Иоанна Хмелевская - Крокодил из страны Шарлотты
Немного поостыв, пани Грущинская здраво рассудила, что муж больной дамы, наверно, привел с собой медсестру и вдвоем они ее забрали. Она почувствовала себя слегка обиженной, но потом решила, что попрощаться с нею ему не позволили неизбежные в таких случаях суматоха и спешка. Мысль о каком-то подвохе ей и в голову не пришла. Попросивший ее об одолжении человек выглядел вполне респектабельно, внушал даже симпатию и сочувствие…
Вот такую историю услышал и доложил по начальству один из подчиненных майора, который разыскал пани Грущинскую в Берлине в обществе мужа и банок с вишневым конфитюром. Перед тем все усилия майора разыскать труп заканчивались впустую, а тут наконец к нему поступила информация, что гражданка Алиция Хансен отбыла за границу поездом в одном купе с гражданкой Марией Грущинской. Таинственного мужа первой гражданки разыскать не удалось, не был он опознан и по фотографии Гуннара, предъявленной на всякий случай пани Грущинской. Вот так труп Алиции исчез с горизонта во второй раз.
Отыскать врача, который выдал медицинское свидетельство, тоже не представлялось возможным, поскольку его фамилию никто не запомнил, а само свидетельство исчезло вместе с покойницей.
Меня эта история так заинтриговала, что из последних сил я постаралась сохранить здравый рассудок. Захотелось разгадать эту головоломку, и одним возникшим у меня соображением, хотя и довольно-таки абсурдным, я тут же поделилась с Дьяволом:
– Не будь Гуннар таким законопослушным, я бы предположила, что это он выкрал труп – решил забальзамировать на память. Но Гуннар непременно заручился бы разрешением властей.
– Майор человек дотошный, при его профессии полагаться на чью-то законопослушность – последнее дело, – ответил на это Дьявол. – Будь спокойна, он все проверил. Труп Алиции не прибыл в Данию ни с этим поездом, ни со всеми последующими. Гуннар же, как тебе известно, днем раньше уехал из Польши на машине Алиции. Из Свиноустья он махнул в Юстад, никто его не задерживал – доверенность на машину была еще действительна.
– А каким образом труп оказался с выездным паспортом?
– Она получила его за неделю до гибели, вероятно, держала при себе. Странное дело – после ее смерти в квартире не нашли никаких документов – не только паспорта, но и водительских прав, метрики, вообще ничего.
– Погоди, а нашли там дамскую сумку – такую большую, со сломанной молнией, в черно-бежевую клетку? Любимая ее сумка, она в ней все держала. Кстати, могу поклясться, что никогда у нее не было такого несессера, как тот, в поезде.
– Не уверен, по-моему, сумки там нет. А в чем дело?
– Ну, поручиться не могу, – в раздумье протянула я. – Насколько я знала Алицию, она вполне могла где-нибудь ее забыть. Со всеми бумагами. Где угодно: у подруги, в магазине, на лестничной площадке…
– И сумку подобрал как раз тот тип, которому позарез понадобилось вывезти ее труп? Но зачем? И куда вывезти?
– Не знаю. Обследуйте всю гэдээровскую границу.
– Эк замахнулась! Будем надеяться, все выяснится и без этого.
Дьяволу пора было возвращаться в Варшаву, так что на следующий день мы вместе сели в самолет. Я не настаивала на дальнейшем своем пребывании в Дании, у меня на сей счет были свои планы. Я их обсудила за спиной Дьявола с двумя галантными господами из Интерпола и возвращалась к родным пенатам, окрыленная надеждой. Дьявол, выпросив у Аниты памятный обломок шампура, вез его с собой как вещественное доказательство. Когда я спросила, не рассчитывает ли он обнаружить на нем отпечатки пальцев, он бросил на меня снисходительный взгляд.
– Сколько раз я тебе говорил, что отпечатки пальцев – это миф и легенда. Обнаружить их можно на таком ничтожно малом количестве предметов, что вообще диву даешься, как еще их ухитряются оставлять. На этом обломке они, может, и будут, но лишь Анитины, да и то смазанные. Мне надо проверить, подходит ли он к тому куску, который мы нашли в Варшаве.
Уже в самолете, к концу пути, Дьявол решил меня порадовать еще одним известием.
– Да, забыл тебе сказать, – вкрадчиво протянул он. – В последнюю минуту майор успел мне сообщить кое-что о Кароле.
– Ну! – насторожилась я, встревоженная его злорадным тоном и эффектной паузой.
– В какой-то прошлогодней газете был репортаж о путешествии на яхте в Данию. Подписан: «К. Линце». На месте майора я бы тебе голову оторвал. Перечисляя людей, с которыми Алиция зналась в Дании, ты постаралась забыть о Лешеке Кшижановском, а именно он взял этого Линце к себе на борт. Вообще-то пан Кароль довольно часто плавает корреспондентом, но этот рейс, по-моему, оказался для него памятным, и не только для него.
Дьявол посеял в моей душе смятение, и на встречу с майором я шла с тяжелым сердцем. Переговорить с Лешеком я не успела. Компрометирующие письма сожгла, не видя другого способа навсегда сокрыть их от людских глаз. Уверена, Алиция того от меня и хотела. Майор оказался гораздо великодушнее, чем Дьявол о нем думал, и не только не оторвал мне голову, но и простил. Условно.
– Вы должны себя реабилитировать, согласитесь, грехов за вами много, – усмехнулся он. – Вы ведь хорошо знали свою подругу, уверен, стоит вам как следует пораскинуть умом, и злосчастный этот груз найдется. А пана Линце мы берем на себя, он сейчас в Польше, ведет себя как ни в чем не бывало, хотя небось душа у него не на месте. Пани Лауру мы уже навестили и обнаружили прекрасно оборудованную лабораторию. Я начинаю понимать причины, по которым пани Хансен предпочитала молчать об этом деле, во всяком случае, на первых порах. Пани Лаура утверждает, что лаборатория устроена с ведома покойной ее тетушки.
Могу себе представить, каково было Алиции! Наверняка она пыталась объясниться с Лаурой и эта змея сказала ей то же самое!
– А кто все-таки убийца? – спросила я, осмелев от доброжелательности майора.
Майор тяжко вздохнул, невольно вызвав во мне сочувствие.
– Увы, из трех прямых кандидатов в убийцы все трое имеют неоспоримое алиби. Кто-то из них водит нас за нос, но кто? Так что убийцы нет…
Прозвучало это так жалостно, как если бы речь шла об отсутствии куска хлеба для голодных детей. У меня даже сердце защемило.
– Пан майор, быть того не может! Неужто так уж никто и не входил в этот дом?
– Получается, не входил…
– А из жильцов? Может, у кого из них сидел гость?
– Если начистоту, то я тоже так думаю. Но как докажешь хозяину, что у него был гость, когда его никто не видел? Ну ничего, не будем унывать, глядишь, что-нибудь да всплывет.
Не успела я рассказать Дьяволу о просьбе майора, как он вцепился в меня мертвой хваткой.
– Ты меня выставила идиотом, – заявил он. – Теперь мне нужно отыскать эту дрянь, чтобы спасти свою подмоченную репутацию. Так что соображай! Вспомни все, что только можешь. Представь себя на месте Алиции. Пораскинь как следует умом!
– Сумка Алиции! – выпалила я первое, что пришло на ум, как только я им пораскинула.
– А разве майор тебе не сказал? Сумка была у сестры. Дня три стояла на столике в прихожей, в такой панике никто не обращал на нее внимания. В день убийства Алиция заходила к сестре перед обедом и забыла ее. Не понимаю, как она открыла потом квартиру, женщины ведь носят ключи в сумке?
– В кармане. Алиция носила в кармане жакета. А в сумке у нее были запасные, если, конечно, она их не потеряла. Что там еще лежало?
– Неизвестно.
– Вы что, не смотрели?
– Она исчезла. Сестра утверждает, что заметила сумку через три дня, заглянула в нее, увидела сверху папку и кошелек с деньгами, а внутри не смотрела, отложила на потом, а потом сумка исчезла. Странным образом это совпало с визитом Гуннара.
– Надеюсь, ты не подозреваешь Гуннара в воровстве?
– А что, может, взял на память.
– Кто угодно, но только не Гуннар! – запротестовала я. – Как только у тебя язык повернулся, ты не знаешь датчан и не знаешь Гуннара! Он бы от одной мысли о краже разрыв сердца получил! Они там все свихнулись на честности, о всяких там злодействах, может, и слышали, но считают байками! Исключено!
Дьявол пожал плечами. Профессия не позволяла ему принимать на веру человеческую порядочность, а сталкиваться с тем, чему я сама была свидетелем, ему не доводилось. Я же собственными глазами видела, как Алиция беззаботно оставляла свою сумку – со сломанной молнией и торчащим из нее кошельком – в одном конце универмага, а сама шла что-то там примерять в другой конец. Потом выяснялось, что она забыла, где ее оставила, вроде бы возле зеленого такого свитерка. Свитерок оказывался голубым, но сумка и впрямь стояла рядом целехонькая. Я сама как-то забыла на вешалке в примерочной серебряную цепочку из «Орио», с висюльками из плавленого жемчуга, – и забрала ее в целости и сохранности на следующий день. А уж о зонтике, который я где только не забывала и всегда отыскивала, и вспоминать не приходится. Отыскивала, пока не напоролась на соотечественника. Упаси боже, я ничего такого не хочу сказать, тем паче бросить тень на цвет нашего искусства, ибо соотечественником был славный наш режиссер. Я навестила режиссера в отеле перед самым его отъездом и, конечно, забыла в номере зонтик. Назавтра со спокойной душой вернулась за ним, ан нет зонтика. Надо сказать, режиссер гостил в Копенгагене в обществе славной нашей звезды, да что тут скрывать, режиссером был Януш Моргенштерн, а звездой – Беата Тышкевич. Как раз перед тем она оставила у него свой багаж, а сама отбыла дальше, в Париж. Ну и Моргенштерн забрал этот багаж вместе с моим зонтом в Польшу. Обнаружив такую чудовищную накладку, персонал отеля впал в отчаяние, без конца извинялся, пока я не заверила их, что получу свою пропажу у пани Тышкевич в Польше. Со временем я купила себе другой зонт, а про тот позабыла.
