Людмила Милевская - Любовники чертовой бабушки
Покидая костел, я собиралась направиться к площади Старо Място, а потом через мост на улицу, ведущую к дому бабушки Франи. Но планы мои были нарушены: я увидела у костела машину «Скорой помощи». Народ волновался, недовольный, что его разгоняют. То и дело раздавались крики, полные ужаса: «Матка Боска! Матка Боска!» Плохое предчувствие овладело мной — казалось, происходит нечто ужасное не там, в толпе, а в моей жизни. Я остолбенела и не в силах была двинуться с места, когда услышала «ультразвук» Марыси Сташевской:
— Да вот же она, невеста покойного! Муза! Иди сюда! Твой Казик погиб!
Я вскрикнула, ноги мои подкосились. Но устояла. Услышав, что я невеста, народ расступился — вопль застрял в моем горле.
Казимеж, разбросав ноги и руки и отвернув от меня лицо, лежал на брусчатке. Его серовато-белые брюки стали беловато-серыми. Голубая рубашка с красными звездами, разорванная в нескольких местах, была так несвежа, словно ею протирали полы. Выгоревшие рыжевато-русые волосы спутались и были в крови.
Я упала на колени и поползла к Казимежу, приговаривая:
— Любимый, ты ведь живой, ты живой.
Остановить меня никто не рискнул, даже отчаянная Марыся. Я подползла к Казимежу и заглянула в его лицо. Оно было так сильно разбито, что я испуганно отвернулась.
— Это Казимеж Балицкий? — спросили меня.
— Да, это он, мой любимый, — не узнавая своего голоса, ответила я.
Кто-то поднял меня.
— Нам нужно поговорить, — услышала я чужой мужской голос.
Сомнамбулически ответила: «Хорошо» — и села в машину, которая вскоре затормозила у старинного особняка, обнесенного высокой оградой. Происходило все как в тумане, как не со мной. Когда дверь особняка открылась, я увидела Колю. Колю, мужа противной Выдры.
Коля повел меня по широкой мраморной лестнице. Потом мы долго шли по длинному коридору, пока не уперлись в старинную дубовую дверь. За дверью был кабинет с массивной мебелью.
— Муза, расскажи про Казимежа Балицкого, — усаживая меня на диван, грустным голосом попросил Коля и виновато добавил:
— Пожалуйста, все, что знаешь.
Сердце мое пронзила невыносимая боль.
Глава 39
С Казимежем мы познакомились случайно, но он верил, что это судьба.
Так дело было. С тяжелыми мыслями о своем третьем муже гуляла я по Быдгощу, добрела до Старо Мяста и застыла у памятника жертвам фашизма.
Я почувствовала себя жертвой третьего мужа, мысли о нем приобрели оттенки трагизма. Ощутив острую нехватку любви, я устремилась к всевышнему — не пугайтесь, просто вошла в костел, который был рядом с памятником.
В костеле шла служба. Играл орган. Народу было так много, что свободных мест на скамейках почти не осталось. Я отыскала себе уголок и уселась.
Службы не слышала, разглядывая высокие своды потолка, призадумалась — мысли скакали.
«Как здесь скучно, — горевала я. — Зачем Якубу приспичило ехать в Германию? Хоть он развлек бы меня. Очень вкусные получились вчера у бабушки Франи клецки. А какого Петр зажарил в честь моего приезда барашка! Пальчики оближешь и язык проглотишь!»
На этой содержательной мысли я была потревожена.
— Простите, не помешаю? — услышала я низкий, словно простуженный, голос.
Повернула голову влево и увидела симпатичного молодого мужчину лет двадцати восьми, не больше.
Мне в ту пору было, кажется, двадцать три.
Короче, возраст мужчины показался приемлемым для приятной беседы. А то, что мужчина расположен на такую беседу, я не сомневалась. Его выдало восхищение, возникшее у него в глазах. От мужчин такие взгляды мне редко перепадали, чего не могу сказать о сестрах по полу: женщин мои недостатки восхищают частенько. Иногда даже приводят в восторг. Особенно подругу Ганусю. И Нинуся от Гануси не отстает. Впрочем, и Туся.
Но не будем о грустном, вернемся к Казимежу.
— Не помешаете, — ответила я и вернула свои (с легкой косинкой) очи сводам огромного потолка.
Мужчина присел на скамейку рядом со мной, а я с еще большим рвением предалась размышлениям.
На этот раз мысли не множились и не скакали, а потекли ламинарно, как любил выражаться Кази-меж: то есть в одной плоскости.
"Интересно, он женат? Прикид на нем ничего, значит, денежки водятся. Выходит, женат.
Хотя, вовсе не обязательно.
Чем же он занимается?
Явно интеллигент.
По-моему, даже слишком. Мог бы и беседу со мной завязать. Надоело сидеть в безмолвии.
Пора уходить.
Если он с серьезными намерениями — увяжется за мной. Если нет, пусть молится, раз ему больше нечем заняться".
Я поднялась со скамейки и медленно направилась к выходу. Мужчина вежливо меня пропустил и снова присел на скамейку. Черт возьми! Как я разозлилась!
«Снова не повезло! Зачем он тогда глазел? Зачем восхищался?» — сердито думала я, выходя из костела.
Как тут не вспомнить народную поговорку, которую любила моя хохлушка-свекровь, мать первого мужа!
«У церкви была, и никто не полапал», — говаривала она.
Не то ли произошло и со мной, но в самом прямом смысле, простите за откровенность?
Я дошла до моста, постояла, опираясь на перила, посмотрела на темные воды Брды, да и взмечтнула. Представила вдруг себя в объятиях того незнакомца — Казимежа. Честное слово, еще не бывало со мной такого. Так к нему вдруг потянуло, что хоть обратно в костел беги.
Такая мысль не показалась мне совершенно абсурдной.
— Ах, почему это женщины всегда должны ждать, когда на них обратят внимание? Почему только мужчины могут выражать все желания вслух? — громко и горестно вопросила я у реки Брды.
— Нет, нет, не надо, пожалуйста, — услышала я простуженный голос.
Это был он. Взглянув на него, я спросила:
— Что «не надо»?
Было очевидно: он принял меня за чокнутую, готовую с моста сигануть.
— Пожалуй, уже ничего, — с улыбкой ответил он, сообразив, что я не самоубийца. — Я вами залюбовался. Вы так величественно держите голову, будто вас специально учили этому.
— Вы не ошиблись, — охотно разоткровенничалась я. — Совсем малышкой бабуля отдала меня в спортивную секцию по фехтованию. Она хотела исправить мою косолапость, но ничего не добилась. Там научили меня держать голову, а заодно и спину и кое-что еще, — добавила я, имея в виду только шпагу. — Но косолапость осталась.
Он пропустил мою последнюю фразу мимо ушей — значит, знает, как вести себя с дамами. Этим он меня окончательно обворожил.
— Значит, вы фехтуете? — с милой улыбкой восторга спросил незнакомец.
Этой улыбки, к месту сказать, он не убирал со своего лица до самого дома бабушки Франи, куда вызвался меня проводить.
— Фехтовала. И дофехтовалась до первого разряда. А вы чем занимаетесь?
— В данный момент вами любуюсь. В костеле вы были так трогательны во время вашей молитвы.
Я догадалась: «Видимо, он имеет в виду тот момент, когда я вспоминала барашка».
— Меня зовут Муза, — демонстрируя хорошее воспитание, представилась я (хоть меня об этом и не просили).
— Казимеж Балицкий, для вас просто Казик.
— В таком случае, я Муза Добрая.
— Могли бы и не говорить. То, что вы добрая, я понял с первого взгляда, — сказал мне Казимеж.
А я поняла, что готова позволить ему пользоваться своей добротой.
До самой своей смерти готова, но вышло все не так, как я хотела.
Вышло все очень плохо.
Глава 40
Я горестно уставилась на Колю:
— Так я познакомилась с Казимежем Балицким. Как видишь, ничего особенного.
— Если исключить личность самого Казимежа, — тоскливо вздохнул Коля. — Эх, Муза, не хочешь ты нам помочь, а жаль.
— Кому «вам»?
— Контрразведке.
— Коля, — промямлила я, — Коля, я совсем ничего не знаю. Вам же секреты, наверное, подавай, а кто мне доверит секреты? Ты бы доверил?
Он грустно покачал головой.
— Кто ты, Коля? Ты можешь мне честно сказать? — спросила я без всякой надежды.
Но он мне ответил:
— Я полковник, женат на женщине, которую зовут Капитолина. Кстати, кое для кого и это большой секрет.
«Выдра, что ли, секрет? — зло подумала я. — И пора с этим Колей-полковником переходить на „вы“. И надо срочно залиться слезами, а то он не правильно что-то себя ведет».
И я залилась. Упрекнула его, рыдая:
— Коля, вы играете моими чувствами. Обещали мне помогать, а сами ведете со мной игру, нечестную и опасную.
Он расстроился, надеюсь, что искренне.
— Да не веду я с тобой никакой игры! И перестань плакать, Муза! Слезами делу не поможешь.
— Все вы мужчины такие, — пискнула я, — одни дела у вас на уме, только работа. А что при этом должны чувствовать бедные одинокие женщины, вам наплевать.
Коля с иронией взглянул на меня и возразил, очень туманно:
— Уж я-то знаю, что должны чувствовать женщины, но, как правило, они этого почему-то не чувствуют. Лучше скажи, зачем ты отравила агента?
Слезы мигом улетучились из моих глаз.
— Какого агента? — испуганно вскрикнула я.
