Дарья Донцова - Инстинкт Бабы-Яги

Тут появился официант, и Сергей начал быстро резать кусок мяса. Ел журналист неопрятно, капая соусом на стол. Сначала порезал отбивную на мелкие кусочки, затем отложил нож и принялся суетливо запихивать в рот мясо, картошку, овощи, изредка помогая себе большим пальцем левой руки. Мне такое поведение за столом запретили года в два. Все детство я просидел около тарелок, держа под мышками две книги. Стоило расстопырить локти, как тома с грохотом рушились на пол. Николетта мигом засовывала книги назад, приговаривая:

— Вава, приличный человек никогда не отставляет локти, когда садится есть. Учись вести себя правильно, немедленно возьми нож.

Но Сергея в раннем детстве никто не ругал за неумение пользоваться столовыми приборами, поэтому прилично есть он не научился. Впрочем, ему, очевидно, не объяснили и про необходимость мыться хотя бы дважды в неделю, а поход к стоматологу и парикмахеру юноша явно считает бесполезной тратой времени.

Я подождал, пока он соберет куском хлеба остатки подливки, и повторил вопрос:

— Почему же вы решили отказаться от материалов папарацци?

Сергей отодвинул пустую тарелку, громко рыгнул и велел официанту:

— Кофе, двойной эспрессо, сахар не класть.

Потом он достал сигареты, с наслаждением закурил и заявил:

— Папарацци! Да нет, никто не собирается оставлять полосы без фотографий. Когда я сказал: «Теперь таких не будет», имел в виду снимки певицы. В каждом деле талант нужен. Человек, который работал для «Микроскопа», гений! Таких вообще нет, здоровские штуки приносил! Остальные говно тащат. У Лики Брок на тусовке из платья грудь выпала! Тьфу! Во-первых, кому нужна ее недоразвитая сиська, а во-вторых, Лика небось увидела нашего человека и быстренько сама все вытряхнула, пиар ей необходим. Наш же Гном снимал невероятные вещи, эх, да что там! Одна фотка госпожи Рыбальчук чего стоит! Сия дама появляется на публике только после того, как натянет на морду косметический чулок и наложит слой штукатурки в два сантиметра толщиной. А Гном поймал ее, так сказать, а-ля натурель.

— Кто поймал? — не понял я.

— Гном, — пояснил Сергей, — псевдоним такой у этого папарацци был, Гном. Настоящего имени никто не знал, кроме меня. Это я привел его в «Микроскоп», сам хороший фотограф, но до Гнома мне далеко! Эх, все, нету Гномика.

— А где он?

— Погиб, — сказал Кудимов и снова вытащил сигареты, — хотя, учитывая то, чем он занимался, зарабатывая денежки, думаю, ему помогли досрочно отъехать в лучший мир. Так при чем тут Олег Колпаков и дурацкие снимки похотливой нимфетки?

Я рассказал Сергею про кончину Олега, утаив от собеседника, что Колпаков погиб в результате несчастного случая, и закончил свое повествование фразой:

— Очень бы хотелось одним глазком взглянуть на этого Леонида Михайловича, думается, он виновник гибели еще одного человека, Алены Шергиной. Будьте добры…

Сергей сунул в пепельницу наполовину выкуренную сигарету.

— Кого?

— Алены Шергиной, — удивленно повторил я, — сотрудницы турфирмы «Злата», она помогала Олегу Колпакову переправлять порнофото за рубеж. Мы предполагаем, что Леонид Михайлович решил наказать всех, кто так или иначе был причастен к бизнесу.

Неожиданно с лица Сергея слетела улыбка придурка, сразу стало ясно, что парень не так уж молод, очень замотан, а голову не вымыл не из-за неаккуратности, а из-за тотальной занятости.

— Сволочь, — устало и как-то безнадежно произнес он, потом поманил пальцем официанта и велел: — Сто граммов коньяка. Или ты, Ваня, больше любишь водку?

— Я за рулем.

— Насрать, надо помянуть Аленку.

Пока не принесли спиртное, Сергей молча смотрел в окно, потом схватил рюмку, не чокаясь со мной, мигом опрокинул в себя содержимое, запил кофе и вновь сказал:

— Сволочь, яйца таким надо отстреливать, медленно, по одному. Гад, наворовал миллионы, теперь все себе позволить может. Так я и думал, что Аленку убили, сколько раз говорил ей, не лезь на рожон, вычислят. Нет, смеялась только и отмахивалась: «Не дергайся, это невозможно, стопроцентная безопасность». Жадность ее сгубила! Но про порнофотки я ничегошеньки не знал!

— Вы дружили с Аленой? — решил уточнить я.

Сергей опять посмотрел в окно.

— Мы довольно долго жили вместе, гражданским браком, потом разбежались, сохранив дружеские отношения и, конечно, профессиональный интерес.

— Какой интерес?

Кудимов мрачно улыбнулся:

— Алена была великолепным фотографом, Гном — ее псевдоним.

Я на секунду онемел, но потом справился с собой:

— Алена занималась съемками знаменитостей?

Сергей кивнул:

— Да, и делала это гениально! Но об этом не знал никто, кроме меня.

— Почему она не уходила из «Златы»? Небось «Микроскоп» платил ей хорошие деньги, — пробормотал я.

Сергей повертел пустую рюмку и крикнул:

— Эй, халдей, повтори.

Потом посмотрел на меня, почесал ухо и, очевидно, решившись на откровенность, спросил:

— Что ты вообще про Алену рассказать можешь?

— Ну… дочь художника… работала в турфирме, жила последнее время с парнем по имени Илья Наметкин, он был значительно ее моложе…

Сергей нахмурился:

— Хорош детектив! Расследуешь преступление и ничегошеньки не знаешь о личности убитой. Если удастся доказать, что в гибели Алены виноват этот гнойный пидор, Леонид Михайлович, каковы будут твои действия?

— Передам материал в соответствующие органы и потребую возбудить дело.

— Мужик с его деньгами сухим из воды выйдет, даст ментам на лапу, и конец делу, развалят в пять минут.

— Знаешь, не все берут взятки, — тихо сказал я, — пойду к человеку с чистыми руками.

Сергей хмыкнул:

— Сильно сомневаюсь, что они имеются в легавке.

— Один из них мой хороший друг.

Кудимов опрокинул в себя вторую порцию коньяка и кивнул:

— Ладно, слушай, что знаю. Авось и впрямь отомстим мерзавцу за девку. Но сначала расскажу об Алене.

Глава 24

Алене Шергиной повезло с самого детства. Она родилась в семье известного, обласканного советской властью художника. По всей необъятной стране, от Владивостока до Прибалтийских республик, висели картины, которые создал Борис Алексеевич. Ни один прием в Кремле, куда звали представителей интеллигенции, не обходился без Шергина. Награды, знаки отличия и премии сыпались на живописца как из рога изобилия. Его любил всесильный Брежнев, а значит, и остальное начальство. Братья по ремеслу недолюбливали Бориса Алексеевича. Люди искусства вообще завистливы. Знаете, чем занимаются при встрече писатели или актеры? Выясняют, кто из них гениальнее. И еще, большинство тех, кто дружит с музой, любит подсчитывать чужие гонорары, а потом с тихой злобой говорить:

— Конечно, этот отстойный «народописец» зашибает бешеные бабки. Настоящее-то искусство никому не нужно.

Выплюнув эту фразу, непризнанный гений, как правило, идет в ресторан, где в компании таких же «талантов» спокойно пропивает зарплату жены, рассказывая окружающим о своих планах. Кстати, многих творческих людей посещают замечательные мысли. Одна беда: чтобы воплотить их на бумаге, холсте или в камне, требуется упорный ежедневный труд. Но, к сожалению, подавляющее большинство талантов ленивы, любят вставать около полудня, до трех шляться по дому в халате, а потом наступает пора ехать в кабак, рассказывать о замечательных задумках, которые никогда не увидят свет. Большинство поэтов, прозаиков, художников живет за счет других людей, в основном жен и матерей, не испытывая при этом никаких угрызений совести.

Борис Алексеевич принадлежал к меньшинству. Он вскакивал в шесть утра и шел в мастерскую, по тусовкам и вечеринкам не шлялся, водку не пил, кокаином, столь популярным в среде творческой интеллигенции, не баловался и никогда не брал денег у жены. Да у него и не было супруги, Алену Борис Алексеевич воспитывал один. Когда девочка чуть подросла, он свозил ее на кладбище, показал могилу и сухо пояснил:

— Твоя мать погибла в результате несчастного случая.

Все, более об умершей жене он не рассказывал. В доме не было ни одной ее фотографии, и Алена никогда не имела бабушек. Мама Бориса Алексеевича давно умерла, а родственники с материнской стороны не появлялись. Друзья в дом к Борису Алексеевичу тоже не ходили, он любил одиночество и предпочитал проводить свободное время у проигрывателя, слушая симфоническую музыку. Алену воспитывали няни, а когда девочке исполнилось пять лет, отец нанял для нее гувернантку, даже двух, одну — этническую немку, другую француженку. В первой половине дня Алена изъяснялась по-немецки, а во второй по-французски.

Когда дочь пошла в школу, отец начал искать у нее таланты. Сначала Алене купили пианино, но через пару месяцев стало ясно, что музыканта из девочки не получится, у нее начисто отсутствовал слух. Борис Алексеевич не расстроился и определил малышку в художественную школу, куда Аленушка послушно ходила до восьмого класса, не добившись абсолютно никаких успехов. Ее картины всегда оказывались последними на выставках и, честно говоря, напоминали мазню детсадовца. Господь не дал Алене никаких талантов.