Дарья Донцова - Инстинкт Бабы-Яги
Но сегодня совершить все процедуры предлагалось мне.
На кухню, зевая, вошла Миранда.
— Ты не в школе? — удивился я.
— Нет, — буркнула девочка.
— Почему?
— Велели, чтобы сегодня к пяти вечера пришли родители, — мрачно пояснила Миранда.
— Что ты натворила?
— Ничего.
— Так отчего зовут маму?
— Они отца хотят, а где я им его возьму? — хмуро объяснила Миранда.
— Учительница не знает, что ты растешь без папы?
Девочка пожала плечами:
— Дура она. «Если отец не придет, выгоним». Да пошли они, подумаешь, нужен мне их отстой! Уйду в другую, не привыкать. Только мне пообещали «волчий билет» выдать, ты, случаем, не знаешь, что это такое?
Я нахмурился. Интересно, что натворила Миранда? Все-таки я уже хорошо знаю ребенка, девочка, конечно, сложная, но она не отпетая хулиганка, курильщица и наркоманка, скорей всего, речь идет о какой-нибудь мелкой шалости вроде разбитого окна или языка, показанного учительнице. Но нельзя же из-за этого лишать подростка права на образование.
— Быстро собирайся, отвезу тебя к третьему уроку.
— Нет, все равно не допустят.
— Скажешь, что отец приедет в пять.
— Кто? — удивилась Миранда.
— Ты меня два раза выручала, теперь мой черед, — пояснил я, — давай собирайся. Кстати, не знаешь, куда все подевались?
Миранда пожала плечами:
— Нора очень рано уехала, Шурик за ней в семь утра зашел, а Ленка унеслась около восьми, небось на рынок подалась.
— Тебе на сборы десять минут!
— А мне только кроссовки надеть, — сообщила повеселевшая Миранда.
Выпроводив девочку открывать машину, я положил Филимона в сумку и позвонил на пульт.
— Здравствуйте, номер…
Девушка молча выслушала мое заявление и, резко ответив: «Козел», бросила трубку.
Я покачал головой и снова позвонил. Ну зачем же так грубо? Каждый может случайно попасть не туда. И потом, молоденькую девушку не украшают подобные высказывания. Козел! Кстати, отчего именно это животное не нравится людям? На мой взгляд, в нем нет ничего противного, скунс или гиена значительно неприятней.
— Пульт, — раздалось из трубки.
— Здравствуйте, — обрадовался я.
Оператор выслушала мою фразу и, обронив: «Козел», отключилась.
Я редко прихожу в негодование, но тут обозлился до крайности. Какое безобразие! Ладно, допустим, я что-то перепутал, но дежурная не имеет права хамить людям. Полный негодования, я вновь набрал номер и каменным тоном заявил:
— Девушка, мой код…
— У вас охрана не срабатывает? — неожиданно вежливо поинтересовалась грубиянка. — Вы уже третий раз звоните. Там, у входной двери, висит коробочка, гляньте на нее, может, забыли кнопочку нажать?
Отчего-то ее вежливость совсем выбила меня из колеи.
— Как вам не стыдно!
— А что случилось? — недоуменно спросила дежурная.
— Неужели не понимаете?
— Нет.
— Вы правильно заметили, что я звоню уже в третий раз, знаете почему?
— Ну… наверное, жилплощадь на пульт не берется…
— Вы два раза обозвали меня козлом. Очень некрасивый поступок!
Из трубки послышалось тихое хихиканье, потом кашель, затем девушка подчеркнуто официально произнесла:
— Мужчина, вы не поняли. Пароль сегодня «Козел».
— Как это? — растерялся я.
— Ну просто, город такой есть, Козел.
— Где? — недоумевал я.
— Понятия не имею, — вздохнула оператор, — нам только название сообщают, а месторасположение — нет. Козел.
И она отсоединилась.
Чувствуя себя полным идиотом, я написал на бумажке «Козел» и запер дверь.
Глава 23
Машин на дороге было мало, и мы быстро доехали до школы. Я посмотрел на мрачную Миранду.
— Пошли доведу до двери.
— Не маленькая, — буркнула моя спутница, но было видно, что ее обрадовало это предложение.
Я взял рюкзачок, лежавший на заднем сиденье.
— Отдай, — велела Миранда.
— Мужчина должен помогать женщине нести тяжести.
Девочка ухмыльнулась, но ничего не сказала. Мы пошли по тротуару, внезапно Миранда рассмеялась:
— Смотри, рыбу удит.
Впереди, у открытого канализационного люка, стоял мужчина в оранжевой куртке. В руках он держал кабель или толстую веревку, уходившую под землю. Иногда трос подрагивал, внизу кто-то работал. Пролетарий очень походил на рыбака, и я улыбнулся. Миранде нельзя отказать в наблюдательности. Лицо у дядьки было таким же напряженно-задумчивым, как у тех парней, что скапливаются на берегах водоемов.
Не успели мы поравняться с «удильщиком», как девочка неожиданно рявкнула:
— Чего стоишь зеваешь! Клюет давно, подсекай!
Мужик отработанным движением рыболова-любителя со всей силы дернул кабель. Очевидно, сработала некая кнопка в мозгу, включающаяся при слове «подсекай». Из люка донесся отборный мат. В ту же секунду до рабочего дошло, что он сделал. Не дожидаясь его ответной реакции, я ухватил Миранду за шершавую ручонку и побежал в сторону школы. Давно не носился с такой скоростью, в спину нам летели такие выражения, что впору было остановиться и попросить повторить. Во всяком случае, большинство словосочетаний звучали для меня ново.
У входа в школу я, переведя дыхание, сказал:
— Если ты проделала нечто подобное в классе, лучше расскажи об этом сразу.
— Да ничего я не делала, — фыркнула девочка, — тише воды сижу.
Я кивнул:
— Ладно, тогда побудь тут до пяти, вместе домой отправимся.
На обратной дороге машин прибавилось, но пробок не было, и я без особого труда докатил до харчевни «Солнечная пицца». Вчера, когда договаривался с Кудимовым о встрече, хотел приехать в редакцию «Микроскопа», но Сергей решительно заявил:
— В полдень, в трактире, в это время я обедаю.
Пришлось согласиться на его условия. Впрочем, когда я нашел Сергея и сел за столик, выяснилось, что трапезничать борзописец собрался за мой счет. Я не слишком люблю журналистов, во всяком случае, тех, которые копаются в чужом грязном белье. Понимаю, конечно, что спрос рождает предложение и что во многих людях сильно желание подсмотреть в замочную скважину за сородичами, но сам не читаю издания типа «Микроскоп».
Сергей оказался неприятным типом. Высокий, болезненно худой, с плохими, выщербленными зубами и маленькими, близко посаженными, бегающими по сторонам глазками, он производил отталкивающее впечатление. Впрочем, вымой парень длинные, свисающие до плеч патлы, может, и стал бы приятнее. Честно говоря, мне не слишком хотелось пожимать ему руку. Но Сергей протянул ее мне. Я быстро коснулся влажной ладони, незаметно вытер свою руку о край скатерти и натянуто улыбнулся.
Сергей схватил лежащую перед ним вилку и, вертя ее в пальцах, сказал:
— Ну, пока еду не принесли, выкладывай.
— Что? — Я решил поддержать разговор.
— Как — что? — заржал журналист. — Зачем звал? Какой компромат приволок? На кого? Имей в виду, сведения о Кате Пупкиной, главной певице вокзального ресторана Мухосранска, меня не привлекают! У тебя что? Фото? Вымай!
Я вытащил удостоверение. Сергей внимательно изучил книжечку и крякнул:
— Так. И зачем я тебе понадобился? Небось в твоем бизнесе, напротив, платят за молчание.
— Не всегда, — улыбнулся я, — иногда мы отсчитываем деньжонки тем, кто вовремя раскрывает рот.
Сергей швырнул вилку на скатерть.
— Меньше чем за сто баксов я даже не зевну.
Преодолевая отвращение, я открыл портмоне, демонстративно пересчитал зеленые купюры, выданные мне Норой на непредвиденные расходы, и сказал:
— Сначала ответь, ты знал Олега Колпакова?
— Ну, — кивнул Сергей, — слышал про такого, фотограф.
— Он передал тебе пакет с негативами, отчего не напечатал снимки, ведь Олег умер?
Сергей обнажил гнилые зубы:
— А зачем? Ничего особенного на фотках нет!
— Насколько я знаю, на них была запечатлена девочка…
— Ага, — хмыкнул Сергей, — девочка-припевочка! Не смеши меня, девочкой она была так давно, что и не помнит. Порнуха! Мы такое не даем, кстати, и законом запрещено.
Я поморщился. Вот врун. Вчера я купил «Микроскоп», чтобы познакомиться с этим изданием, и обнаружил более чем откровенные снимки известной эстрадной певицы, сделанные явно исподтишка.
— А вот вчера на ваших страницах поместили весьма интересную подборку, — не удержался я.
Сергей хмыкнул:
— Да уж, больше таких не будет.
— Что так? Вы меняете профиль издания? Станете теперь писать об искусстве? — съехидничал я. — Это денег не принесет.
— Точняк, — заржал журналист, — бабки можно огрести только на голой жопе.
— Почему же вы решили не публиковать откровенные фото?
Тут появился официант, и Сергей начал быстро резать кусок мяса. Ел журналист неопрятно, капая соусом на стол. Сначала порезал отбивную на мелкие кусочки, затем отложил нож и принялся суетливо запихивать в рот мясо, картошку, овощи, изредка помогая себе большим пальцем левой руки. Мне такое поведение за столом запретили года в два. Все детство я просидел около тарелок, держа под мышками две книги. Стоило расстопырить локти, как тома с грохотом рушились на пол. Николетта мигом засовывала книги назад, приговаривая:
