Елена Колчак - У страха глаза велики

Для очистки совести я просмотрела ящики письменного стола, хотя и не рассчитывала найти там ничего интересного. Бумага — слишком опасная форма хранения информации. Конечно, и тетрадь, и блокнот вполне можно спрятать так, что никто и никогда их не обнаружит. Но тогда и владельцу добраться до них будет затруднительно. Если же речь идет о чем-то вроде дневника, то, когда есть надобность или, как в данном случае — потребность в постоянном пополнении записей, рукописный вариант очевидным образом исключается. «Спрятать» некий текст в «недрах» своего компьютера куда надежнее. Найти что-то на чужой персоналке затруднительно даже тогда, когда хозяин ничего не прячет.

Минут пятнадцать я бессистемно лазила по разным директориям — не попадется ли на глаза что-то подозрительное. Не попадалось. Ну я же чувствую, что должны быть какие-то заметки. Должны. А я должна за эти три-четыре часа их разыскать. Пойди туда, не знаю куда, отыщи то, не знаю что…

Вероятно, нужный файл существует в одном текстовых форматов — это раз. Столь же вероятно, что он запаролен. Маловато, конечно, но никаких других признаков мне поначалу в голову не пришло.

Еще минут через сорок, после нудной проверки методом тыка, я наконец решила призвать на помощь логику. Что, если поискать, обращаясь к «привычкам» компьютера, а не его хозяина? В конце концов, практически все программы запоминают документы, которые активизировались последними. А если то, что я ищу, подобно дневнику, обращения к нему должны быть достаточно частыми. Так, в меню «Документы» пусто, как я, собственно, и ожидала. Но список последних обращений существует не только там…

Ага. Кажется, оно. Самых последних файлов пять. Ну, что, попробуем?

Четвертый по порядку файл затребовал пароль — yes!

Погоди радоваться, Маргарита Львовна — остудила я себя. Мало ли что там. Еще через несколько секунд стало ясно, что это уже не «тепло», а прямо-таки «горячо»: не желающий открываться документ входил в директорию, все файлы которой были запаролены. Кажется, оно. Преисполненная благодарности к гениальному Глебову, обеспечившему меня нужными программами, я приступила к взлому, начав с многообещающего имени «SCALA» — «лестница».

Раз, два, три, елочка, гори!

Пароль выглядел очаровательно — ПуКьФт. Я посмотрела на клавиатуру. Ну, конечно! В режиме кириллицы набрано латинское GeRmAn — заглавные и строчные буквы чередуются. Да, простенько, но логично.

Открыться-то он открылся, а дальше? Я «пролистала» десяток-другой страниц — везде одно и то же. Чертова перестраховщица! Мало ей было пароля, надо, видите ли, лишний раз обезопасить себя от посторонних глаз. Текст выглядел следующим образом:

Ctujlyz jy yjcbn vtyz yf herf[? f gjcktpfdnhf gjdthbn bv dctv? Xnj z tuj yt cnj./ B ult z njulf jrf;ecm&

Ну да ладно, теперь уже ясно, что я нашла именно то, что нужно. А способ «шифровки», похоже, самый что ни на есть простой — тот же, что и в пароле, только наоборот. Попробуем проверить. Вот будет смеху, если в этом секретном файле спрятаны, к примеру, кулинарные рецепты или комплекс гимнастики для поддержания стройности ног и живота. А зашифровано все исключительно по причине присущей женской душе загадочности. Я начала подставлять под латинские буквы соответствующие им на клавиатуре русские: с-е-г-о-д-н-я о-н…

Сегодня он носит меня на руках, а послезавтра поверит им всем, что я его не стою. И где я тогда окажусь? Значит, все было напрасно?

Я «листала» страницы, «переводя» отдельные фразы — ясно было, что на все у меня просто не хватит времени.

Опять снятся Они. Как будто у меня не получилось, и Они живы. Больше всего боюсь закричать во сне — никто не должен знать.

Главное — не сомневаться. Если я сумела тогда, в девять лет, смогу и сейчас.

Спину обдало холодом. Душу — ужасом и одновременно — жалостью. Последние две строчки со всей мыслимой определенностью свидетельствовали, что смерть родителей Кристины вовсе не была трагической случайностью. Через какие кошмары должен был пройти этот ребенок, до каких размеров должен был вырасти ее страх — перед самыми близкими людьми! — чтобы в девять лет единственными выходом стало — убить. Все, что пугает тебя — убей.

Это ведь так просто. Затаив дыхание, взглядывать то на храпящие, пьяные страшные тела — вдруг проснутся, — то на мертвенные синие огоньки, пробегающие по гаснущим углям — любой деревенский ребенок едва ли не с четверенек знает, что это за огоньки, — и тянуться к вьюшке, и отдергивать руку, и снова тянуться… И даже задвинув заслонку, думать, что ничего еще не случилось, что можно еще все изменить… и испугаться, что одно из пьяных тел вдруг шевельнулось… и выскочить в пристройку, и никакая сила уже не заставит вернуться, чтобы спасти тех, кого убиваешь… и дрожать от холода и ужаса, пока в щели не начнет пробиваться бледный утренний свет, а тогда уже — надо войти в избу и увидеть…

Все, что будет потом — уже легко. Все, что пугает тебя — убей. И каждый мертвец — ступенька, по которой ты выкарабкиваешься из болота страха. Вверх по лестнице, ведущей вниз…

После каждого «письма» Герман делается такой нежный, такой заботливый, так за меня боится, так успокаивает. Кто же это…

Светочку своими бы руками удушила! Ни рожи, ни кожи, ни мозгов — а туда же, Герману глазки строит, в моей косметике роется. Ну, я ей устрою подарочек!

А если Стас узнает, что он его сын?

Колесо получается дольше, чем руль. На целую минуту. Но лучше колесо — может сойти за несчастный случай. Руль — слишком очевидно, могут заподозрить неладное.

Нина спит и видит, как бы Германа заполучить.

Ольгу немного жалко. Если бы не эти письма, я бы не придумала, как все устроить. Но все равно она маленькая дрянь! Герман все ей…

Я не стала «переводить» дальше, закрыла убийственно откровенный документ… Господи! Бедный Герман!

Скопировав все это безобразие, я быстренько ликвидировала следы своего пребывания в комнате и смылась — начинало темнеть, до возвращения Германа и Кристины из театра оставалось всего ничего. За это время я успела «перевести» на удобочитаемый язык еще некоторое количество заметок — столь же откровенных. Конечно, будь у меня под рукой Иннокентий, он наверняка быстренько нашел бы мне какую-нибудь программку, делающую то же самое со всем текстом сразу. Но времени разыскивать его не было — да и особого желания, по правде говоря, тоже. Уж больно мерзкая вышла история, не для детей до шестнадцати.

Дальше все было быстро и неинтересно. Ознакомившись с моей находкой, Герман свет Борисович удалился, не сказав мне ни слова. Явившийся минут через пять Боб передал мне вежливое распоряжение — собирать вещички. Что ж, у меня во всяком случае нет оснований на него обижаться.

46

Только у нас! Лучшие дорожные покрытия — самые благие намерения…

Боб даже не попытался напроситься на чашку кофе. Довез меня до дому и сообщил, что сегодняшний вечер он уже семьдесят лет как пообещал провести с родителями. Пришлось смириться. Естественно, родители — а при удаче и соседи — подтвердят факт его отсутствия нынче в доме Шелестов куда надежнее, чем я.

К тому же, стоило войти в квартиру, как все размышления о мужской невежливости улетучились, как вирусы от имени Касперского. Общество, встретившее меня — в моем собственном, между прочим, доме — было теплым и разнообразным. Вокруг кухонного стола уютно устроились: майор Ильин, Лелька — вот уж кого и вправду не чаяла увидеть — и, вестимо, Иннокентий, чтоб ему!

Ну, все ясно. Этот мелкий пакостник, видите ли, забеспокоился — не понадобится ли мне срочная помощь, разыскал Лельку и — заодно, на всякий случай — Ильина. Уж не знаю, чего он хотел от господина майора. Может, прибытия в дом Шелестов группы захвата? Для вызволения оттуда моей персоны. К счастью, чрезмерную активность Лелька пресекла, но если бы я не явилась, через полчаса-час народ собирался и впрямь начать действовать. Ну, или по крайней мере, собирался Глебов. Ильин просто выжидал, Лелька…

Ну, Лелька — это отдельный разговор. Как раз против ее присутствия у меня особых возражений нет. Все-таки она имеет к этой истории самое непосредственное отношение. Мало приятного узнать, что дом, в который твоя единственная подруга попала с твоей же легкой руки, мягко говоря, небезопасен для жизни. Но за каким дьяволом Кешка майора притащил?

Вообще-то я Никиту свет Игоревича люблю очень и очень. Ей-богу. Не мужик — сокровище. Одни эти его очи бездонные чего стоят. Но, воля ваша, вот как раз сегодня глаза бы мои этих глубин не видали. Он тут, конечно, в частном порядке, но где вы видели кота, который ловил-ловил мышей, а потом вдруг перестал, ибо не время? Да ни в жизнь! Куда спокойнее — всем, кстати, спокойнее, не только мне — несколько отложить визиты официальных лиц.