Брачный сезон - Галина Балычева
— Фира, голубчик, это не клад, там нет никаких сокровищ. Да если бы и были, в любом случае все это принадлежит Диме.
— А я вовсе не за сокровищами, а за острыми ощущениями, — не унимался старик.
— Дедунь, острые ощущения на седьмом десятке могут и здоровью повредить, — засмеялся Степка.
Фира отчаянно замахал ручками.
— Я здоров, бодр и вообще хоть куды. Вот смотрите, — он пробежался перед нами, демонстрируя свою якобы спортивную форму. — Я вам очень пригожусь, обязательно пригожусь, вот увидите. Ну, возьмите меня, пожалуйста.
Мы рассмеялись, а Фира продолжал умоляюще смотреть мне в глаза.
— Ну, я не знаю, — развела я руками. — Димыч, что скажешь?
— Думаю, что он у нас по дороге развалится.
Фира подскочил к Димке, решив, что меня он уже уговорил.
— Не развалюсь, вот те крест не развалюсь, — и он осенил себя крестным знамением.
Тетушка с осуждением смотрела на выкрутасы своего родственника и качала головой.
— Да куда ж это ты, старый пенек, собрался? — всплеснула она руками. — Какой из тебя кладоискатель? Ты ж лопату в руках не удержишь.
— Лопата в этом деле не главное, Викуся. Перед тем как рыть, нужно еще узнать, где рыть, а я же любого разговорю, все выведаю. Ну, возьмите меня, пожалуйста.
Димка вопросительно посмотрел в мою сторону, но я неопределенно пожала плечами. Если возьмем с собой взбалмошного старика, то очень скоро об этом пожалеем, и не один раз. Но поскольку клад не мой, не мне и решать. Пусть последнее слово будет за Димычем.
— Ну, не знаю, — потирая лоб, произнес Димка. — Дорога неблизкая, да и вообще толком неизвестно, куда ехать. Прямо как у классика, честное слово — на деревню к дедушке. Поди, и Воронцовки-то уже никакой нет, а вместо нее стоит какой-нибудь поселок Первомайский или Октябрьский. Как найти эту деревню в целой области?
— Ну, положим, не в целой области, — не согласилась я, — а в одном уезде, то бишь районе, но ты прав, теперь наверняка все названия уже другие. Впрочем, Каменск так Каменском и остался, его не переименовали. А вот все остальное...
— Но ведь можно же где-то узнать, как теперь называется Волоховский уезд, — встрял Степка. — Поехать туда и уже там узнать, как нынче называется деревня Воронцовка. А может, она так же и называется. Вообще для начала надо все карты пересмотреть.
— Вот что... — Мне в голову пришла идея. — Я думаю, в Каменске должен быть какой-нибудь исторический или краеведческий музей, там все и узнаем.
— Да конечно же, язык до Киева доведет, — подскакивал на стуле Фира.
— Твой язык меня до могилы доведет, — вздохнула тетя Вика. — Виданное ли дело, старый перечник за кладом собрался.
И она, охая и вздыхая, направилась к милым ее сердцу кастрюлькам.
— Ладно, — поднялся с дивана отец, — утро вечера мудренее, давайте спать ложиться. Все подробности вояжа обсудим завтра. Марьяша, ты калитку закрыла?
— Пойду проверю, — вызвался Димка и, прихватив сигареты, направился к двери.
Но как только он вышел на террасу, даже еще не успел спуститься по ступенькам на дорожку, как весь наш сад огласился каким-то непонятным стеклянно-металлическим звоном.
Мы замерли в недоумении, а Фира с криком: «Споймался!!!» — кинулся мимо Димки на улицу.
Мы ошалело переглянулись и побежали вслед за стариком. В темноте я не стала осторожничать со ступеньками — все равно ничего не видно — и, одним махом спрыгнув на дорожку, понеслась вперед.
Однако бежала я недолго и уже буквально через несколько метров, споткнувшись о чье-то валяющееся на земле тело, грохнулась прямо на него. Тело подо мной тоненько заверещало и забрыкалось, звон и грохот при этом усилились. Рядом валялся Димка, а Серега со Степкой пытались нас поднять. В темноте ничего невозможно было разобрать.
Я запуталась в каких-то веревках и чем больше дергалась, пытаясь освободиться, тем больше запутывалась. Хорошо, хоть отец догадался включить на террасе фонарь. Однако вместо того, чтобы прийти нам на помощь, он вдруг согнулся пополам и возмутительным образом зашелся от хохота.
На освещенном перед домом пятачке по земле катались и брыкались три опутанных тенетами тела.
Мальчишки, хохоча до одури, пытались нас освободить, но, поскольку к веревкам были привязаны бутылки и консервные банки, сделать это было не так-то просто.
— Разрежьте веревки, — простонала я с земли.
— Еще чего, — заверещал под мной Фира, — ишь чего надумала? Как в дозоре стоять, так нет никого...
— Фира, — я попыталась перевернуться на бок, — твои штуки?
— Ну, не твои же, — сдавленно просипел с земли старик.
Степка наконец принес из дома нож и, невзирая на Фирины протесты, разрезал веревки.
— Зачем ты это сделал? — спросил Димка, вставая с земли и отряхиваясь.
— Зачем, зачем? У вас под носом все время кто-то шастает, а вы и ухом не ведете. Не иначе как нас опять подслушивали. А я вот веревочки между деревьями протянул, бутылочки с баночками привязал, если кто чужой начнет ночью по саду шастать, мы сразу и услышим.
— Уже услышали, — сказал отец, вытирая выступившие от смеха слезы, — и не только мы, вся улица услышала, что у Самсоновых крыша съехала.
— Со звоном, — заржал Димка.
Все тоже принялись хохотать, а Фира громче всех.
— Фира, — давился от смеха Димка, — признавайся сразу, ты случаем капканов по саду не расставил? Как-то не хочется в них попасть.
— Хорошая мысль! — обрадовался старик.
— Так... — Я строго посмотрела на Фиру. — И этого диверсанта мы собираемся взять с собой на поиски клада? Дима, мне кажется, мы погорячились.
После таких слов Фиру как ветром сдуло, испарился в мгновение ока.
— Ну что, господа, — произнес отец, — подведем неутешительные итоги. Как показывает практика, конспираторы мы никакие. Опять нас кто-то подслушивал, а мы этого и не заметили. Если бы не Фирины сети... Хотя попались-то в них мы сами. Ладно, пойдемте спать, светает уже.
И действительно ночь отступала.
В полумраке утра в саду обозначились очертания кустов и деревьев, а между ними как бы парили в воздухе консервные банки и бутылки.
Остаток ночи прошел спокойно, а утром стали собираться в дорогу. Тетя Вика
