Иоанна Хмелевская - Всё красное (пер. В. Селивановой)
– Прогонять такую красивую королеву – свинство! – возмутилась я.
Зося заметила:
– Кажется, король выехал добровольно.
Алиция продолжала:
– Уедешь, когда такое делается! И за свою красивую королеву опасался. А теперь там процветают торговля наркотиками и другие темные дела.
Меня совершенно удовлетворило объяснение Алиции, так как я делами никогда особенно не интересовалась, зато с увлечением следила за перипетиями жизни разных высокопоставленных особ.
Затем мы начали спор на тему: сказал или не сказал господин Мульдгорд нам всю правду о преступнике? Поскольку нас было четверо, а голоса разделились поровну, ни к какому заключению мы так и не пришли. Алиция с Павлом были «за», мы с Зосей – «против». В поддержку своего мнения каждый из нас приводил неопровержимые аргументы. Я, например, придерживалась версии, что герр Мульдгорд вкупе с другими приятелями и коллегами делает ставку на ошибку, которую в конце концов допустит излишне уверенный в себе преступник, а значит, полиция не станет информировать кого ни попадя, чтобы не спугнуть его. Зося же была уверена, что полицейский просто-напросто, как и мы, не знает, кого выбрать – Аниту или Эву.
Во второй половине дня приехала, как и обещала, Анита. В последний момент мы вспомнили о просьбе полицейского не разглашать тайну о Греции и сообщили Аните только о письме Эдика, которое наконец-то отыскалось, и о том, что теперь кандидатками в преступники остались лишь она и Эва. Похоже, Аниту не столько испугало, сколько заинтересовало наше сообщение, и она лишь спросила, когда же мы сделаем окончательный выбор.
– А вот это никому неизвестно, так что можешь пока спать спокойно. Нет доказательств.
– А какие доказательства вам нужны? Скажите, может, я смогу их вам предоставить…
– Ну, например, докажи, что ты знакома с тем типом, которого Эдик встречал в Варшаве. Может, у тебя где завалялась фотография – ты с ним в обнимку? Или любовная переписка?
– Нету, к сожалению, но можно изготовить фотомонтаж. У вас есть фотография типа?
– Ни у кого ее нет.
– Да ты можешь просто нам признаться, – предложила я.
– Видно, ничего другого не остается, – вздохнула Анита. – В конце концов одной из нас придется признаться. Вы меня убедили, ничего другого не остается. А из вас никто этого типа не знает?
– Даже если и знает, то не знает о том, что знает.
– Жаль. И очень вас прошу – если в следующий раз опять меня вычислите, звоните в более подходящее время…
До понедельника мы жили спокойно. В понедельник Павла опять вызвали в полицию, и он на протяжении нескольких часов занимался разглядыванием фотографий. Кого только ему не показывали! Полиция рассчитывала, что он опознает преступника, и у них будет наконец фотография, ибо на единственной имеющейся в распоряжении полиции он был снят со спины, в пальто и шляпе. Между шляпой и воротником пальто отчетливо просматривалось ухо. Вот это ухо, увеличенное до сверхъестественных размеров, и велено было опознать Павлу. Естественно, парень очень возмущался, вернувшись домой:
– Спятили они, что ли! Нешто я в ушах разбираюсь? Пустили ухо на всю стену, не поймешь даже, ухо это или что другое, откуда я знаю, его ухо или чужое?
Во вторник вечером мы с нетерпением ожидали возвращения Алиции из Копенгагена с конференции по вопросам наследства. С нами вместе Алицию ожидал и герр Мульдгорд с каким-то загадочным выражением лица. Алиция вернулась поздно и в плохом настроении.
– Не только у меня склероз! – раздраженно пожаловалась она. – У Херберта тоже, кто бы мог подумать, такой ведь еще молодой! Мне не терпится узнать, что в свертке, я и этой дурацкой встречи по наследству с трудом дождалась, а он, видите ли, забыл! Его жена, видите ли, возит его в машине, а на встречу Херберт пришел пешком. Договорились, он мне завтра его привезет, если получится. Или послезавтра. Если, конечно, опять не забудет. А у вас есть что-нибудь новенькое?
С новеньким, оказывается, приехал полицейский. Можно упрекать его в медлительности, но дело свое он делает добросовестно, каждую мелочь проверяет. Им было установлено со всей очевидностью, что, во-первых, магистрат Аллерода не посылал своего сотрудника стричь живую изгородь Алиции, и, во-вторых, никто, абсолютно никто не мог опознать человека, запечатленного на снимке. Тут полицейский извлек уже известные нам фотографии, сделанные в тот день, когда состоялось нападение на Агнешку. Теперь отдельные фрагменты фотографий были увеличены до невероятных размеров, наверное, как то ухо. Павел тут же прокомментировал методы работы датской полиции:
– Мания у них такая, что ли, – все увеличивать!
Мы послушно с чрезвычайным вниманием оглядели предъявленные нам увеличенные снимки человека в рабочем комбинезоне. Усы, короткая бородка, клочковатые брови пробиваются кое-где над темными очками. Кепка надвинута на лоб, лицо скрыто в тени. Комбинезон вроде как оттопыривается в некоторых местах, обувь на очень толстой деревянной подошве. Ясно, камуфляж! На самом деле этот человек может быть ниже ростом, худее, с гладко выбритым лицом. Или вообще женщиной.
Увеличенные фрагменты представляли различные части тела подозрительного индивидуума. Так, на одной фотографии мы узрели гигантскую пятку, вернее, часть пятки. Но и этой части, по словам господина Мульдгорда, для специалистов оказалось достаточно, чтобы дать заключение: на ногах подозрительного индивидуума были не мужские носки, а дамские колготки, вероятнее всего, черного цвета. На другой фотографии отчетливо смотрелся кусочек горла, по своей субтильности тоже навряд ли мужского. Остальные фрагменты были такими расплывчатыми, такими смазанными, что мы наотрез отказались определять их половую принадлежность.
– В одном я уверена твердо, – заключила Алиция, – счет за стрижку кустов мне не пришлют!
Уходя, полицейский сообщил, что предъявит нам для распознания увеличенные фотографии Эвы и Аниты. По его мнению, это поможет нам сделать окончательный выбор. Мне казалось, это говорится лишь для того, чтобы держать нас в состоянии нерешительности. Для чего-то ему это было нужно.
– Вот если бы сейчас на нас напали, пока Эва лежит в больнице, мы бы знали, что это Анита, – рассуждал Павел. – Так нет, как назло никаких покушений!
– Замолчи, еще в недобрый час напророчишь! – одернула сына Зося.
Я попыталась выстроить логическую систему умозаключений. Итак, – случайно или не случайно, это неважно – Эдик встретился в Варшаве с человеком, который занимался противозаконной деятельностью в пользу греческих воротил наркобизнеса. Эдик узнал, что этому человек в его противоправной деятельности помогает знакомая Алиции, и встревожился за Алицию, ведь ее могли припутать к делу. Он приехал сюда с целью предупредить Алицию, но по пьяной лавочке проболтался о том, что знает, и стал трупом. Если бы после этого погиб лишь Эльжбетин Казик, который из любви к ней прятался в кустах и мог видеть момент убийства, все было бы ясно и понятно. Преступник убивает Эдика, чтобы заткнуть ему рот, и убивает Казика, чтобы тот его не выдал. Но ведь мы совершенно точно знаем – Казик съел отравленный виноград по ошибке, преступник, вне всякого сомнения, охотится за Алицией и вот уже несколько недель делает все возможное, чтобы отправить ее на тот свет. Вывод может быть один: Алиция для него представляет опасность. Чем же Алиция может быть опасна для преступника?
После ухода полицейского я согнала в кучу Алицию, Зосю и Павла и велела им думать. Они даже не очень сопротивлялись, понимая, что изобилие происшествий в Аллероде и неуверенность в своем будущем обязывают принять самые неотложные меры.
– Дело не в письме, – рассуждала Зося. – Письмо нашли, прочли, и что с того?
Алиция возразила ей:
– Преступник ведь мог не знать, о чем именно Эдик написал. А вдруг бы в письме было обо всем подробно написано?
– Я бы письмо вообще оставила в покое. Ведь мы уже на эту тему думали и пришли к выводу, что его проще найти после смерти Алиции, чем при ее жизни, и поняли – дело не в письме. Дело в чем-то другом. Алиция, ты должна знать этого человека! Покопайся в своем прошлом, ты обязательно должна была видеть его или с Анитой, или с Эвой, но не отдаешь себе в этом отчета. Или еще с кем-нибудь другим видела его. Ну, напряги свою память! Пошевели мозгами!
– Аниту я видела с ее первым мужем. Кстати, ты тоже его видела. Светлый блондин, типичный скандинав. Мог перекраситься, но вряд ли и нос переделал…
– Минутку, – прервал Павел, – а может, он думал…
– Давайте уж говорить «она», – перебила сына Зося. – Ясно ведь, что надо выбирать из двух баб, так давайте уж прямо говорить.
– Давайте, – согласился Павел. – Может, она думала, что Эдик рассказал Алиции больше, чем на самом деле, поэтому Алиция знает обо всем от Эдика, и нечего ей копаться в своем прошлом? Или привез и передал Алиции что-то такое, что заставит ее обо всем догадаться? Именно Алицию и никого другого.
