Карина Тихонова - Ночь большой луны
Егор немного послонялся по пустым станичным улицам. Нашел небольшой магазинчик, который в советское время назывался «сельпо», купил батон хлеба, кусок колбасы и бутылку теплого пива. Оприходовал паек на том же осточертевшем берегу реки неопределенного пола, которую древние греки называли «Танаис». Упивался ощущением собственной ненужности.
Интересно, что сейчас делают домашние? Ужинают, небось… А о нем даже не вспоминают.
И не надо!
― Ну и черт с вами! ― сказал он вслух.
Допил пиво, по привычке поискал глазами мусорную урну, разумеется, не нашел. Разозлился еще сильней и швырнул бутылку в речные заросли.
Ему в плечо ткнулось что-то теплое. Егор быстро обернулся.
― С ума сошел? ― укорил Тюбик. ― А если кто-нибудь поранится осколками?
― Она не разбилась, ― хмуро ответил Егор, смущенный тем, что его поймали на месте преступления.
― Может разбиться, ― не отставал Тюбик. ― Подними.
― Оставь меня в покое! ― повысил голос Егор.
Но Тюбик не обиделся. Уселся рядом и неторопливо начал вправлять приятелю мозги:
― Во-первых, не ори. Я перед тобой ни в чем не провинился.
― Извини, ― пробормотал Егор.
― Извиняю. Во-вторых, хватит дуться на весь свет. Чего ты от всех прячешься?
― А кому я нужен? ― огрызнулся Егор.
― Во-первых, за тебя беспокоится Степан. Ты ушел восемь часов назад и никого не предупредил, что уходишь надолго. Во-вторых, за тебя беспокоится Ника…
Егор навострил уши.
― Врешь, ― сказал он недоверчиво.
― Выбирай выражения, ― холодно посоветовал Тюбик.
Егор промолчал. Извиняться второй раз не стал. Хотя стоило это сделать.
― Они со Степаном уже ездили тебя разыскивать. Исколесили станицу, у холмов побывали… Степан, между прочим, даже лошадей забросил из-за тебя.
― Большая честь! ― ядовито пробормотал Егор.
― Да, ― подтвердил Тюбик. ― Большая. Я не представляю, что он может забросить лощадей из-за кого-то еще. Кроме Васьки, конечно…
Тюбик сделал паузу.
― Ну, а кроме них есть еще кое-кто, кому ты небезразличен.
― Интересно, кто же это? ― недоверчиво спросил Егор. Насмешливо фыркнул и договорил: ― Только не заливай, что Васька без меня жить не может!
― Васька может, ― сухо ответил Тюбик. ― Я вообще-то имел в виду не его, а себя. Я думал, мы друзья, прости за самонадеянность.
Егору стало стыдно. Он взъерошил волосы на голове и сказал:
― Свинья я, однако. Прости меня, Тюбик. Ты настоящий друг. В отличие от меня.
― Ладно, с кем не бывает, ― ответил великодушный Тюбик. Поднялся с травы. Отряхнулся и велел: ― Пойдем домой.
― Пойдем, ― согласился Егор.
Но прежде чем покинуть берег, он залез в речные заросли и отыскал брошенную бутылку. Показал ее Тюбику, смущенно сказал:
― Вот!
― Молодец, ― одобрил Тюбик. ― Умеешь исправлять свои ошибки!
И неторопливо побежал впереди Егора.
Дома их встретили по-разному. Васька, увидев Егора, сердито сказал:
― Ну, вы даете!
И ушел.
Ника спросила:
― Все в порядке?
А Степка, как обычно, проявил рассудительность и обронил:
― Ужин на столе.
Впрочем, остракизму его подвергать не стали. Егор уже давно понял, что долгое смакование обид здесь совершенно не в ходу. Точно такой же характер был у его бабушки. Ее гнев походил на летнюю грозу: налетал шквальным рывком, разряжался коротким проливным дождем и испарялся через десять минут после начала.
Зла в душе она не держала никогда и прошлые провинности никому не поминала.
Егор сидел в одиночестве за кухонным столом. Есть не хотелось, хотелось извиниться перед друзьями, которым он по глупости доставил столько неприятностей. В этот момент в кухню вошел Степка.
― Ты в порядке? ― спросил он.
― Извини меня, ― покаялся Егор. ― Сам не знаю, что на меня нашло.
Степка махнул рукой.
― Ерунда! Что ж тут непонятного? Сердишься, что барышня на тебя мало внимания обращает.
Он пожал плечами.
― Может, я бы на твоем месте тоже обиделся.
― Нет, ты мне скажи, ― спросил Егор, ― почему ей с Васькой интересней, чем со мной?
― Они друг друга хорошо понимают, ― ответил Степка. ― Общего много. Оба рано матери лишились, к примеру… Да и сил у них много, им еще порезвиться хочется, как щенкам.
И примирительно добавил:
― Не обижайся на нее. Она совсем девчонка.
Егор вздохнул. Злость еще тлела в душе догорающими огоньками, но уже не причиняла боли.
― Ты прав, ― сказал он Степке. ― Я вел себя как идиот.
― Вот и славно, ― завершил довольный Степка. ― Мир и дружба. Я это больше всего люблю.
И добавил:
― Пойдем картошку печь.
― Пойдем.
Расселись, как вчера, вокруг специально вырытой ямки для костра. Егор чувствовал себя немного неловко, но Ника вела себя с таким поразительным дружелюбием, что он даже удивился. Обращалась к нему через каждые пять минут, словно хотела убедиться, что Егор ей ответит. Получается, она тоже чувствует себя виноватой.
«Ладно, проехали», ― решил он великодушно.
― Ника, где ты так загорела? ― спросил Васька, с которым они без конца шушукались и пересмеивались.
― На море, ― ответила Ника.
― В отпуск ездила?
Ника энергично замотала головой. Во рту у нее была горячая рассыпчатая картошка.
― А акику, ― ответила она.
― Чего? ― не понял Васька.
― Не видишь, человек ест! ― одернул его Степка.
Ника проглотила все, что было во рту, втянула в себя прохладный вечерний воздух и перевела:
― На практику.
― Это как? ― не понял Васька.
― Есть такая вещь: археологическая практика, ― объяснила Ника. ― Студенты должны знать основы археологии. Поэтому их вывозят на полевые работы.
― Здорово! ― восхитился Васька. ― Загораешь себе на пляже, купаешься… Пойти на исторический, что ли?
― Все совсем не так, ― начала Ника, но Васька ее перебил:
― Пошутил я, пошутил! У тебя поотдыхаешь, как же… Пилишь, небось, бедных студентов, как бензопила.
― Пилю, ― согласилась Ника. ― А что делать? Должны же они чему-то научиться! Потом сами спасибо скажут.
― Вот именно! ― вклинился Степан негромко, но многозначительно.
― Ну, началось воспитание! ― с тоской сказал Васька. Оживился и спросил: ― Ника, а можно мне с тобой? На следующий год, я имею в виду…
Ника перебросила горячую картофелину с руки в руку.
― Понимаешь, Васька, ― начала она, осторожно подбирая слова. ― Это, вообще-то не отпуск.
― Да понял я, понял!
― Не приставай к Нике! ― снова одернул сына Степка.
― Дело не в этом, ― поспешно сказала Ника. ― Я хотела сказать, что на море я езжу не часто. Обычно я езжу… в другое место.
― Куда? ― жадно заинтересовался Васька.
Ника немного помолчала. Егор с удивлением почувствовал, что у нее портится настроение. С чего бы это?
― Обычно мы со студентами ездим в одно местечко… недалеко от Питера.
― А что там? ― вежливо спросил Степка. ― Историческое место?
― Историческое…
Ника поворошила угли длинным прутом. Яркие искры отплясывали в ее зеленых глазах завораживающий колдовской танец.
― Там бои шли, ― сказала она неохотно. ― В сорок первом, сорок втором… В лесу под Тихвиным наши войска попытались прорвать оборону фашистов и выйти к блокированному Ленинграду.
― Прорвали? ― игриво спросил Васька. Ника подняла голову и посмотрела на него. Огонь замерцал в ее потемневших глазах, и Васька неожиданно присмирел.
― Нет, ― ответила Ника после небольшой паузы подчеркнуто спокойно. ― Линия фронта гуляла от железной дороги до леса. Немцы вгрызлись в насыпь, построили прямо под шпалами блиндажи и доты. А в полукилометре наши соорудили из двух рядов бревен длинный сруб, прорезали бойницы, выкопали землянки… Немецкая оборона углубилась в тыл на три-четыре километра и была почти круговой: со стороны Ленинграда на них шли наши осажденные войска.
― Где-то под Ленинградом дед погиб, ― сказал Степка очень тихо. ― Может, в том самом лесу…
Откашлялся и спросил:
― А теперь там что? Музей?
― Если бы, ― ответила Ника мрачно. Тяжело вздохнула и договорила: ― Трофейщики там работают.
― Это кто? ― спросил Егор. ― Кладоискатели, что ли?
― Что-то вроде того, ― ответила Ника. ― Ищут… Только не клады. Оружие. Там этого добра не меряно. Прежде, чем костер разжечь, землю протыкают штыком: вполне может попасться старая мина, и тогда…
Она замолчала. Молчали и остальные. Дениска незаметно приблизился к костру, привлеченный рассказом, присел рядом с Васькой. Тот подвинулся, освобождая приятелю место.
― Трофейщики себя называют по-разному, ― продолжала Ника. ― Черные следопыты, падальщики… Не в этом суть. В лесу навалом ржавого железа. Окопы, провалы блиндажей, ямы пулеметных гнезд… Стоит в лесу развороченный взрывом советский танк. Взорвали его уже после войны, из баловства: ребятки понапихали в танк столько снарядов и мин, сколько поместилось. Этого добра в лесу полно: лежит, например, толстенный снаряд большого калибра с проломленным боком. К нему опытные трофейщики даже не подходят ― видна желтая взрывчатая начинка.
