешься?!» – изумился кто-то внутри меня, – «То есть, ты позволишь Робину продолжать и дальше заставлять мальчишек грабить людей? Ему-то что? Уедет, и след его затеряется в далеком закордонье. А ребятам отвечать придется.»
– Не желаешь? – Вадим, казалось, только и ждал подобного моего признания, – Тогда, сделай милость, – Робин движением переигрывающего фокусника вытащил из-за пояса мобильный телефон, – Позвони своим, м-м-м, проверенным людям, – Вадик улыбнулся так невинно, словно речь шла о какой-то совершенно незначительной услуге, – Будь так любезна, предупреди, что с тобой всё ОК и письмо читать не надо…
«Ничего себе запросики!»
– Читайте классиков, господа. Сначала стулья. В том смысле, что прежде мы с находящимся в полном здравии Мэтром целыми и невредимыми разъедемся по домам… – невольно я переняла Вадькину игру и теперь тоже изображала ни к чему не обязывающий светский треп.
Вадим задумался, якобы отвлекшись на заваривание чая. Кинув в веселенькие цветастые чашечки заварку, он залил её кипятком и накрыл сверху невесть как сохранившимся здесь журналом «Работница», выпущенным в середине прошлого века.
– Ты ставишь меня в совершенно неэстетичную позу, – соизволил-таки заговорить Вадим, – Предположим, я отпущу Мэтра. Вы оба окажетесь на свободе. Свобода опьяняет и, кто знает, что вам придет в голову в следующий момент…
Я вдруг заметила, что пальцы Вадима слегка подрагивают. Несколько капелек пота, выступившие на аристократическом Робиновском лбу, явно не имели ничего общего с уже давно отправившейся на ночной отдых жарой. Видимое спокойствие Вадика давалось ему с огромным трудом.
– Я обещаю тебе, – начала я.
– Ты не можешь обещать за других людей, – быстро проговорил Робин, и стало ясно, что он предвидел подобный мой ответ.
– Мэтру не выгодно подставлять тебя. Тем самым он откроет и собственную причастность к ограблениям, – в ответ на это изречение, Вадим страдальчески воздел руки к потолку и скорчил такую мину, будто я говорила нечто невообразимо глупое, – Хорошо, что ты предлагаешь? – мне тоже все труднее давалась хладнокровность.
Вадим вздохнул с облегчением, приняв мой вопрос за согласие сотрудничать.
– Ты отменяешь своё письмо, говоришь мне, где хранится рыжий чемодан и остаешься моей гостьей до, скажем так, окончательного завершения операции. Это еще дня три, не больше. Со своей стороны гарантирую уважительное отношение и полную неприкосновенность, как тебе, так и мужу твоей Виктории.
– Не согласна ни с единым пунктом. Даже с последним, потому что в твоем участии моя неприкосновенность не нуждается.
– Ошибаешься, – всё тем же жестом фокусника Робин достал из-под полы пиджака пистолет и навел его на меня, – Звони, – коротко бросил он, сделавшись вдруг очень серьезным и напряженным.
– Что это? – мне вдруг сделалось жутко смешно, – Нет, ну нормально?! – истеричные всхлипывания смеха выдавливались из меня, совершенно не обращая внимания на мои попытки сдержать их, – Я, рискуя быть загрызенной насмерть собственной совестью, ищу с ним встречи, решаюсь на опасные переговоры, еду на ночь глядя ч-черт знает куда, а он… А он оказывается банальным гангстером с пистолетом… Вадик, ты разочаровываешь меня.
– Прекрати эту истерику! – Вадим не спускал с меня ни глаз, ни смертоносного дула, – С тобой серьезно разговаривают! – Вадим отчего-то тоже не смог сдержать сдавленного смешка, – Котька, перестань, – продолжил он уже совсем другим тоном, – Ну подумай сама, что бы ты делала на моем месте? Ты не оставляешь мне выбора. Ты сама решила воевать против меня. А на войне, знаешь ли, как на войне. Тем более, никакие другие доводы на тебя не действуют, – Вадик, словно указательным пальцем, назидательно покачал дулом пистолета, – Позвони ты уже, чтобы я мог убрать эту штуку. Знаешь ли, ружье в кадре обязывает к выстрелам… Я такого не хочу…
Я вдруг представила, что будет, если Робин решится выстрелить. Краткий миг боли, потом погружение в объятия блаженного беспамятства. И покой. Долгожданный, вымаливаемый, необходимый… Потом я представила реакцию Георгия. Он, конечно же, отнесется к происшедшему философски. Не сломается, будет жить дальше. Бороться за свою справедливость и покой мирных граждан. Только скорбные складки в уголках губ, да ставший вдруг совершенно пустым взгляд, выдадут тяжесть и бездонность потери. Сначала он, правда, перебьет в качестве мести всю без разбора шайку Робина. Мне вдруг стало жалко Шурика с Артемом. Да и Васька с Сержем. И Робина. И даже Некту, немного… Он ведь не виноват, что оказался в такой роли… А потом мне стало ужасно жалко маму. Она, конечно, будет в трансе. Правда, Настасье моя гибель, вполне возможно, пойдет на пользу. Как дурной пример, которому не стоит подражать. Как ранняя трагедия, которая мгновенно делает человека мудрее и учит ценить близких…
– Ты прекратишь надо мной издеваться? – голос Робина вернул меня к реальности, – Может, в такое время уже слишком поздно звонить? – добровольно подсказывал мне возможные пути к временному перемирию Вадик, – Пообещай, что утром позвонишь.
Мне вдруг стало невыносимо противно. Робин играл в нехорошие игры. Играл с людьми, будто они были просто марионетками. Нажимал, словно на механические кнопки, на различные инстинкты и психологические нюансы, добивался интересных результатов, забавлялся… Кто дал ему право считать окружающих материалом для психологических опытов? Да мы сами. С точностью механических часов, отрабатывая все возложенные на нас прогнозы, мы подпитывали манию Вадика и ему подобных. Кто сказал, что инстинкт самосохранения, на который ныне пытался давить Робин во мне, действительно имеет надо мной безграничную власть?
– Стреляй, – я посмотрела прямо в глаза первому мужу, сама удивившись собственному спокойствию, – Шутки кончились. Угрожаешь – будь готов выполнить угрозы. Может, хоть совершив нечто действительно ужасное, ты прекратишь свои глупые игры и излечишься от потребности выстраивать людей в сюжеты. Стреляй.
Мир, в котором Робин Вадим, близкий друг, первый муж и во многом учитель, мог выстрелить в меня, был мне не нужен.
