Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке - Антонова Александра
Другая мысль пульсировала на краю подкорки огоньком далекого маяка: как только сыщик доберется до сумочки и обнаружит «Титул» на Грюнштайн, я стану подозреваемым номер один. Сделка оформлена на подставное лицо. Стоит полиции копнуть поглубже, и сразу станет ясно, что на мою секретарскую зарплату замок в Швейцарии ни за что в жизни не купить… И никакое алиби не поможет! Ах, Магнус, что же ты наделал?! Ой, мама дорогая…
Меня затрясло в ознобе. Я обняла себя за плечи и постаралась сцепить зубы, чтобы не было слышно клацанья.
— Ольга, ты замерзла? — Анри дотронулся до моей руки, а я дернулась, как от электрического заряда. — Замерзла. Давай растоплю камин. Под утро в замке всегда зябко.
Он присел перед камином, сложил поленья и чиркнул спичкой. Я незаметно отерла со лба холодный пот. Мне было жарко.
Глава 18
Год 1428, ночь
Дождь все шумел и шумел. В камине потрескивали поленья. Старуха сопела и похрапывала в кресле, охраняя опочивальню. Я лежала под розовым покрывалом, таращила глаза в темноту и потирала безымянный палец. Он все еще саднил. Обручальное кольцо удалось снять с помощью оливкового масла и шелковой нити.
Меня каждый раз передергивало, стоило на мгновенье представить, что целый вечер носила кольцо с руки покойницы. Ах, бедный Варкоч, бедный Варкоч… Он спас положение, когда все заметили, что кольца нет. Он исполнил трогательную балладу, заставив мое сердце дрогнуть. Он принял смерть вместо меня! Ах, как горько… Ах, какая злая судьба!
Но как кольцо Агнес попало к Варкочу? Маркграф нашел на лестнице в северной стене часовни нечто маленькое. Он показал Гунде, и старуха сразу поняла, что там был шут. Хендрик нашел разноцветные блестки с шутовского костюма — догадалась и я.
Шут был в часовне. Он смотрел в окно.
Варкоч все видел! Он видел, как Магнус раскапывал могилу, он видел, как я вышла из-за надгробного камня, он видел Хендрика. Стоило нам уйти, как шут появился на кладбище, поднял лопату и выкопал гроб. Варкоч снял с Агнес обручальное кольцо. Меня передернуло, когда я представила, как он снимал кольцо с полуразложившегося трупа.
Варкоч знал, что маркграфиня мертва, что я — ее тень. Зачем шут снял кольцо с покойницы? Конечно, чтобы уличить убийцу! Но он не успел этого сделать. Отец Бонифаций привлек всеобщее внимание к кольцу, и Варкоч нашел великолепный выход из положения. Ах, бедный шут, бедный шут, как ужасна была его смерть… И я содрогнулась, еще раз осознав, как близко стояла безносая старуха с косой. Кто же трижды пытался убить Агнес? Кому так мешает несчастная жена маркграфа?
Я резко села на ложе, осененная догадкой: женщине. Агнес мешает женщине! Женщине по имени Марианна. Эта жгучая любовь в кошачьих глазах, эта отвергнутая страсть — уж не ее ли рук дело? Подумала я и ужаснулась: ну конечно! Это Марианна подбросила змею в ларец, прекрасно зная, что блеск алмазов ослепит молодую маркграфиню. Что не заметит она змею в ларце, притронется к драгоценности, а змея и укусит ее за руку, как раз между большим и указательным пальцами. Это она надеялась, что, избавившись от соперницы, вернет любовь Хендрика. Но каково же было ей обнаружить, что Агнес жива?!
Это она, Марианна, спустила тетиву арбалета и промахнулась как любая придворная дама, не знакомая с искусством стрельбы из боевого оружия. Это она подошла к столу, пока все толпились вокруг трона Изабеллы, и взяла гроздь винограда. Это она отравила самое красивое яблоко, которое лежало в вазе перед блюдами для маркграфа и маркграфини…
Я опять откинулась на подушки. Нет, не получалось… Как Марианне удалось бы отравить яблоко, если за тем же столом сидел Магнус и пожирал свиную ногу? Он бы заметил. А может, и нет, если хлебал вино из носика кувшина.
Дождь шептал за окном монотонную колыбельную песню. В камине потрескивали поленья. Гунда почмокала во сне и затихла.
И я опять уселась на ложе, осененная догадкой: Гунда говорила, что, по традиции, маркграф после брачной ночи надевает на голову молодой жене алмазный венец. Почему же Агнес сама достала его из ларца, а не Хендрик?
Я усмехнулась: Гунда и та не утерпела, заглянула под крышку шкатулки, чтобы полюбоваться сокровищем. Как же могла устоять от такого соблазна Агнес? И представилось мне, как ранним утром пробудилась молодая маркграфиня на розовом ложе, оглянулась на спящего рядом Хендрика, тихонько соскользнула на пол, подошла к ларцу и откинула крышку. И засиял венец алмазными всполохами, и заблестели ее глаза, и дотронулась она до короны. И почувствовала на правой руке легкий укол…
Интересно, как целовал Агнес Хендрик? Так же, как и меня в рыцарском зале?
И стало мне почему-то обидно, что Агнес досталась целая ночь волшебных поцелуев. И уткнулась я в подушку, и горько заплакала, сама удивляясь, откуда у меня столько слез, если я уже их все пролила по дороге в Грюнштайн.
И дождь шумел за окном, вместе со мной оплакивая вытоптанные виноградники, пропавшего Шарльперо, заблудившегося Блума, покинутую Аньес. И винила я во всех несчастьях маркграфа Хендрика, суля ему безвременную смерть и адские муки.
Да, суля ему смерть…
И перестала я внезапно плакать, осененная догадкой: если алмазную корону должен был надеть на голову молодой маркграфини сам Хендрик, то змея предназначалась для него. Марианна положила ее в ларец, чтобы убить маркграфа! Марианна стреляла из арбалета в Хендрика, и по счастливой случайности попала в колпак! И отравленное яблоко было приготовлено для него!
Я подскочила, как ужаленная: надо предупредить Хендрика. Пусть прикажет схватить Марианну, иначе следующая попытка может увенчаться успехом.
И я опять опустилась на подушки: не было выхода из опочивальни. Старуха заперла все двери и дверцы на замки, да еще наложила засовы.
Я лежала и таращила глаза в темноту. И услышала легкий скрип, будто царапнуло чем-то острым по деревяшке. И услышала я едва слышный призыв о помощи:
— Мьяу…
— Шарльперо! — Я закусила кулак, чтобы не разбудить старуху. Гунда всхрапнула и затихла.
Тихонько соскользнув на пол, я подобралась к камину.
— Мья-я-яу, — раздался жалобный стон за стеной.
— Ш-ш-ш, — приложила я палец к губам, как будто кот мог понять меня.
И догадалась я, как Марианна пробралась в розовую опочивальню. Кроме потайной дверки, что вела в соседнюю комнату, за стеной имелся еще один ход. Забытый ход, о котором не знали ни маркграф, ни Гунда. А Марианна знала.
Я шарила рукой по выпуклому узору деревянной панели и не находила ничего подходящего, что открывало бы потайной ход. В густой тени боковой стенки камина я не различала и собственных пальцев, но слышно было довольное урчание Шарльперо. Бестелесной тенью я скользнула мимо старухи, вынула свечу из шандала и вернулась к поискам.
Но и в свете чадящей свечи не смогла я найти следа дверки. Урчание Шарльперо громче всего было слышно в месте соединения резных деревянных панелей и каминной окантовки. Но не было в том углу какой-либо щели. И легкое постукивание отзывалось глухим звуком монолитной стены. И отчаяние овладело мной, и опустилась я на колени перед камином, и смирилась с мыслью, что не смогу разгадать тайну потайной дверки.
Да, не смогу разгадать…
— Мьяу! — нетерпеливо подал голос Шарльперо, а старуха завозилась в кресле.
Я затаилась, прикрыв ладошкой пламя свечи, и в безнадежном унынии окинула взглядом боковую стенку камина, выложенную из плотно пригнанных каменных блоков. По краю камней шел едва заметный орнамент из виноградных лоз. И показалось мне, что один завиток лозы чуть грязнее других. Будто дотрагивались до него испачканным в золе пальцем.
И дотронулась я до завитка, и нажала на него. И случилось чудо: камин дрогнул и уехал в стену. Передо мной чернел зев потайного хода.
Рыжий кот, задрав хвост трубой, гордо вышел из тьмы и доверчиво ткнулся лбом в колено. Я потрепала его за ухом. Шарльперо заурчал на всю комнату.
