Смерть и креативный директор - Рина Осинкина
– Хотите мой? – предложила она, открывая сумочку, и тут же, как бы вспомнив о чем-то более существенном, чем чаепитие, спросила: – Кстати, не взглянете на одну вещь? Я ее везла, чтобы вашему Николаю показать, ну так вам продемонстрирую. Возможно, вы ее узнаете. Уверена даже, что узнаете.
И вытащила белесый пакет. И вытряхнула на столик футболку.
В доме они не одни – экономка на втором этаже присутствует, Олесе бояться нечего. Зато она сможет наблюдать, как побледнеют губы убийцы, а возможно, и руки задрожат – он ведь не сразу сообразит, что вещь не его, вот и разволнуется.
– Ну? – спросила она чиновника, когда тот, наморщив лоб, поворачивал в руках фальшивую улику и так, и этак.
– А почему я должен это узнать? – поинтересовался он слегка озадаченно.
– Потому что она ваша, – уверенным тоном сообщила Олеся, не желавшая расставаться с надеждой, что результат эксперимента будет положительный. – И этой самой футболкой убийца вытер руки, выпачканные в крови, после того, как прикончил вашу гостью. И возможно, он протер камень, которым размозжил ей голову. Видите – пятна после стирки остались?
– Да вы что?! – поразился Михеев, вновь берясь рассматривать мнимый вещдок. – Откуда сведения? И сама футболка у вас откуда?
Видимо, он нашел ответ самостоятельно, потому что сначала энергично выругался, а затем разразился смехом.
– Ну, Сергевна, ну, пройда! Сколько она у вас запросила? Сейчас пойдем к ней разбираться.
Олеся запротестовала, с опозданием сообразив, что было весьма глупо предъявлять ему псевдоулику после того, как узнала, что экономка, не имеющая к этой футболке никакого отношения, сейчас находится в доме.
– Никаких возражений! – весело заявил Михеев. – Ну, какова шельма, а? Оцените, Олеся: с неделю назад я пролил соус себе на пузо, пардон, на футболку. Ночной жор напал, со мной такое бывает. Вещь мне нравилась, не скрою, но сам виноват. Я в стиралку ее и сунул, не дожидаясь утра. Что пятна останутся, догадывался, а Любе потом сказал, чтобы она ее выбросила или на тряпки пустила. А она, выходит, припрятала и вам в качестве улики подала.
Он снова взял в руки старую Олесину футболку и рассмотрел более внимательно, после чего решительно заявил: «Фуфло. Уволю. Без рекомендаций».
– В каком смысле – фуфло? – растерянно спросила Олеся, осознав, что влипла. И экономку подставила. Не поверит чиновник, что ни при чем Любовь Сергеевна. Особенно потому, что другого объяснения, кроме как у экономки взяла, Олеся предложить ему не может. Идиотка.
– В том смысле, уважаемая госпожа Завягина, что не моя это шмотка. Я не сразу внимание обратил на лейбл. Видите на рукаве пришит – «Павлотти», а это самый что ни на есть ширпотреб. Весь мой трикотаж – декатлоновский.
Он внезапно умолк. Снова плюхнулся в кресло и посмотрел на гостью внимательно. Спросил с неприятной усмешкой, прищурившись:
– А вы точно из Совета по правам человека, а, госпожа Звягина? Вы не с Петровки, случайно? Не под прикрытием ли работаете от отдела по особо тяжким?
– Не понимаю логику ваших рассуждений! – нервно проговорила Олеся.
– Нет, это я не понимаю логику вашего начальства! – взорвался он и принялся жестикулировать, размахивая руками, что, в общем, с учетом того, что он сидел, развалясь в кресле, смотрелось уморительно. – Убийца изобличена и, я полагаю, под стражей уже, а вы никак не угомонитесь! Акции, понимаешь, устраиваете, провокации! Или, может, у вас там «новая метла» появилась, хочет высший класс показать?! Или этот Родионов-жучара сунул кому-то из высших чинов на лапу, чтобы жену отмазали, и теперь вы козла отпущения ищете?
– А отчего вы так разволновались, господин Михеев?
– Разволновался? Вовсе нет. Просто глупость человеческая бесит. Предположить, что кто-то будет оттирать кровь тряпкой, если тут же, в метре, есть рукомойник с горячей водой!.. Ума палата.
В огромной комнате повисла тишина.
Олеся не решалась посмотреть в его сторону, и в то же время – очень этого хотела.
Они встретились взглядами. Михеев повел бровью, широко улыбнулся, пожав плечами.
– Кажется, я был излишне эмоционален. Извините.
– Ну, что вы. Какие пустяки.
В голове у нее царил сумбур. Вот как она должна оценивать поведение только что ею причисленного к возможным убийцам хозяина особняка?
Как безупречное – проверку футболкой он с блеском прошел.
Однако следует учесть, что пройти этот тест он смог по той простой причине, что его испорченная футболка, вероятно, и вправду была перепачкана соусом. И никаких других футболок он не пачкал. Никаких и ничем.
Но его реплика о горячей воде в рукомойнике насторожила. Уж не ляпнул ли ты лишнее, сокол? Уж не проговорился ли?
Похоже, Олесе пора начать бояться.
Чепуха. Ей ничего не грозит, если по дому расхаживает могучая Любовь Сергеевна, напевая себе под нос арию варяжского гостя и смахивая пыль с мебели и прочих предметов интерьера. Или в своем офисе сидит за швейной машинкой. В случае опасности, Олеся позовет ее на помощь, и помощь получит.
Однако, отчего так вышло, что повара сегодня нету, а экономка, напротив, присутствует? Олеся что-то напутала? Похоже, что так. И теперь уже ничего не исправишь.
Мысль о том, что произошло нечто непоправимое, ей не понравилась. Глупая мысль, опрометчивая. Бывают опрометчивые слова, бывают и мысли тоже.
И Михеев почему-то не на работе, и это совершенно некстати.
С другой стороны: почему же не кстати? Она тратила два часа личного времени на поездку в Ново-Рогачево и столько же намеревалась потратить на обратный путь не только лишь для того, чтобы вычеркнуть кого-то из списка подозреваемых. Ей нужно преступника выявить в конечном итоге. Возможно, ей повезло, выявила. Но оценить в полной мере везение она сможет, покинув особняк, никак не раньше.
Уйти не терпелось.
Однако, просто так распрощаться с чиновником не получится. Вопрос про Петровку был задан и, вероятно, будет повторен.
Можно, конечно, вскочить и сломя голову броситься наутек, в надежде, что входная дверь не заперта, и замок калитки хозяин тут же не заблокирует с пульта, купируя бегство, но, если он задастся целью, то в две минуты настигнет ее на середине дорожки, ведущей к воротам. Ее положение от этого значительно усложнится. Он затолкает ее в подвал под гаражом или куда-нибудь в этом роде, и тогда никакая Любовь Сергеевна не услышит Олесины стенания и призывы о помощи.
Конечно, не исключен вариант, что он не бросится, а, приподняв бровь, проводит ее
