Иоанна Хмелевская - Всё красное (пер. В. Селивановой)
– О господи, у вас опять что-то стряслось? Опять кого-нибудь убили? Погоди, погоди, дай совсем проснусь. Что у вас случилось?
– Да нет, пока ничего нового.
– А почему же тогда вы не спите в такую рань? Я уж подумала, как минимум, трех прикончили. Не заболели ли вы там все?
– Просто мы вычисляли убийцу и вычислили тебя. Алиция настаивает на том, что ничего такого о тебе не знает и не понимает, за что ты так? Мы тоже не понимаем.
– Не переживайте! – попыталась утешить нас Анита. – Я и сама себя иногда не понимаю. Знаешь, ты меня жутко заинтриговала, пожалуй, я к вам сегодня выберусь. Только сейчас дай мне еще поспать…
Я пересказала подругам разговор с Анитой.
– Не кажется ли вам, что мы все же ужасно бестактны? Звонить человеку в семь утра для того, чтобы спросить его, не он ли убийца? – начала Зося, а Алиция подхватила:
– Звонить человеку в семь утра – это в любом случае бестактность, чтобы не сказать свинство. Если это не она, придется тебе перед ней извиняться.
Хороши подружки!
– Анита ведь журналистка, значит, привыкла работать в любое время суток. А кроме того, это не она. Глупо мы придумали.
Я пересказала подругам разговор с Анитой. Алиция вытащила письмо Эдика и принялась перечитывать его в двадцатый раз.
– Да, не она. Вот тут Эдик ясно пишет о фотографиях, «сделанных в ее день рождения», а та фотография со дня рождения Генриха. Эх, напрасно ты ее разбудила.
– В таком случае мы напрасно потеряли ночь! – рассердилась Зося. – Вы как хотите, а я пошла спать. Не знаю, стоит ли звонить полицейскому. А впрочем, позвони, не одним же нам мучиться.
Алиция стала звонить, а я села писать письмо и даже до двенадцати успела отправить его, сбегав на почту. Наверняка получилось сумбурное, ну да ладно.
Господин Мульдгорд приехал после двенадцати. Мы вручили ему письмо Эдика, вручили фотографию Аниты с Алицией и собакой, вручили фотопленку. Изучив представленные документы, он погрузился в глубокие размышления и наконец произнес:
– Аз глаголю зело много.
И, опять помолчав, закончил:
– Не моя афера.
На этом окончательно замолк, и мы с Алицией напрасно ожидали продолжения.
– И в самом деле, очень много сказал! – не выдержала Алиция.
Герр Мульдгорд уселся в кресле поудобнее и, как мне показалось, с сожалением вздохнул.
– Не моя афера, – повторил он. – Истинно глаголю: моя афера есть убивство. Сия афера имея бысть для моих колегов такожде приятелев. Два лета вспять изловили еси человек зело нехорош исполняху подлая работа для краев заморских. Его же должно во смирение привесть паки заключати под стража. Вотще! Во оноже время человек сей утекаху прочь…
Прервав свой рассказ, господин Мульдгорд с сомнением посмотрел на нас. Мы слушали, затаив дыхание.
– Тайна сия велика есть, – предупредил нас полицейский.
Мы хором заверили его, что никому не скажем. Немного успокоившись, он продолжал:
– Подлая работа. Наркомания. Для бизнесмены в Грецыя.
Алиция лучше нас разбиралась в актуальных больных проблемах Скандинавии, поэтому первая поняла полицейского:
– Международная контрабанда наркотиков!
Герр Мульдгорд энергично несколько раз кивнул головой, подтверждая ее догадку, и продолжал:
– Человек сей бысть особа вельми важная. Он есть. Он имея помощь наша отчизна. Помощь сия велика есть, особа сия есть неведома. Полиция имея информация о великая любовь сей человек и сия особа…
– Ну, значит, это не Анита! – сделала вывод потрясенная Алиция. – Если большая любовь, значит, Эва!
Взяв в руки фотографии с Эвой и лошадьми, герр Мульдгорд еще раз вдумчиво их изучил, после чего просмотрел пленку и перечитал письмо Эдика.
– Послушайте, – спохватилась я. – Это снято в день рождения короля? Ты точно помнишь, короля, а не королевы?
Алиция засомневалась:
– Я думала, короля, а вот теперь и не знаю… «Ее день рождения». А ну-ка, покажите карточку, какое там время года?
Внимательно изучив фотографию, мы вместе с полицейским пришли к выводу, что снято весной. Насколько можно было судить по попавшим в объектив веткам деревьев – весна, а значит, день рождения королевы!
Полицейский для верности решил сделать несколько увеличенных фотографий, но тут же нас разочаровал:
– Увы! Джузеппе Грассани не есть сей человек. Приятели мои обозрели его.
Сложив аккуратно фотографии, пленку и Эдиково письмо и тыча в них перстом, он продолжал:
– Аз воздвигнул причина для подозрения, зело малая причина. Полицыя не имея присно истинные доводы. Приятели мои ведати особа убивец, аз ведаю такоже.
Мы не задохнулись лишь потому, что не были верены, правильно ли поняли полицейского.
– Что вы сказали? – невежливо переспросила я. – Вы знаете, кто убийца?
Полицейский вежливо подтвердил:
– Воистину аз ведаю. Такоже полицыя датская. Увы, особа сия есть зело мало знатная…
Мы были возмущены. С каких это пор преступиком должна быть непременно аристократическая оба? Мало знатная для них, видите ли… А то, что а особа пыталась прикончить восемь человек…
– Девять! – поправил нас Павел.
– …девять человек! Это для них не имеет значения? Сколько же надо иметь на своем счету жертв, чтобы датская «полицыя» соизволила заинтересоваться особой преступника? Девяносто?
– Пошто девяносто? – удивился господин Мульдгорд. – Токмо пятьдесят восемь. Особа ведаем, довод не имеем.
Мы были поражены:
– Откуда же пятьдесят восемь?
Видя, что проговорился, полицейский перестал темнить и счел нужным немного приоткрыть служебную тайну. Из его пояснений мы поняли: полиция должна обезвредить преступную группу – таинственную особу и черного парня. Сделать это можно, лишь заполучив бесспорные доказательства их преступного сотрудничества. Преступник вычислен полицией методом дедукции, то есть чисто теоретически, на основе косвенных улик. Эти улики свидетельствуют о том, что девять жертв в Аллероде и десятая на автостраде для преступника – тьфу, семечки, ибо на его счету как минимум пятьдесят восемь преступных акций. А доказать невозможно. И невозможно предпринять решительные действия, хотя время не терпит. А таинственная особа не столь мало знатная, сколь мало значима для полиции.
– Пани, – господин Мульдгорд указал пальцем на Алицию, – зело велика информацыя имея анебо вещь. Память ваша воистину кладезь бесценный. Явите нам память вашу!
Относительно Алициной памяти мы бы многое могли порассказать полицейскому, да только вряд ли ему это пригодится. Сообщение полицейского до такой степени заморочило нам головы, что мы даже не спросили, кто же убийца, раз уж ему это известно.
Общие чувства выразила Зося:
– Ум за разум заходит! Я не знаю, что они знают, но раз у них доказательств нету, значит, знают они то же самое, что и мы! И опять двадцать пять – Анита и Эва, Эва и Анита! Неужели нельзя выбрать одну из них?
– Такова есть цель и пожелание, – ответствовал герр Мульдгорд, подтверждая тем самым Зосину правоту.
– А нельзя ли к этой цели добраться через того черного парня? – спросила я.
– Так ведь неизвестно даже, тот ли это парень, который встречался с Эдиком в Варшаве. Ведь Павел его не опознал!
– Интересно, как я мог его опознать, если его тут нет? – возмутился Павел.
– А я опознал бы даже на фотографии. Морда у него такая, заметная…
Герр Мульдгорд тяжко вздохнул.
– Увы! Полицыя не иметь добрые фотография, иметь зело подлые. Добрый фотография бысть похищен тайно.
Алиция попыталась утешить полицейского:
– Даже если бы Павел распознал парня на фотографии, что это даст? Как доказать, что он встречался тут с Эвой или Анитой? На лице ведь у него не написано…
– Рассказал бы, что ли, о великой любви! – опять невежливо заметила Зося. – Кто кого любит? Ведь и правда, если большая любовь, тогда никуда не денешься – Эва. Аните, насколько я знаю, на любовь наплевать.
Господин Мульдгорд удовлетворил ее желание:
– Любовь великая оной особы к человеку сему.
– Никуда не денешься, значит, Эва! Как жаль, что именно она так упорно на меня охотится. Но о ней я ничего такого не знаю!
Вскоре господин Мульдгорд удалился, унося с собой фотографии, пленку и письмо Эдика в надежде, что его приятели и коллеги из других отделов полиции что-нибудь из них почерпнут. Мы остались сидеть огорченные и недоумевающие.
– А что, собственно, происходит в этой Греции? – спросила я. Уж очень странной казалась мне связь между событиями в этой далекой стране и домиком Алиции в Аллероде.
Алиция, пожимая плечами, ответила:
– Толком не знаю. Известно лишь, что греки к чертям собачьим выгнали своего короля с королевой, а это очень не понравилось в Дании, потому как королева
– сестра Маргариты. Сейчас там все смешалось, а когда в стране такое, процветают всякие темные делишки.
