Закон чебурека - Елена Ивановна Логунова

— Мы будем ждать вас у дома! — уже в закрывающиеся двери трамвая сказала нам мамуля.

— Только в квартиру не заходите, а то затопчете следы! — успела ответить ей Алка.

А когда трамвай быстро и плавно утек за поворот, я вдруг вспомнила:

— Между прочим, тут же совсем рядом знаменитый Дюденский водопад. Давай сгоняем, посмотрим?

— Я бы предпочла поужинать, — призналась Трошкина. — Достопримечательностями уже сыта.

— Тогда слушай новый план: сейчас идем в торговый центр, покупаем скотч и маркеры, потом берем что-нибудь на фуд-корте, идем к водопаду и там устраиваем пикник! — предложила я.

— А твоя мама и бабушка будут нас ждать…

— В ближайшем к дому ресторанчике. Они тоже пойдут ужинать, не сомневайся.

— Ну, тогда ладно, действуем по новой программе, — сдалась подруга.

Знали бы мы тогда, какой увлекательной она будет!

Глава восьмая,

в которой прекрасные девы попадают в беду

Сложностей с покупкой всего необходимого для превращения средства связи в источник ультрафиолетового света не возникло, и знайка Трошкина прямо за столиком на фуд-корте организовала нам соответствующий мастер-класс.

Следуя инструкциям из интернета, мы закрасили маркерами полоски скотча, залепили ими фонарики в смартфонах — и вуаля!

Тут же, рассовав по карманам прошедшие апгрейд мобильники, съели по паре бургеров и побежали любоваться знаменитым водопадом.

Я боялась, что в жару он пересох — был у меня такой печальный опыт в Сочи. Поехали мы с Денисом смотреть на тамошние водопады в количестве аж тридцати трех штук, как обещали туристические проспекты, а увидели всего лишь гладкие скалы над пересохшим ручьем и ничего более влажного, чем следы улиток.

Нижний Дюденский водопад наших ожиданий не обманул. Он был на месте, добросовестно низвергался с пятидесятиметровой высоты, выбивая из моря искристую водяную пыль.

— Надо будет прийти сюда днем, когда видна радуга, — сказала романтичная Трошкина.

— И когда можно сделать удачные фотки, — добавила прагматичная я.

Уже стемнело, водопад был подсвечен, но хорошо сняться с ним не получалось, видно было что-то одно: или водяной поток, или позирующих на его фоне людей.

Помедитировать у водопада совестливая подруга мне не дала — не хотела, чтобы мамуля с бабулей ждали нас слишком долго. Но мы все же не стали возвращаться прямиком к остановке, решили дойти до следующей, потому что этот путь пролегал вдоль живописного обрыва.

Мощенная камнем тропинка тянулась по травянистым газонам над крутым откосом, петляла в обход высоких пальм и столиков, сплошь занятых местными жителями с их традиционными чайниками, чашками и прочим скарбом.

Турки очень любят трапезничать на свежем воздухе и не ленятся тащить на свои пикники кучи разнообразного добра. Правда, в данном случае нести его было недалеко, столики располагались на узкой полосе травы между обрывом и улицей с оживленным движением. Подъезжай и выгружай барахло прямо на газон!

И кто-то подъезжал, а кто-то, наоборот, уже удалялся, так что какая-то деловитая возня не прекращалась.

Мне было непонятно, как можно сосредоточенно любоваться видом и со вкусом попивать чаек, когда в метре от тебя непрестанно елозят рычащие автомобили?

Задумавшись и засмотревшись на любителей пикников в клубах свежего СО2, я потеряла из виду Трошкину, хотя мы с ней шли по узкой тропке гуськом, и Алка шагала первой. Спохватившись, я завертела головой и вроде бы ничего нового не увидела: из одних машин что-то вытаскивали, в другие что-то засовывали…

И вдруг я услышала:

— Инка, беги!

Голос был Алкин, да и кто еще назвал бы меня по имени в чужой стране, но самой подруги я не видела!

— Алка, ты где?!

Запаниковав, я прямо по газону метнулась к проезжей части, пробежалась сначала назад, потом вперед, споткнулась обо что-то мягкое, но небольшое. Успела ужаснуться, подумав, что это насмерть сбитый машиной котик или песик, но тут мне в глаза бросилась узнаваемая надпись белым по красному: «100 лет любимой школе» — и я узнала бабулину матерчатую сумку.

Ее наш матриарх постоянно носит в своем ридикюле, поскольку не может изжить совковую привычку всегда быть в полной пионерской готовности затовариться каким-нибудь дефицитом, а пользоваться обычным пакетом считает ниже своего достоинства. Эту кумачовую сумку бабуля и в Турцию притащила, и в античный город взяла, а там набила халявными кактусами, после чего перевесила на безропотную Трошкину.

Я-то отягощаться этой ношей отказалась наотрез, потому что ткань сумки не могла стать серьезной преградой для легендарных кактусовых колючек, они пробивались сквозь нее с легкостью, при этом оставаясь совершенно невидимыми, вот подлость-то! По мне, бабуля, раз она такая любительница плодов опунции, должна была на собственной шкуре (буквально!) ощутить, как зла такая любовь. Но добрая Алка приняла удар на себя…

Теперь заметно похудевшая сумка с кактусами валялась у дороги, а от нее тянулся прерывистый след в виде помятых и раздавленных плодов.

Я рефлексивно подхватила сумку и с ускорением пошла по кактусовому следу, пригнувшись, чтобы лучше видеть, и вынужденно огибая то и дело возникающие на моем пути препятствия: припаркованные у бордюра машины, их распахнутые дверцы, людей со стопками тарелок и снедью в охапке. Они мне очень мешали, один автомобиль даже будто специально сдал назад, и я чуть не легла на его багажник. Отпрыгнула и снова услышала:

— Инка, беги!

Ринулась на голос, донесшийся из темного автомобильного нутра.

Отшатнулась от жадно потянувшихся ко мне рук.

Крест-накрест, как саблей, с плеча врезала по наглым лапам сумкой с остатками кактусов, неудержимо пробивающихся наружу. Услышала болезненный вскрик и не забросила свое оружие пролетариата — колючую кумачовую сумку — в салон, как гранату, лишь потому, что не хотела травмировать Трошкину.

А та продолжала взывать:

— Беги, Инка, беги!

И я побежала.

А что было делать? Машина остановилась, и количество тянущихся ко мне лап моментально удвоилось за счет хваталок выскочившего из-за руля водителя. Я бросила ему ежевидную сумку, он рефлексивно поймал ее, ойкнул и притормозил, а я развернулась и задала стрекача.

В голове почему-то крутился смешной стишок «Айне майне кляйне швайне вдоль по штрассе побежал». Почему на немецком — непонятно. Наверное, потому что турецких стихов я никогда не знала, а бежала конкретно вдоль по штрассе и чувствовала себя при этом реально кляйне, то есть маленькой, и очень уязвимой.

Почему-то подумалось, что вслед мне будут стрелять, но этого, слава богу, не случилось. Увы, никто не стрелял и в злодеев. Прекрасные девы попали в беду, а рыцарей, готовых