Детектив к Новому году - Надежда Салтанова

— Денег просить приехал. Он человек богатый и щедрый. Часто мне помогал, когда Ольга была еще жива. Вот я и подумал… — Он сжал в кулаке салфетку. — Да какая разница?! Вы вот лучше про себя расскажите. Мы-то все в этом доме бывали не раз, а вы только приехали — и сразу хозяина поместья с ножом в груди нашли.

— С кинжалом, — басом произнес господин Потапов.

— Что? — Шурин убитого вздрогнул.

— С кинжалом. Не с ножом. С одним из тех, что у него в кабинете висели. — Он шумно вздохнул. — Гостья права — это преотвратительная ситуация. Да, мы ссорились, как и бывает с соседями. История с лугами была запутанная, так что мы поспорили, но потом помирились. И резона убивать его у меня не было. Вот когда он шутки свои дурацкие устраивал, тогда мы еще могли поругаться. Да и то, не причина это. Хотя в этот раз он никаких каверз не делал. Не успел.

Наталья Алексеевна всхлипнула.

— О каких шутках вы говорите? — Варвара Степановна оглядела присутствующих.

Петр Михайлович поднял голову, но герр Хольцман опередил его:

— Евгений Алексеевич любил подшутить над гостями. Это входило в мои задачи — устроить техническую ловушку или шутку. Многие обижались. — Акцент в его речи стал заметнее.

В ответ на ее недоуменный взгляд механик сердито объяснил:

— Например, гости рассаживались вокруг стола, а тот начинал очень медленно подниматься. Незаметно, так что неладное все замечали, только когда становилось совсем уж неудобно. Но все молчали, недоумевая. А хозяин веселился. Или когда в полу была проделана тонкая щель, а оттуда под напором вдруг вырывался воздух. Дамы очень пугались, визжали. — Он бросил смущенный взгляд на Сашеньку, пожал плечами. — Не слишком умные шутки, но платил он щедро.

Варвара Степановна склонила голову набок:

— Значит, его шутки не всем нравились? Как вы думаете, можно ли было за такие шутки лишить человека жизни?

— Не думаю. Шутки его не были жестокими. В любом случае убивать тогда следовало меня — это ведь я их… — он задумался над словом, — создавал.

Наталья Андреевна негромко произнесла:

— Вы забываете об одном, господа. Изначально пропало кольцо. Соответственно, укравший его и является убийцей.

Герр Хольцман открыл было рот, но Петр Михайлович вскричал, указывая на чету соседей:

— Вы! Только вы могли украсть кольцо! Ведь вы стояли ближе всех к шкатулке. Остальные в этой темноте даже пошевелиться боялись. А я прекрасно помню. — Он потряс пальцем, обводя мутным взглядом присутствующих. — Он еще и жену подозвал. Помните?

Взгляды обратились на Потаповых. А шурин покойного не унимался:

— Евгений, видимо, вас разоблачил, а вы его за это убили! За кольцо и за шашни с вашей женой!

Наталья Андреевна всхлипнула и, вскочив, выбежала из комнаты. Господин Потапов поднялся и неспешно направился к пьяному. Тот завизжал и спрятался за корпулентную[7] спину Варвары Степановны:

— Помогите, он и меня убьет!

Варвара Степановна взволнованно поднялась:

— Вы в своем праве, Владимир Сергеевич, но не роняйте достоинство — не связывайтесь с пьяницей. Он же все равно не станет с вами стреляться. И смертей нам более чем достаточно на сегодня.

— Сударыня, не волнуйтесь, такой слизняк недостоин пули! — Протянув руку, господин Потапов сгреб задиру за шиворот и, вытащив на середину комнаты, дал ему две крепкие оплеухи. Петр Михайлович скулил и прикрывал руками лицо. Здоровяк Потапов отшвырнул его в сторону двери.

— Проспитесь, прежде чем появляться снова передо мной! — От его голоса звякнула посуда в старом буфете.

Сашенька произнесла дрожащим голосом:

— Я, пожалуй, проведаю Наталью Андреевну, простите, — и выскользнула из столовой. Машенька, спросив разрешения у матери навестить сестер, которым завтрак подали в комнату, тоже вышла. Вслед за ней, извинившись, выскользнул и герр Хольцман.

Когда Варвара Степанова подходила к своей спальне, из комнаты дочерей выглянула кудрявая головка:

— Матушка, нет ли у вас нюхательной соли? У меня голова разболелась. — Не дожидаясь ответа, девушка прикрыла за собой дверь и скользнула в комнату матери.

Маша примостилась на узкой козетке у окна. Варвара Степановна разместила себя в кресле рядом. Глянув внимательно на дочь, она произнесла:

— Рассказывай, душа моя. Вижу, тебе не терпится поделиться.

— Матушка, я столько всего узнала, — понизив голос, затараторила дочь. — Перво-наперво, у Натальи Андреевны адюльтера не было, но Евгений Алексеевич ей делал авансы.

— Мария, господь с тобой! Где ты этого набралась? — ахнула Варвара Степановна.

Дочь потупилась.

— Аксинья в ночи судачила с кухаркой, а я за молоком для Дуняши спустилась. Ей что-то не спалось. Я и услышала случайно.

— Так-так. О чем еще они говорили?

— Только о том, что господин Потапов ее и так из милости взял. А она вместе с хозяином дома на охоту ездила частенько. Господин Потапов охоту не жаловал, а Наталья Андреевна очень увлекалась. Рассказывала всем, что с юности была страстной охотницей, даже сама умела добычу разделать.

Варвара Степановна задумалась.

— Ты умница, что о сестре позаботилась. А что у Сашеньки с инженером? — Варвара Степановна задала вопрос, стараясь не смотреть на дочь. Та потупилась, видимо, не решаясь выдать тайну подруги. Поняв по наступившему молчанию, что матушка не отступится, вздохнула и прошептала:

— У них возвышенные чувства с лета еще. Когда у Сашеньки матушка умерла перед Троицей, Евгений Алексеевич ее к себе взял. Сирота все-таки. А герр Хольцман уже тут жил. Он очень умный, а Сашенька считает, что и красивый. Они пожениться хотели, но дядюшка разгневался и запретил даже думать о том. Выселил инженера во флигель к оранжереям и запретил им видеться. А вчера, по приезде, он сообщил Сашеньке, что жениха ей присмотрел. Сказал, что достойного, а она утверждает — старого и противного. Они поругались сильно, поэтому поутру, когда Сашенька узнала, что Евгений Алексеевич… почил, она очень плакала и молилась.

— Это кого же он ей присмотрел?

— Господина Соловьева. Его поместье отсюда не слишком далеко. Он даже на Рождество, говорят, собирался приехать. Может, и приедет, если распогодится.

— Знаю я господина Соловьева. Да разве он старый? Ему, поди, и тридцати не стукнуло.

— Конечно, старый, матушка! — Маша вытаращила глаза. И правда, для юной девицы человек старше 25 лет — уже глубокий старик.

Обе помолчали, глядя в окно, где вьюга носила белые тени. Девушка прервала молчание:

— Матушка, как вы думаете, кто же его убил?

— Есть у меня одна мысль, Машенька. Но ее следует проверить. Сашенька одна ночевала?

— Она сказала, Аксинья с ней в комнате спала.

— Как же она спала, если ты ее застала болтающей с кухаркой?

— Ой. И правда. —