Дарья Донцова - Третий глаз-алмаз
– Я? – на этот раз совершенно искренне удивилась дама.
– Вы, конечно.
– Заниматься с девочкой?
– А что тут такого? Сейчас лето, педагоги не хотят работать, у детей каникулы, моя подруга не может найти репетитора, а Настю необходимо подтянуть!
– Но я инвалид! – выдвинула привычный аргумент Лариса Петровна.
– Но не на голову же! – бестактно заявила я.
– Вы правы, – протянула Лариса, – сяду у стола… десять долларов в час нам не помешают, и с ребенком, который написал «иошь», очень интересно работать…
– Думаю, к осени вы будете отбиваться от учеников, – оптимистично пообещала я и схватилась за телефон. – Марина, привет, я нашла тебе учительницу, ее зовут Лариса Петровна, вот, держите!
Хозяйка взяла трубку и стала беседовать с Мариной.
– Ну как? – хором поинтересовались мы с Карой, когда притихшая Лариса Петровна положила на стол мобильный.
– Они приедут через пару часов, уже собираются, – растерянно ответила хозяйка.
– Вот и отлично, – потерла я руки, – у нас есть время мирно попить чайку. Кстати, женщина, которая довела Кару до нервного срыва, что от вас хотела?
Лариса Петровна взяла чашку.
– Сумасшедшая!
– Мама, можно я расскажу? – попросила Кара.
Хозяйка царственно кивнула, и дочь ввела меня в курс дела.
Муж Ларисы Петровны и отец Кары был известным журналистом. В советские годы он работал в партийной газете, впрочем, тогда все издания были партийными, даже те, что выпускали профсоюзы. Николай Михайлович Егоров исправно писал заметки о лучших колхозниках и рабочих, взявших на себя обязательства выполнить пятилетку в четыре года, но в душе он был репортером, человеком, добывающим сенсации. Вот только в таких «горячих» корреспондентах пресса тех лет не нуждалась.
В перестройку Николай Михайлович не растерялся и стал выпускать собственную газету под названием «Лупа». Это было одно из первых «желтых» изданий с небольшим штатом сотрудников. Собственно говоря, работников в нем можно было по пальцам пересчитать. Основную работу проделывали сам Николай Михайлович и его приятель Эдуард. Как добывались сенсации? Слушали волну милиции, «Скорой помощи» и пожарной инспекции, имели информаторов в ГАИ и больницах. Частенько Эдуард и Николай ухитрялись примчаться на место происшествия первыми и оказывались один на один с пострадавшими, и тогда «Лупа» выходила с броской шапкой, типа «Жертва перед смертью назвала нашему корреспонденту имя своего убийцы. Мы начинаем собственное расследование». И Николай, и Эдуард умело уходили от конфликтов с органами, никогда не делились с ними полученными сведениями и самым тщательным образом хранили в тайне имена своих информаторов. «Лупа» стала быстро набирать тираж. К ее основателям потекли деньги, но Николай с Эдуардом удержались от покупки домов и машин, все добытые средства вкладывали в развитие газеты. Потом они взяли кредит, ясное дело, не в банке, а у барыги. В те годы получить легальным образом деньги на развитие бизнеса удавалось одному предпринимателю из тысячи, впрочем, и сейчас вы намучаетесь, если соберетесь взять дотацию для открытия собственной булочной или химчистки. В 90-е годы прошлого века процветали ростовщики, требовавшие немыслимый процент: одалживаешь десять тысяч долларов, возвращаешь двадцать, не сможешь вовремя расплатиться, включается счетчик, долг стремительно растет. Кое-кто лишился таким образом квартир, бизнеса и накоплений. Николаю Михайловичу и Эдуарду тоже не повезло, они задержались с возвратом денег. В редакцию явилось несколько накачанных парней в черном, они увезли приятелей в неизвестном направлении, а наутро у газеты появился другой владелец, прежние по состоянию здоровья ушли от дел.
Здоровье журналистов и впрямь оставляло желать лучшего. Николай получил черепно-мозговую травму, от которой так и не смог оправиться: он умер через год после встречи с бандитами.
Эдуарду повезло больше, его сломанные ребра и ноги в конце концов срослись, осталась лишь легкая хромота. В «Лупу» он не вернулся. Кстати, издание, оказавшись в чужих руках, сильно изменилось. С каждым номером в нем становилось все меньше сенсаций и все больше откровенных снимков девушек в прозрачном белье и без оного. В конце концов ежедневник стал еженедельником, изменил формат, печать и превратился в откровенно порнографическое издание.
Эдуард не забывал Ларису и Карину, раз в месяц непременно приходил в гости и приносил подарки: то фрукты, то флакон духов. Иногда коллега покойного Николая подбрасывал вдове денег, но потом ситуация изменилась. Эдик стал прибегать к Ларисе поесть, видно, у него наступили тяжелые времена, а потом Карина сообразила: он начал пить.
Лариса очень хорошо относилась к Эдику, она попыталась образумить приятеля и даже отвела его к врачу, но никакого положительного эффекта не последовало. Эдуард перестал им звонить, приходить. Лариса забеспокоилась и попросила Карину к нему съездить.
Кара нашла друга семьи на диване в грязной квартире. Никакого разговора не получилось, тот не желал слушать дочь Николая. В конце концов Карина вернулась домой и сказала матери:
– Мы сделали все, что могли, но Эдуард спивается, он потерял человеческий облик. Думаю, нам надо о нем забыть.
– Наверное, ты права, – согласилась Лариса. – Эдик нам не родня, мы не можем брать на себя ответственность за его ошибки!
Вот так алкоголик исчез из жизни вдовы и ее дочери. Потом Лариса Петровна заболела, Карина стала самоотверженно ухаживать за матерью, жизнь девушки превратилась в круговорот: уколы – таблетки – стирка – готовка – работа – стирка – готовка – таблетки – уколы.
Некоторое время назад в дверь к ним позвонили. Кара открыла, на лестничной клетке стояла незнакомая дама, рыжая, ярко накрашенная, вульгарная.
– Здравствуйте, – вежливо сказала она, – мне бы Николая Михайловича.
– Кто вы? – поразилась Карина.
– Его бывшая коллега, – ответила женщина, – меня зовут… э… Таня!
– Больно молоды вы для сотрудницы отца, – отметила Кара.
– Журналистика – удел молодых, – ответила Таня, – я начинала подростком. Так мне можно поговорить с Николаем Михайловичем?
– Нет, – сказала Кара, – он умер.
– Как? – отшатнулась Таня. – Вы уверены?
– Вы серьезно спросили? – разозлилась Карина.
– Простите, – поникла Татьяна, – я глупость сказала. Разрешите войти?
– Зачем? – удивилась Карина.
– У меня есть к вам предложение, – объяснила Таня, – денежное, очень выгодное.
– Ну ладно, – Кара посторонилась.
Гостья устроилась в большой комнате на диване и без всякого стеснения заявила:
– Мы с Николаем Михайловичем были очень близки.
Карина скрестила руки на груди.
– Намекаете на склонность отца к педофилии?
Таня укоризненно покачали головой.
– Ну и гадость вы сказали! Николай Михайлович был потрясающим журналистом! Он обучал молодежь, мы его обожали. Поэтому я и пришла.
– Почему? – уточнила Карина.
Таня нежно заулыбалась.
– Я владелица небольшого издательства, а все благодаря Николаю Михайловичу. Он научил меня писать и редактировать тексты, понимаете?
– Да, – кивнула Кара, хотя в душе ее поселилась твердая уверенность: гостья врет.
– Из глупой девчонки ваш отец сделал профессионала, – не подозревая о мыслях собеседницы, продолжала Таня, – я ему всем обязана. И я благодарный человек.
– Ну-ну, – протянула Карина.
– Николай Михайлович рассказывал мне о своей дочери, – вдруг сменила тему гостья, – он очень вас любил, просто обожал! Мечтал, что вы когда-нибудь замените его в газете! Переживал, что вы не хотите заниматься журналистикой!
Карина постаралась не измениться в лице: Татьяна не подозревала, что попала пальцем в небо. Николай не слишком интересовался семьей, если уж совсем честно, его брак был на грани развала, Лариса постоянно упрекала мужа в невнимании к себе и нежелании заниматься дочерью. При живом папе Кара росла сиротой, Николай все свое время проводил на работе, домой являлся лишь ночевать. Совсем плохо стало, когда Егоров создал «Лупу»: в тот год он даже спал в кабинете, забывал позвонить жене и дочери.
– Папа не давал нам денег, – говорила мне сейчас Кара, – всю прибыль до копеечки вкладывал в печатное издание. И уж чего он совсем не хотел, так это видеть родную дочь.
Когда Каре исполнилось девятнадцать, она, набравшись смелости, приехала к отцу в редакцию и попросила:
– Возьми меня на службу.
– Куда? – с явным недовольством поинтересовался добрый папа.
– В «Лупу», – сказала Карина, – я хочу заниматься журналистикой.
– Никогда! – Отец хлопнул ладонью по столу.
– Почему? – не сдалась дочь.
– Ты не подходишь для работы корреспондентом, – заявил он, – да и мне трудиться с дочерью будет некомфортно. Я не смогу платить тебе большие деньги и проявлять снисходительность. Нет и еще раз нет! Поищи другое занятие. Репортерство не для баб.
