Шарль Эксбрайа - Не сердитесь, Иможен! Возвращение Иможен
– Судя по тому, что я сам слышал от мисс Мак–Картри в «Гордом Горце», она видела человека, с которым столкнулся Мортон…
Инспектор не стал скрывать правду.
– К несчастью, это не так. Мы просто хотели расставить убийце ловушку.
– Но… мисс Мак–Картри ведь рисковала жизнью!
– Она знала об этом.
Мак–Рей промолчал, но его восхищенный взгляд согрел душу Иможен.
Гастингс встал.
– Ну, поехали в «Чёрный Лебедь». Что с вами, Мак–Клостоу?
– Неужто вы собираетесь взять с собой эту особу и журналиста?
– Я полагаю, мисс Мак–Картри достаточно дорого оплатила свое право участвовать в расследовании. А Мак–Рей пусть лучше помогает, чем путаться под ногами. Я уже как–то имел с ним дело: парень не нарушает правил игры и ничего не печатает без разрешения.
Репортер поклонился.
– Спасибо, Гастингс.
При виде инспектора и его свиты у Джефферсона Мак–Пантиша подогнулись колени. Его смертельно пугало все, что могло хоть в какой–то степени нарушить привычную, размеренную жизнь гостиницы. Именно поэтому Джефферсон ненавидел полицейских, великих умельцев сеять панику. По этой же причине, невзирая на всю свою природную любезность, услышав, что Гастингс хочет с ним поговорить, Мак–Пантиш жалобно простонал:
– Как, опять?
– Совершенно верно, мистер Мак–Пантиш. И запомните: это далеко не в последний раз. Убит один из ваших постояльцев. Так–то вы исполняете свой профессиональный долг?
Несправедливость упрека потрясла Джефферсона до слез.
– Да разве я мог помешать? – робко возразил он.
– Надо было выбрать другую работу, раз вы не способны прилично содержать гостиницу. Конечно, очень легко все свалить на старые добрые шотландские привидения, но я, Мак–Пантиш, в привидения не верю!
После такого кощунственного заявления наступила гробовая тишина, и Гастингс, словно ощутив всеобщую враждебность, попытался исправить ошибку:
– …По крайней мере, когда я на службе! – добавил он.
Похожий на ржание смешок мисс Мак–Картри, вдруг раздавшийся за спиной инспектора, оповестил последнего, что ему не удалось провести Иможен и, скорее всего, эта дурацкая обмолвка еще больше усложнит задачу. Гастингс совсем разозлился, и бедняге трактирщику пришлось отдуваться еще и за это.
– Ну, Мак–Пантиш, хватит увиливать! Говорите, что вам известно о Мортоне!
– Мне? Ничего.
– А может, вы просто не хотите сказать правду?
– Но почему, ради всех чертей с хвостами и копытами?
– Я попрошу вас сменить тон! Послушайте, Мак–Пантиш, в вашей гостинице жил человек по фамилии Мортон. Его чтото настолько встревожило, что старик счел нужным побеспокоить полицию. И при этом он ни слова не сказал вам?
– Даже ни звука.
– И вас это не удивляет?
– Нет.
– Короче, Мак–Пантиш, насколько я понимаю, вам глубоко плевать, что творится у вас в гостинице?
Тут уж Джефферсон не выдержал.
– Это постыдно! Просто постыдно! Тридцать пять лет я управляю «Черным лебедем»! Слышите? Тридцать пять лет! И еще ни разу никто не смел так со мной разговаривать! Я напишу в Глазго! Я буду жаловаться! Вы не имеете права меня оскорблять!
– Закончили?
– Нет, не закончил! Хоть вы и полицейский инспектор, я вас…
Трактирщик прикусил язык.
– Что именно вы хотели со мной сделать, мистер Мак–Пантиш? – медовым голосом осведомился инспектор. – Но все–таки я не оставлю вас в покое, пока не выложите все, что знаете о Джоне Мортоне.
– Да сколько ж можно талдычить, что ничего я не знаю, кроме того, что он сам написал в карточке? Между прочим, в мои обязанности вовсе не входит исповедовать клиентов.
– И Мортон ни разу с вами не разговаривал?
– Во всяком случае, я ничего такого не упомню. Конечно, не считая всяких «добрый день» или «кажется, пойдет дождь». Правда, однажды мы говорили чуть дольше, и было это незадолго до смерти Мортона.
– Вот как?
– Да, я сидел на скамейке, вон там. Вижу, возвращается Мортон. Подсел ко мне. Я заметил: вид у него озабоченный. Мортон спросил, верю ли я в привидения. Ну, я его и успокоил как только мог. Рассказал, какая у меня хорошая тетя Мойра…
– А при чем тут ваша тетя?
– Говорю же, я хотел успокоить Мортона, инспектор. Я признался ему, что тоже иногда чувствую себя не в своей тарелке и тогда зову на помощь тетю Мойру. Она женщина старая, мудрая и никогда не откажет в добром совете.
– Но, черт подери, какое дело Мортону до вашей мудрой тети и ее советов?
– Повторяю вам еще раз: я пытался успокоить Мортона. А моя бедная милая тетя давным–давно стала привидением.
– При…видением?
– Ну да, инспектор. На Рождество исполнится ровно двадцать лет, как она умерла.
Гастингсу хотелось бы думать, что Мак–Пантиш его разыгрывает, но, увы, он быстро убедился в его полной искренности. Быстрый взгляд на Мак–Клостоу и Иможен сказал ему, что оба не находят в словах трактирщика ровным счетом ничего удивительного. А журналист, явно забавляясь этой сце– ной, что–то строчил в блокноте. Инспектор с трудом взял себя в руки.
– Мне не особенно нравятся ваши россказни о разгуливающих по белу свету привидениях, мистер Мак–Пантиш, и от души советую держать их при себе. Сколько у вас сейчас служащих?
– В последние две недели их осталось совсем мало, инспектор. Повар Обсон, посудомойка Дженни, метрдотель Тренкет, официантка Фиона, да еще две горничные: на третьем этаже Элспет и на втором, где, кстати, жил Мортон, – Исла.
– Зовите их всех сюда, и побыстрее!
Мак–Пантиш ушел собирать прислугу, а Иможен приблизилась к инспектору.
– Откуда родом ваша мать, мистер Гастингс?
– Мама? Из Ньюкасла, мисс.
– Так я и думала!
– Вот было бы любопытно узнать, каким образом вы догадались, Что мама приехала именно из Ньюкасла?
– Названия города я, конечно, не знала, но почти не сомневалась, что она англичанка. Вы полушотландец, инспектор.
И что это значит, мисс Мак–Картри?
– Ничего, инспектор, но зато кое–что объясняет.
– Что объясняет, мисс?
– Ну, скажем… ваш скепсис, совершенно неестественный для настоящего шотландца.
Появление прислуги избавило Гастингса от необходимости отвечать. Внимательно оглядев всех, инспектор выбрал толстую неопрятную девицу:
– Как вас зовут?
– Дженни Дермот, сэр.
– Расскажите мне, что вы знаете о Джонс Мортоне.
– О ком?
– О Джоне Мортоне.
– Даже не слыхала о таком.
– Это тот, кого нашли мертвым в номере.
– А–а–а… Я его ни разу не видала.
Не очень удачное начало. Полицейский поглядел на стоявшего рядом с Дженни высокомерного молодого человека.
– А вы? Как ваша фамилия?
– Обсон, сэр… Питер Обсон, шеф–повар. Я никогда не имею дела с постояльцами и не припомню, чтобы мне случалось видеть джентльмена, о котором вы упоминали. Весьма сожалею.
Гастингс сердито подошел к улыбчивой и элегантной молодой женщине.
– А вы кто?
– Фиона Скотт, сэр… Я прислуживаю за столом.
– Что–нибудь можете сказать о Мортоне?
– Это был очень воспитанный джентльмен, сэр. Всегда приходил вовремя и ни разу не пожаловался на еду. Еще мистер Мортон говорил, что у меня фигура кинозвезды. Очень рассудительный был джентльмен, сэр.
– Не сомневаюсь. А вы, мисс?
– Элспет Брайан, сэр. Я горничная на третьем этаже. Мне ни разу не пришлось разговаривать с мистером Мортоном. Прошу прощения, сэр.
Расстроенный инспектор обратился к последней девушке.
– Я вас слушаю, мисс.
– Меня зовут Исла Денс, сэр. Я убираю комнаты второго этажа. Мистер Мортон был очень милым старым джентльменом. И всегда старался не причинять лишних хлопот.
– Да–да, а в день его смерти вы не заметили ничего особенного?
– Уходя к себе в номер, он спросил, верю ли я в привидения. Я, конечно, ответила, что да, и рассказала, как работала в доме, где обитал один призрак…
– Довольно, мисс, благодарю вас.
– Но я хотела…
– Нет, мисс, хватит! А вы, мой друг?
– Арчибальд Тренкет, метрдотель, сэр.
Тренкет производил впечатление человека, любящего послушать самого себя, и держался с величайшей торжественностью.
– Как вам, вероятно, уже известно, сэр, мистер Мортон принадлежал к нашему кругу. Судя по тому, что он мне рассказывал, мистер Мортон много лет прослужил в разных домах, приличных, но не более того. Ему немного не хватало блеска, необходимого для службы в первоклассных заведениях. В остальном это был, как здесь уже говорилось, очень вежливый джентльмен, старавшийся максимально облегчить работу персонала.
– Мортон никогда не спрашивал, что вы думаете о привидениях?
Мертдотель вздрогнул от возмущения.
– Он никогда не позволил бы себе подобной бестактности, сэр.
