Лариса Ильина - Вредность не порок
Когда я оторвала тяжелую голову от подушки, на улице почти стемнело. Внизу было тихо. Я осторожно высунулась в окно, но света не увидела ни на веранде, ни в других окнах.
«Может, они уехали? Ведь теперь им надо похоронить беднягу Мутного… — Я против воли усмехнулась. — Пожалуй, похоронить — это громко сказано. Бросят как собаку в какую-нибудь яму да закидают ветками…» Я подошла к двери. Она была заперта, я прикинула, не стоит ли и здесь поработать гвоздодером, однако пришлось признать, что фронт работ совсем неподходящий. Делать было нечего, я набрала в грудь побольше воздуха и крикнула:
— Ефим! — одновременно шарахнув по двери ногой.
Так я упражнялась минут десять, а то и больше, и только когда исхитрилась заработать синяк на щиколотке, с лестницы раздался раздраженный голос Бешеного:
— Какого черта ты ломишься как лошадь?!
В замке щелкнуло, и на пороге нарисовался Бешеный.
Лицо злое, губы словно щель и взгляд исподлобья.
— Тебе чего надо?
— Я что, под арестом?
— Много будешь знать, плохо будешь спать…
— Мне в туалет надо…
— Угу..
— И я есть хочу…
— Угу…
Бешеный сердито засопел, мое присутствие его явно. раздражало, однако что-то заставляло его сдерживать эмоции. Да, что ни говори, от того веселого парня, что сидел за праздничным столом у Ирки, не осталось и следа. Постояв некоторое время, Бешеный, похоже, пришел к выводу, что определенную пользу из моего присутствия все же можно извлечь, поэтому, кивнув, направился к лестнице:
— Пошли! Пожрать чего сообразишь…
Спустившись вниз, я со страхом покосилась на дверь веранды и рванула на кухню вслед за Бешеным столь стремительно, что едва не сшибла его с ног. Он неловко взмахнул рукой, оступившись, и, чертыхнувшись, повернулся ко мне:
— Ты совсем, что ли, озверела?
Я глупо улыбнулась и, чтобы сгладить неловкую ситуацию, мирно поинтересовалась:
— А где все?
— Кто еще «все»? — повысил голос хозяин. — Ты это о ком?
— Э-э… — овцой заблеяла я, сообразив, что брякнула лишнее. — Я просто имела в виду, где Ефим?
Бешеный ответил весьма грубо, в любое другое время я бы здорово обиделась, но сейчас мне во что бы то ни стало нужно было с ним дружить. Я не хочу лежать в сырой яме, заваленной ветками…
Ужин уже подходил к концу, когда я для храбрости прокашлялась и тонким голоском спросила:
— Ну как, вкусно?
До сего момента мы не проронили ни слова, Бешеный сидел мрачнее тучи и бездумно жевал, уставившись в одну точку. Он среагировал на голос и поднял глаза. Увидев их выражение, внутри у меня все перевернулось и завибрировало.
— Ты Ефима давно знаешь?
В его глазах мелькнуло нечто вроде удивления, но Бешеный мгновенно отвел взгляд.
— Заткнись…
— А Юрку?
— Заткнись, по-хорошему прошу…
Я заткнулась секунд на тридцать, потом осторожно выдохнула и словно нырнула головой в прорубь:
— Я знаю, где Юрка…
— Что-о? — Я поняла, что, если ошиблась, широкая, глубокая и сырая яма мне обеспечена.
— Я знаю, почему Простырь был на Иркином крыльце…
Шрам на Колином лице стал какого-то неописуемого оттенка и увеличился минимум вдвое. Чтобы не умереть от страха сразу, я опустила голову и смотрела только на свои руки.
— Я знаю, почему Седой остался в городе…
Это я пропищала на последнем издыхании. Если Бешеный сейчас снова впадет в буйство, боюсь, меня придется щеткой счищать со стенок. И чтобы не дать ему самостоятельно дойти до точки кипения, я поднялась, сама удивляясь невесть откуда взявшемуся спокойствию:
— У нас мало времени…
Ткнув в землю пальцем, Бешеный скомандовал:
— Стой здесь! Сделаешь хоть шаг — придушу…
Я покорно замерла перед дверями гаража, не собираясь вступать в споры: я же еще не сошла с ума, бегать по ночному лесу в наручниках! Бешеный потянул створки, я мельком глянула внутрь и успокоилась. Черный «СААБ» покоился на месте, я опасалась, что на нем уехал Ефим, а без транспорта наша затея много не стоит, на своих двоих далеко не уйдешь. Бешеный открыл одну створку, начал открывать вторую, но тут ему на пути попалась я, намертво окопавшаяся на указанной точке. Он сверкнул глазами, но я не среагировала, смерть посредством удушения в мои ближайшие планы не входила.
— Отвали, — недовольно буркнул Коля и снова выразительно посмотрел на меня.
— На сколько шагов? — уточнила я во избежание всяческих недоразумений. Нервы сейчас у всех на взводе, зачем рисковать?
— Убью, — ласково пропел молодой человек.
Я кивнула:
— Договорились!
Я подвинулась, Коля шагнул вроде в гараж, остановился и с сомнением оглянулся. Я изо всех сил старалась придать лицу выражение полнейшей покорности и спросила:
— Ты все взял?
— Все. А теперь помолчи хоть пять минут!
Молчала я гораздо дольше, я молчала всю дорогу, и вовсе не оттого, что обиделась на столь оскорбительное для любой женщины замечание. С замирающим сердцем я вглядывалась в темноту, больше всего опасаясь встретить возвращающегося Ефима. Когда наконец впереди показались огни окошек горелкинских домов, меня вдруг охватило странное чувство. «Анастасия, минут через тридцать ты точно узнаешь, отшибут тебе башку или на месте оставят…»
Мы подкатили все к той же заброшенной конюшне, Коля загнал машину внутрь, вытащил лопату и обернулся ко мне:
— Слушай, я для твоей же пользы хочу повторить.., ну, ты понимаешь…
— Понимаю… Если я вздумаю валять дурака, подпрыгну или чихну не вовремя…
— Молодец, девка! Правильно Ефим сказал, что ты далеко не дура…
Столь высокая оценка моих умственных способностей со стороны любимого не могла не растрогать, хотя было бы приятнее, если бы слово «далеко» он опустил вовсе.
— Только помни, — не унимался Бешеный, по всей видимости, здорово сомневаясь, правильно ли сделал, поверив мне, — если ты все это выдумала, чтобы…
— Да ладно тебе зудеть! — не вытерпела я в конце концов. — Что ты как беременный: если то, если это?
Бешеный щелкнул зубами и умолк.
Провожаемые ленивым брехом дремлющих собак, мы огородами добрались до улицы 50-летия Октября.
— Нам надо к семнадцатому дому…
— Зачем еще?
— Чтобы не ошибиться…
— Ну если ты мне мозги паришь…
— А они у тебя есть? — разозлилась я окончательно. — Если ты мне не веришь, то какого черта сюда поперся?
Или ты так боишься, что все окажется правдой? Что тогда будешь делать, а?
— Убью… — прошипел Бешеный сквозь зубы.
«Надеюсь, это относится не ко мне», — подбодрила я себя и посмотрела на табличку. Семнадцать. Повернулась лицом к строящимся коттеджам и покачала головой. Вот же он, точно, чего мы с Надькой кругами час ходили? Вот так, по прямой… Вот и он, каменюка проклятый, лежит себе на том же месте, где на него тележка наехала… Как мы его не разглядели, ведь чуть не по нему ходили… Я бросилась вперед, как собака по следу, Бешеный только квакнул и припустил за мной. Влетев в проем двери, я остановилась. Сюда… Нет, сюда… Но здесь этот проклятый цемент…
— Ну где?
— Здесь.
— Больная, что ли? Здесь бетонный пол… — Бешеный достал фонарик и огляделся. Я ползала по полу на карачках, представляя, что сейчас творится в голове у моего спутника. — Ты точно чокнутая… То Седому руку прокусила, то изумруды ищет, то одуванчики жрет… А я тоже дурак, что тебя послушал… Ефим от смеха сдохнет. И в морду мне даст за то, что тебе поверил… — Тут Коля помрачнел, но ненадолго. — И правильно сделает, я бы ему тоже дал.
— Значит, что Юрка с Иркой и с деньгами слинял, ты поверил?
— Не поверил… Но Жук, он.., до баб он и правда большой охотник… А подружка твоя ему шибко приглянулась. Прямо оторваться не мог, как дурак, ей-богу! С бабой он уехать мог, но деньги не брал… У Седого бабки, больше не у кого… А ты откуда про деньги знаешь? — вдруг спохватился он и даже сел рядом на корточки. — Чего это ты у нас такая умная стала?
— Ефим рассказал.
— Когда это?
— Когда камни пропали…
— Да какие, к черту, камни? — заорал было Бешеный, но вовремя взял себя в руки, вспомнив, вероятно, что лишний шум нам ни к чему. — Чего ты городишь? Честное слово, не пойму, ты и правда чокнутая?
Я перестала шарить по полу и уставилась на Колю.
В общем-то, я давно поняла, что он.., как бы это сказать.., не особо блещет умом, к тому же довольно легко поддается чужому влиянию, и если бы у меня было свободное время… Пока я думала о Колиных способностях, он повертел головой да вдруг задумчиво брякнул:
— А какой идиот прямо так цемент залил? Делать, что ли, было нечего?
Я ахнула, вскочила и вырвала у Бешеного из рук фонарик. Луч света заметался по шершавой поверхности цемента. Бешеный дернул меня за штанину и сердито прошипел:
— Свети понизу, дубина, увидят…
В углу, в щели между полом и стеной, пробилась уже какая-то колючая растительность. Сунувшись туда, я дернула за колючку. Она легко подалась, и в руке оказалась оборванная ветка с крошками засохшего цемента.
