Дмитрий Щеглов - Абрек из Мюнхена
– А чего им не гулять?
– Вишь, филармонию с собой везут.
– Деньги позволяют и везут!
Часть дверей закрылась, а другая часть пассажиров, наоборот хотела послушать музыку. Аккордеонист заиграл танго. Хорошо он играл, ничего не скажешь. Саша, видимо старший в этой небольшой капелле носил из соседнего купе еду.
– Здесь столько всего, что боюсь мы все и не попробуем!
Карл Мюллер попробовал еще раз встать, давая понять радушным хозяевам, что они с Лоной у себя поужинают, вы только им корзинку соберите, но Саша и слушать его не хотел.
– Что за спешка?
– По маленькой. Дринкь, дринкь! Потом в постельку!
– Ох, и упоим вусмерть индейского вождя!
– А я буду не против! – заявила во всеуслышанье Лона.
Поднялся невообразимый гвалт. Тимур ушел к себе в купе. Карл Мюллер, спросил, чему они радуются. Лона сказала ему на ухо:
– Спросили про помолвку. Я сказала, да! Или не надо было их обманывать?
– Нет! Нет! Вы Лона все правильно сделали!
– Тогда вам придется с ними немного выпить.
– Я согласен.
– Только целоваться при всех не будем.
– При всех не будем!
Карл Мюллер сунул руку под стол и стал стягивать с нее обручальное кольцо. Оно слетело и куда-то со стуком закатилось. Когда в руке у него оказался полный бокал с коньяком, на пальце белела только белая полоска. Он победно посмотрел по сторонам.
– К нам приехал, наш любимый, дорогой, наш Карла Мюллер.
– Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна! – запели музыканты и заиграла скрипка.
Видно, что-то такое запомнил из кинофильмов Мюллер, потому что он осушил до дна бокал, и показал всем, что в нем ничего не осталось. Саша мгновенно, сунул гостю в зубы куриную ножку, и тут же освежил бокал, наполнив его вновь до краев.
– Нет! Нет! Нет! – замахал рукой немец. Но теперь величальная пелась, и бокал наполнялся для Лоны. Вместо ожидаемой приветственной песни, прозвучала задорно-звонкая частушка:
– Ой, дивчина, наша Лона,Хоть и грозный Мюллер, зверь,И похож он на бизона,Не сорвать ему бутона,А аккордеонист, прокричал из коридора:И не выйти в эту дверь!
Раздался смех. Лона лишь пригубила свой бокал.
– Что они спели, чему смеются? – снова спросил Мюллер, услышав свою фамилию. Лона сказала, что услышав грозную фамилию, они спели, что не боятся его. Карл Мюллер удовлетворенно закивал головой. Тепло разлилось по его телу. Коньяк, показался Карлу хорошим; музыканты замечательными ребятами; закуска просто отменной; Лона, которая периодически прижималась к нему коленом, умопомрачительной. Он сам захотел выпить еще одну рюмку коньяка. Некуда было ему торопится. Народ гуляет, а чем он хуже. Вот какие веселые песни для него поют.
Карл Мюллер решил сказать тост. Лона сразу переводила.
– Господа! Комраде! Мне часто приходилось бывать на великосветских приемах. Богато сервированный стол, столовое серебро, у каждого прибора четыре рюмки. Подавали мадеру, херес, бордо, ликеры, шампанское лилось рекой. Случалось, что присутствовали иноземные король и королева, послы, посланники. Бывал, соблюден высокий этикет. Но, уверяю вас, мне не было никогда еще так хорошо и приятно, как сейчас, здесь с вами. – Карл Мюллер многозначительно посмотрел на Лону. – Я поднимаю этот бокал, и говорю вам, я помолодел на двадцать лет. Если человек дышит полной грудью и не может надышаться, значит, он вновь родился. Вы меня понимаете?
Вновь заиграл туш. Саша сидел за столом с Карлом Мюллером, а трио в коридоре ублажало весь вагон. Тимур закрылся у себя в купе. Лона до поры и времени решила его не трогать.
Мюллер по-гусарски выпил вновь до дна, а Лона чмокнула его в щеку. Для помолодевшего сердца бизнесмена расцвела весна. Музыканты сразу сыграли: «каким ты был, таким остался», «чубчик», намекая на лысоватого Мюллера, и затем пошли играть подряд самые известные застольные песни.
Молодец Вася Пупкин. Он дал в дорогу столько вина и коньяка, что Карл Мюллер не знал, что с ним завтра делать. Пол ящика разошлось по вагону. Веселье стало общим. После поросенка пошла в ход дичь, жареные фазаны. Карл Мюллер все удивлялся.
– Я ел их. Они намного жестче и меньше. Откуда в России такие большие фазаны и почему они такие нежные?
– В молоке, в молоке их вымачивали! – гудел Саша. – А большие потому, что расстояния у нас большие. Маленький фазан не перелетит Россию, даже поперек. А представь если вдоль ему лететь?
Аккордеонист Семен занял место напротив Карла Мюллера, он тоже хотел с ним выпить. Фазанов убрали со стола. Появился осетр. Слава богу, он был небольшой и порезан на куски. Съели половину, а вторую Карл велел убрать обратно, а не скидывать в корзину, освобождая место за столиком. Удивительное дело, Карл Мюллер забыл про Лону. Он что-то на пальцах пытался втолковать Семену, и кажется, ему это удавалось.
А Лона слушала Сашины байки и безудержно хохотала.
– А то вот, был я молодой, жил в музыкальном интернате, лет пятнадцать мне было, и попал я на конкурс скрипачей в Японию. Престижно было раньше занять почетное место на конкурсе, особенно за границей. Если ты там стал дипломантом, и будешь дальше вести себя прилично, для тебя на всю оставшуюся жизнь, все дороги открыты. Ну вот, а попал я туда случайно.
Вызвали меня к директору училища.
Директор с министерством разговаривает, а мне глазами показывает, садись, мол, на диван, сейчас вопрос насчет Японии решу, и до тебя, паршивец, доберусь.
А как дело было. Проштрафился я. Ну, выпили чудок с ребятами, ну случайно окошко выбил я, еще старшекурснику в рыло заехал. Окошко то я на следующий день вставил, а вот два зуба третьекурснику никак. Да хоть сбоку бы они были, а то спереди. Представляете артист без зубов? Это сейчас модно, рот щербатый, деньги большие платят. А раньше, или зубы выбитые вставляй, или вылетай из училища. А я что, дантистом по совместительству работаю?
В общем, прошло уже комсомольское собрание, меня оттуда исключили, осталось только приказ на руки получить. Вызвали меня к директору училища. А я только поступил. Мать, на Днепропетровщине, всем соседям обхвасталась, сын ее в Москве будет учиться.
А тут нате вам, здоровеньки булы, я через пол года домой должен заявиться. Господи, легче повеситься. Когда я зашел к директору, он с министерством разговаривал, утрясал, кого на конкурс в Японию посылать. Рукой мне показал на диван, садись, мол, сейчас закончу и до тебя очередь дойдет. Лететь должен был другой, он уже заканчивал музыкальное училище, его, почти без экзаменов брали в консерваторию. Это был протеже Александры Яковлевны, начальника управления в министерстве, с ней директор разговаривал.
Короче, трубку он положил и говорит мне, сегодня секретарши нет, отпросилась она, но заходи завтра, приказ об отчислении получишь на руки, сдай все в общежитии, и вперед, и с песнями.
Я его спрашиваю, а нельзя никак переиграть? Можно, он мне говорит, если ты Саше Щербатому зубы, точно также, как стекло оконное, вставишь. Юморист тоже мне нашелся. Я и так тому в рот утром заглядывал, нельзя ли как-нибудь беду поправить? Нельзя. Выбить можно, а вставить нельзя. Вышел я от директора. Думаю, как в училище остаться?
И додумался. Вспомнил я, как у нас соседка, по коммунальной квартире, голос поменяет, и рычит в трубку: с вами народный контроль говорит. Что за безобразия, у вас творятся? Народ жалуется. Там сразу: кто жалуется? Вот она, имярек, жалуется! Ее вопрос у нас на контроле.
И представляете, помогало. Кому охота на свой зад цеплять лишние приключения. Все равно недостатки устраняет, не начальник, а подчиненные.
Ну, вот вышел я от директора и думаю, а что если я позвоню в министерство этой Александре Яковлевне. Номер-то я запомнил, пока я у директора в кабинете сидел. Определителей тогда не было, но у него под рукой лежал министерский справочник, а там было подчеркнуто ее имя и отчество и напротив телефончик. У меня профессиональная память, я если раз глянул, считай, на всю жизнь запомнил. Номер то, предположим я знаю, а что я ей скажу? Что я белый, и пушистый, и с одного удара два зуба выбиваю?
Короче. Вспомнил нашу соседку по коммуналке и придумал. Она всегда говорила, сколько ни проси, а дадут вдвое меньше. Вот я и подумал, что будет, если предположим, серьезная инстанция, типа народного контроля или высокий начальник попросит отправить на конкурс в Японию меня? Скорее всего ничего не будет, не отправят. У министерства всегда найдется причина отказать, он, мол, хулиган, пьяный, два зуба выбил Щербатому. Мы, сделали все что могли, на конкурс не послали, но и не выгнали из училища. Фифти-фифти, как говорится. И волки сыты и овцы целы.
А я голоса классно имитирую, хотите послушать?
Саша захрюкал, засвистел соловьем, зашипел змеей, запел тонким детским голоском.
– Соседка всегда учила, главное напор и еще раз напор, и не давай собеседнику, вставить ни одного слова. Сказал и бросай сразу трубку. Сработает хорошо, а нет, так нет, на нет и суда нет.
