Валентина Андреева - Новый год со спецэффектами
– Ирина, прекрати! Видишь, Карл Иванович дает понять, что твоя песенка спета.
Я упрямо мотнула головой, отбиваясь от Наташкиных слов, и подруга решила идти ва-банк:
– Эту песню не задушишь, не убьешь, Карл Иванович! Нас двое… трое, не считая собаки. Вы – один. В крайнем случае – два. Мария не на вашей стороне.
– Пальцы ломит, – глухо проронил Карл Иванович. – Наверное, артрит. Старость пришла. Как-то очень быстро пролетела жизнь… – И без всякого перехода заявил: – Так, говорите, венок был не от Машеньки?…
– Нам нет смысла вас дурачить, да вы скоро и сами догадаетесь, чьи не очень умелые руки его слепили.
– Я плохой догадчик… Только Машеньке ничего не говорите. Хотя люди склонны к предательству. Думал, ни одна живая душа не знает. В том числе и Васенька.
Карл Иванович углубился в воспоминания.
Часть четвертая
Дела давно минувших дней
1
Он гнал машину, не разбирая дороги. Будь проклят тот день, когда Васенька его уговорила приобрести эту дачу! В окна летели ошметки жидкой грязи. Лужи воды в канавах были не прочь повеселиться. Подпрыгнув на очередном ухабе, Карл ударился головой о крышу машины. Резкая боль дала о себе знать через несколько секунд. Он успел притормозить и болезненно сморщился. Ожесточенно потирая ушибленное место, подумал, что эта боль слишком легка. Ей не заглушить душевную, от которой хотелось кричать во все горло. Так, чтобы осыпались с деревьев последние листья. Мешали спазмы в горле – вестники подкатывающих рыданий. Во всем виноват он сам и не имеет права на слезы. Да их и не было. Сами рыдания больше походили на рычание зверя. Смертельно раненого зверя…
Он с силой ударил кулаком по рулю, машина испуганно просигналила «SOS!», и этот сигнал был настолько чуждым в тишине печального, замерзающего на осеннем холоде леса, что Карл невольно сжался в комок. Кому он нужен здесь со своим горем? Лешке было не легче… Но сознание тут же отмело это сравнение. Нет! Лешке было легче. Он потерял только жену. Пусть даже очень любимую. А недавно погиб сам. Это не так страшно, как терять дочь – счастье всей жизни Карла. Маленький, тепленький комочек, который ему выдали в роддоме со словами: «Не бойтесь, не бойтесь, папаша!», со временем превратился в очаровательную девчушку, ради которой он был готов свернуть горы. И вот теперь не может спасти ее от смерти. Ее и Васеньку. Впервые он бессилен.
Карл открыл дверцу настежь и попытался выйти из машины. Нога ухнула в лужу грязной холодной жижи, он чертыхнулся и понял, что все еще способен реагировать даже на безболезненные, но неприятные ощущения. «А может быть, не возвращаться в Москву? – предложил ему внутренний голос. – Вот прямо сейчас разогнаться и… в столб. Или дерево. Можно ухнуть с моста. Ничего не успеешь почувствовать. А дальше – только покой».
– Позже! – строго сказал Карл сам себе. – Сначала надо исполнить свой последний долг перед Машенькой и Василисой.
Открывая квартиру, он слышал, как надрывается телефон. Торопливо распахнул дверь, оставив в замке ключи и, не закрывая ее, побежал на звонок. Сорвал телефонную трубку, остервенело крикнул: «Да!!!», уверенный, что хорошего ему ждать нечего.
– Карл Иванович? Это дежурная медсестра Надя. Вы просили позвонить, если что…
– Да, просил…
Карл вытянулся, с силой рванув воротничок рубашки, давившей на горло, пуговицы отскочили к стене и, срикошетив, разлетелись по комнате. Белые капли на коричневом, зеленом… «Ну что там она тянет?! Все же предельно ясно!», но положить трубку не решился.
– Карл Иванович, вы меня слышите? Диагноз не подтвердился! Ваша Машенька пришла в сознание, температура спала! Вы слышите меня, Карл Иванович?
… Он все прекрасно слышал, только не мог нормально говорить. Прервав медсестру, продолжающую убеждать его в том, что все теперь будет хорошо, едва слышно выдавил из себя «спасибо». Да так и остался стоять, сжимая в руке телефонную трубку, раздраженно намекавшую короткими гудками, что пора образумиться и положить ее на место. А еще через пару часов судьба преподнесла Карлу новый подарок: улучшилось состояние жены. Причем таким образом, что в обратно-пропорциональной зависимости ухудшилось у профессора, отказавшегося верить не только своим глазам, но и ушам. Больная Гусева неожиданно вышла из состояния комы в тот момент, когда он в присутствии лечащего врача и зав. отделением демонстрировал студентам ее неподвижное тело как потенциальный труп с подключенной для обеспечения жизнедеятельности аппаратурой. Сравнение Василисе не понравилось, и она сумела достойно прошептать: «Сам дурак!»
С этого момента жизнь постепенно стала налаживаться. Карл невольно уверовал в то, что смерть старухи Варвары сняла проклятье с его семьи. Не хотелось вспоминать, как он планировал придушить бабку собственными руками. В мыслях этими самыми безжалостными руками не один раз сжимал горло колдуньи, с болезненным удовлетворением слыша ее предсмертные хрипы. Судьба уберегла его от этого грешного дела. Да по большому счету он и не смог бы разделаться с виновницей его несчастий. Во всяком случае, в день приезда Карл позорно сбежал из ее избушки. А на следующий день зашел снова только для того, чтобы пожелать ей сдохнуть в мучениях и как можно медленней.
Карл не верил тому, что Варвара наплела ему несколько дней назад. Злобная, выжившая из ума старуха до такой степени ненавидела соседку, тетю Ренаты, что не успокоилась и после ее похорон. Свою тщательно взлелеянную ненависть бабка перенесла на племянницу последней и ее мужа. Да что там живые люди! Бабка ненавидела даже сам дом бывшей соседки и новых его обитателей. И что его тогда потянуло зайти к ней?! Заколотил бы окна на зиму и назад. Сдуру решил отдать старушке остатки съестных припасов, да и Василиса просила в порядке добрососедства поинтересоваться, не нуждается ли в чем бабуля. Бабка Варвара выглядела вполне бодро и, усмехаясь ехидно, выдала ему ряд злобных замечаний. Для того, чтобы внести разлад в семью, не нужно обладать колдовской силой, но после высказываний этой сумасшедшей Карл старался себя убедить в том, что смерть тетки Ренаты, собственная ее гибель, а впоследствии и гибель Алексея старуха организовала по собственному колдовскому почину. А вот ответственность переложила на Василису. Якобы действовала по спецзаказу его жены. Чувствуя себя крайне неловко, Карл в каком-то непонятном состоянии выслушал предложение образумиться, найти себе достойную женщину, которую, если пораскинуть мозгами, особенно и искать не надо. Она, Варвара, берет это на себя.
Карлу хотелось развернуться и сбежать, но ноги не слушались. Язык во рту одеревенел, так что дать старухе словесный отпор он тоже не мог. Пятясь, кое-как нащупал ручку и, толкнув дверь боком, буквально вывалился наружу. Ноги наконец вспомнили о своем назначении, но Карл подавил желание бежать подальше от этого проклятого места. Вслед ему неслись жуткие предсказания колдуньи в отношении жены и дочери. Тогда он еще не верил в их реальность. Более того, изволил потешаться над собой и своими страхами, видя довольных его скорым возвращением домой Василису и Машеньку. Карл не решился заночевать в медвежьем углу. Обе, не вдаваясь в причины, от души радовались этому обстоятельству, поскольку завтрашнему выходному дню предстояло обернуться маленьким праздником с выездом к хорошим знакомым Гусевых. У приятеля Карла была замечательная любовница – директор пансионата. Вначале Гусева немного коробила эта связь, но в конце концов личная жизнь – личное дело каждого. Тем более что Василиса быстро нашла общий язык с общительной и внешне привлекательной Ольгой. После гибели Ренаты Васенька не горела желанием обзаводиться подругами. Но Ольга так непринужденно вписалась в категорию приятельницы, что Карл только диву давался. У Ольги имелась дочь от первого брака – ровесница Машеньки. Забавная девчушка, очень похожая на маму. Встречи с обеими Машенька и сама каждый раз ждала с нетерпением.
Это воскресенье стало самым страшным днем в жизни Карла. Прошло много лет, и он старательно гнал воспоминания о нем, не позволяя им вылезать из темного угла памяти, в который их замуровал. Но по ночам они иногда напоминали о себе, заволакивая беспомощное сознание паутиной кошмаров. Всегда одно и то же: яркий солнечный день, ожививший своим теплом тусклые краски поздней осени, темно-синяя вода озера и серая лодка почти на самой его середине. А в ней две маленькие девчонки, пытающиеся руками направить раскачивающуюся лодку к берегу. И доносившийся с лесной поляны запах жарящихся на мангале шашлыков, совершенно неуместный…
Стараясь не терять самообладания, он как можно спокойнее крикнул, дав команду не двигаться. Обе послушно застыли на лавочке. Как назло, все остальные лодки оказались на приколе. Последние отдыхающие покинули пансионат в пятницу. С понедельника Ольга планировала начать ремонт помещений. Карл беспомощно оглянулся назад – туда, откуда раздавался веселый смех Василисы и Ольги. «Топор!» – мелькнула в сознании спасительная мысль, и он, крикнув девчонкам: «Я – сейчас вернусь! Только не двигайтесь!», побежал к поляне. – Надо держаться спокойно, – внушал он себе на бегу. – Нельзя, чтобы женщины подняли визг. Девчонки могут перепугаться и… Об этом не надо думать…»
