Смерть и креативный директор - Рина Осинкина
Стараясь двигаться неторопливо и степенно, он выдвинулся под козырек подъездного крыльца, в одной руке сжимая рукоятку Плюшкиного поводка, другой извлекая из кармана заготовленную сигарету. Осмотрелся.
Сначала решил, что опоздал – на дорожке, ведущей к их дому, Олеси не было. Взгрустнулось.
Ну что ж, хотя бы с пёселем прогуляемся. Нехорошо обманывать младших существ.
Потом он ее увидел. Девушка сидела на скамейке напротив своего подъезда, и в этом было что-то неправильное. Отчего в дом не идет? Почему не желает скинуть тесную обувку и офисный прикид, с тем чтобы насладиться отдыхом на собственной тахте или в мягком кресле? И вид у нее был какой-то для Коновалова неспокойный: как будто едва-едва оторвалась от погони и все еще не верит, что опасность миновала.
– Релаксируем? – подойдя к скамейке почти вплотную поинтересовался он с легкой усмешкой, а она и не заметила, задумавшись. – Предаемся медитации?
Она подняла на него глаза, щеки слегка зарделись. Или ему показалось?
Плюшка ткнулся носом ей в ладонь. Руку она не отдернула, песика по макушке погладила, отвернувшись на пару секунд от его хозяина.
Времени хватило, чтобы взять себя в руки. Не с чего ей волноваться.
– Привет, Максим, – проговорила сдержанным тоном. – Не подскажешь, как к следователю попасть? Записываться нужно заранее, или можно прийти в часы приема? И вообще, принимает ли он простых гражданских?
– А зачем нам к следователю? Показать черновик сценария пьесы? – не сдержал он иронии и тут же пожалел об этом. – Я хотел сказать, что следователей в Москве много и все разные. Тебе к кому? И из какого отделения? А вообще – можно, конечно, почему – нельзя?
Олеся тихонько вздохнула, отвела взгляд в сторону. Ему показалось, что она сейчас заплачет, совсем как Настя минутами раньше. Ну не урод ли?
Нет, плакать она не собиралась. Проговорила твердым голосом, вернув ему насмешку:
– Кажется, я вновь совершила глупость, да, Максим? Мне не надо было посвящать тебя в свои планы. Думается, если бы я вчера тебе заявила, что собираюсь собственное расследование провести, то огребла бы издевок несколько меньше. Хотя, какое-то количество все равно огребла бы. В силу характера твоего, извини за прямоту.
Коновалов помолчал. Собравшись с мыслями, произнес:
– Что правда, то правда. Характер скверный. Позволишь присесть?
И сел, не дожидаясь ответа, чтобы не делать ситуацию более для себя абсурдной – Олеся могла и не позволить.
– Закуришь? Тогда и я не буду. Плюха, иди побегай.
Он отстегнул пуделя от поводка, шлепнул легонько по мохнатой заднице. Плюшка весело тявкнул и ускакал на просторы двора обнюхивать ножки соседних скамеек, жестяные коробки урн и уборочный инвентарь, оставленный кем-то из дворников возле каморки мусороприемной камеры.
– А откуда ему взяться-то, хорошему характеру? Вышла бы за меня, перевоспитала бы… возможно… Привила бы добрые качества. А ты же отказалась, – брякнул он, дивясь, какую пургу понес так внезапно.
Олеся хмыкнула иронично:
– В перечень моих будущих обязанностей этот пункт не входил. Или я что-то упустила?
– Не входил. Но разве это повлияло бы на итог наших, как бы правильнее выразиться, переговоров? И, кстати, о твоих манерах, душа моя, тоже можно было бы порассуждать на досуге. Удумала тоже… глумиться над человеком.
Олеся бросила на него быстрый взгляд. Коновалов сидел угнувшись, уставившись в сухой асфальт под ногами, и дергал из стороны в сторону собачий поводок, как будто проверял ремень на прочность.
– Ладно, проехали, – сказал он неприязненным тоном, не дождавшись от собеседницы никакой реакции. – Зачем тебе к следователю, если не секрет?
– Никакого секрета, – пожала она плечами. – Во-первых, хочу рассказать ему про одну вещицу, которую экономка обнаружила не на своем месте.
– Михеевская экономка?
– Да. Она, видишь ли, адептом эзотерики является. И для подпитки космическими энергиями пользуется минералами, один из которых довольно крупный, как твой кулак, примерно.
Оба взглянули на коноваловский кулак.
– И что? – спросил он после краткой паузы.
– После известного события он пропал. Лежал обычно у нее в кастелянской, на блюде с другими кристаллами, помельче, а обнаружила его Любовь Сергеевна в кадке под пальмой, среди мраморной щебенки. Кадка в зимнем саду стоит.
– Что-то припоминаю. Михеев ведь из-за этого камешка ей выговаривал?
– Из-за него. Экономка свою вещь подобрала, дочиста отмыла, на блюдо вернула. Теперь на нем никаких следов.
– А должны были? – спросил Коновалов тусклым голосом.
– Могли быть, – ответила Олеся спокойно.
Макс откинулся на спинку скамьи, сложил руки на груди, а ногу закинул за ногу. Взглянул на небо в легких облачках, прищурился от яркого света, покрутил головой.
И какое ему дело до всего этого?
– Я завтра выясню, кто ведет дело твоей сестры. Или ты у нее спросишь?
– Спрошу. Это нетрудно. А у тебя хотела узнать, можно ли в принципе попасть к следователю на прием, если не вызывали. Раз уж ты так вовремя вышел с Плюшиком на прогулку.
– Ты собираешься сделать заявление, что опера пропустили улику? Но они ничего не пропустили! Тебе так и ответят. Тем более что орудие убийства в наличии, уже и к делу приобщено. И мотив у подозреваемой тоже имеется. Подчеркиваю: у нее и только у нее. Я неправ?
Молчание.
– Я буду пробовать, – сказала Олеся, вставая. – Я все равно буду пытаться.
– Даже если твоя сестра – убийца? – не сдвинулся с места он.
– Если бы я допускала хоть на йоту, что Танька виновна, то искала бы ей адвоката и деньги на адвоката. Хотя денег у них своих хватает.
Макс ухватил ее за ремешок сумочки, потянул легонько:
– Погоди торопиться, присядь.
Она села.
– Расскажи лучше, от кого убегала.
– Вид такой?
– Угу. Будто стянула из супермаркета банку джин-тоника и все еще не можешь отдышаться, – хмыкнул Коновалов, но взгляд его остался серьезным.
– Какие, однако, у тебя одиозные предположения на мой счет… Нет, Максим, все было иначе. Я побывала с визитом у вдовца недавно убиенной, а он меня спутал с прислугой и потому впустил в дом. Я дала тягу, пока не поздно. Тем более что с тетенькой, которую он ждал, мы разминулись буквально на минуты.
– Интересно… – протянул Коновалов. – Как он мог спутать тебя с прислугой? Ты была в маске? И она тоже имеет обыкновение прятать лицо под марлевой повязкой?
– Смешно. Гражданка явилась наняться экономкой, и он, как я предполагаю, ее раньше ни разу не видел, если не считать фоток в досье. А они, сам знаешь,
