Оксана Обухова - Жена скупого рыцаря
— Сделаем, мама. Самуил Лейбович из отпуска вернется и сделает.
— Так он здоров? — Муза громко высморкалась и посмотрела на меня.
— Я надеюсь.
— Аппендицита не было?
— Не было, — вздохнула я и потупилась. Хотела рассказать о маньяке Гальцеве, да удержалась. Не то время. Пусть старушка немного успокоится.
Уснули мы в Музиной комнате, на ее кровати, крепко обнявшись. Свекровь боялась меня выпустить, словно невестка могла исчезнуть в ночи навсегда, оставив ее с Людвигом.
К бутылке армянского мы так и не прикоснулись. Она закатилась под ноги, и мы перекатывали ее пятками из одного конца постели в другой.
Утром Муза Анатольевна приготовила мой любимый завтрак — сырники из творожной массы с медом. Вместо муки, для крепости, свекровь добавляла в творог манную крупу, взбивала яйцо, и сырники получались невероятно пышными и красивыми.
Сама Муза выглядела так себе. В ночных треволнениях она забыла накрутить влажные волосы на бигуди и утром бегала по кухне, напоминая перевернутую швабру. Вставные химкинские зубы красоты ей также не добавляли.
— На выходные я поеду с Галкой в Колотушино, — поливая сырники медом, объявила я. — Увы, Муза Анатольевна, но я уже дала ей обещание. Надо картошку окучить.
— Езжайте, деточки, езжайте. Развейтесь.
Как хорошо не врать! Удовольствие, сравнимое с удовольствием от сырников с изюмом!
Не знаю, что чувствовала Муза, но расстались мы после крепких троекратных поцелуев в духе приветствий застойного коммунистического руководства. Мы искали друг в друге поддержку. Как страны СЭВ. Одни — против всех.
По дороге на работу я искала в себе сомнения, пыталась обнаружить хоть что-то из сожалений и разочарований. Но не находила. Может быть, речевка «Миша умный, добрый, чуткий, нежный» постепенно превратилась в форму давления на психику, и я выставила защитный барьер? Так бывает. Хочешь как лучше, получаешь обратный результат. Нельзя себя насиловать. Если первоначально речевка проходила с восклицательным знаком, то позже в конце ее появился знак вопроса.
Едва я открыла дверь своего кабинета, на письменном столе ожил телефон. На определителе стоял номер Зайцевой.
— Алло. Привет, Галина. Как дела?
— Привет. Меня твой бандит звонками одолел…
— Какими? — ревниво насторожилась я.
— Вечером позвонил, узнал твой домашний номер, утром ни свет ни заря ему твой рабочий понадобился…
— Галя, во-первых, он не бандит. Во-вторых, не мой…
— Ой, я тебя умоляю! Мне по маковке, в какой группировке твой Лева служит…
Мысль о том, что соломенная вдова снюхалась с бандитом, будоражила воображение романтически настроенной Зайцевой. И доказывать ей по служебному телефону, кто есть «ху», бесполезно. Зайцева уверена, что физиономист из нее хоть куда, она братков за версту чует. Якобы. Два года назад у Галины был роман с престарелым, но очень шумным братаном. После этого в наших кругах Зайцева считается крупным специалистом по названной публике.
— Если Лева наплел тебе историй, что он белый, пушистый и в перчатках, не верь, Мухина. Мой уркаган мне такой лапши на уши навешал, я ночь рыдала, какая у него судьба тяжелая! Падший ангел, идеологический борец за справедливое распределение собственности. Пять раз по хулиганке сидевший…
Таких разговоров по телефону банка вести нельзя. Я цыкнула на Зайцеву, и та тут же предложила где-нибудь пообедать, посплетничать.
Работать мне не хотелось абсолютно. Я подумала и назначила свидание в вестибюле банка. Дальше решим.
— О’кей, — сказала Зайцева и отключилась.
Беспокойство Левы было мне приятно. И когда телефон вновь ожил, я сладко потянулась и проворковала в трубку «алло-у». Но это была Матюшина, звонившая почему-то не по внутреннему, а по городскому телефону.
— Ты на месте? Свободна?
— Угу.
— Сейчас зайду.
Зашла Нинка все с тем же предложением — менять «Альфу» на мясокомбинат.
— Ну что тебе стоит? — канючила Нинель. — Тебе ведь все равно! А мне надо…
— Зачем?
— Они Степе нужны… Устал он от своего СМУ.
— Хорошо. Я подумаю. Но сначала ответь мне на один вопрос. Степа деньги Коврова себе взял?
— С ума сошла? Если б у Коврова сын в институт провалился, он бы с нас семь шкур спустил!
— И все-таки…
— Не знаю, — сказала Нинель и тут же поправилась: — Кому дал, не знаю. Но кому-то сунул, точно.
— Тошику?
— Сим, ну хочешь, я сейчас при тебе Степке позвоню и спрошу, кому он деньги сунул?
Наивной деткой я перестала быть сегодня ночью. Правдивого ответа от Степана Аркадьевича Матюшина я не получу ни сейчас, ни потом, ни в глаза, ни по телефону.
— Ладно. Забирай. — Я вынула из сейфа папку с кредитным делом и протянула ее Нинель.
— Сима, ты душка! С меня коньяк, шампанское и цветы, — пообещала Матюшина и полезла целоваться.
— Я не смешиваю напитки, — сказала я и уклонилась от ее красных губ. — Испачкаешь…
Лев позвонил через час.
— Ты как?
— Нормально.
— А свекровь?
— Тоже ничего. Только хуже.
— Сегодня вечером встретимся?
— Вряд ли. Я хочу побыть с Музой.
— Ты… молодец…
— Спасибо. Надеюсь, бог наградит меня за доброту.
Хотела сказать: «Может быть, наградой будешь ты?» — но удержалась. Такие мысли сбивают с рабочего ритма женщин, расставшихся с мужьями восемь часов назад. Или восемь месяцев назад?
Зайцева скучала в вестибюле банка и от нечего делать строила глазки охраннику, на груди которого висела табличка «Сытин Петр Васильевич». Когда я подхватила ее под руку и повела на выход, Галка послала ему взмах ресниц. Петр Васильевич нахмурился, и я сделала приятельнице выговор:
— Угомонись. Ты меня дискредитируешь.
— Слушай, у вас охрану по каким критериям подбирают? Как ни зайду, один краше другого!
— Галя, в тебе тестостерон перебродил! Во все стороны брызжет.
— Надеюсь, это не намек на возраст? — попробовала обидеться Галка. Но воспоминания о Сытине Петре Васильевиче были столь свежими… — Ой, Мухина! Бери меня в банк! Ужо я тут развернусь…
— Галя, у нас приличное заведение.
В отпуске Галина распоясалась совершенно. Намеки на распущенность на нее не действовали, и когда подруга завела песню: «А, помнишь, Сима, у вас такой лысый дядька на белой «Ауди» работал», я решила ее напугать. Я рассказала о смерти маньяка Гальцева, подозрительно трезвом шофере грузовика и сломанном пальце Виктории.
Зайцева перепугалась так, что фирменный антрекот заведения «Три тополя» унесли едва надрезанным.
— Ой, что делается? — причитала Зайцева. — Ой, какой кошмар! И что ты об этом думаешь?
— Честно говоря, ерунда какая-то. Грузовик мог наехать случайно, в квартиру воры то ли лезли, то ли нет, насчет Виктории… не знаю. Точно только одно — Гальцеву сломали шею и спрятали тело.
— Господи, спаси и сохрани! — Галка быстро перекрестилась и оглянулась по сторонам. — Сима, а вдруг за тобой какой псих охотится?
Я пожала плечами. Психов много, возможно, мне не повезло.
— А может быть, ты какую-нибудь тайну знаешь? Служебную или личную?
— Ничего я не знаю. И, кстати, меня муж бросил.
Этого Зайцева уже перенести не смогла. Заказала двести граммов и салат из сыра и соленых огурцов.
— Эка… как на тебя… все одновременно. Твое здоровье, дорогая! Оно тебе понадобится.
— Хочу завтра отгул взять, — сказала я и отказалась от водки. — Поедем с утра в Колотушино?
— Только не очень рано, — кивнула Галка. — У меня вечером на всю ночь свидание. Высплюсь, и сразу к тебе.
— С кем спишь?
— С Борей. Из Франции. То есть из России, ну ты поняла… мой последний… курортный.
— И как у вас?
— Супер. Здоровый трезвый секс.
— Он женат?
— На этот раз пронесло. Холост.
— Чем занимается?
— Шоферит где-то. Но не нищий.
— Где это шоферам столько платят? — удивилась я.
— Мало ли в столице рыбных мест? Кстати, он тоже в Колотушино поедет. Ты не против?
— С какой стати? — я вздохнула. — Ты хозяйка, я батрачить еду…
— Не прибедняйся! Матюшина сказала, скоро шефом станешь.
Первая хорошая новость за неделю. Если Матюшина сказала, значит, стану. До сих пор Матюшина ни разу не ошиблась в банковских передвижках.
Может быть, не брать отгул? Трудовой героизм оценят…
Нет, поеду в Колотушино. Надо сменить обстановку и поковыряться в земле. Да и Галина хорошая компания не даст мне закиснуть.
Муза встретила меня накрытым столом, тортом «Птичье молоко» на манной каше и киселем из ревеня. Основное блюдо — сациви из курицы в настоящем, на грецких орехах, соусе — тоже мое любимое.
На голове свекрови вместо швабры — прическа под премьер-министра Великобритании, на пальцах — маникюр и кольца, за ушами — капля духов «Митсуко». Все это убедительно показывало — с неприятностями Мухины справятся.
