Наталья Александрова - Отмычка от разбитого сердца
— Гу! Гу! Гу!
При этом на губах его лопались круглые пузыри.
Толстый лысый мужик, сидя на кровати, с недовольным пыхтением пытался дотянуться до большого пальца ноги. Из дальнего угла доносилось громкое кудахтанье.
— Матерь божья! — проговорил участковый, оглядевшись.
Он повидал в своей жизни много страшного и отвратительного, ведь работал не где-нибудь, а в полиции, но эта палата, пожалуй, была хуже всего, что ему приходилось видеть, потому что нет ничего страшнее человеческого безумия.
А самое главное, Николай понял, что зря пришел в эту обитель скорби, что здесь он ничего не узнает. Даже если здешние пациенты видели что-то важное, они никому ничего не смогут рассказать.
Он уже отступил к двери, как вдруг рядом раздался вполне нормальный голос:
— Мужик, у тебя покурить не найдется?
Николай вздрогнул и оглянулся.
На кровати возле окна сидел тот самый «овощ», который только что гундосил на одной ноте. Теперь его взгляд был вполне осмысленным, никаких пузырей на губах не было.
— Курить хочется — сил нет! — повторил он совершенно нормальным голосом.
— Так ты что — не псих? — опасливо проговорил Николай, доставая из кармана сигареты.
— Да вроде с утра не был, хотя от такой жизни можно свихнуться… — мужчина прикурил, жадно затянулся, и на лице его разлилось выражение неземного блаженства. — Ух, хорошо! Давно не курил…
— Так что — тут все симулянты, что ли? — Участковый недоверчиво оглядел палату.
— Не, здесь все, кроме меня, психи! Не бойся — они ничего не соображают!
— Да мне-то чего бояться… — участковый присел на край кровати. — А чего ты-то тут делаешь, среди этих «овощей»?
— Прячусь… — симулянт тяжело вздохнул.
— Ты что — в розыске?
— В розыске, да не в полицейском… ты, мужик, не говори никому… — мужчина понизил голос. — Я, понимаешь, в аварию попал, разбил машину одному крутому авторитету. Он меня обещал, если выздоровею, в бетон закатать, так что мне отсюда выхода нет, только на кладбище. Вот, пока придуриваюсь…
— Так страшно же среди дуриков лежать… мало ли что им в голову взбредет!
— Они почти все безобидные! Один только был опасный, так и тот сбежал…
— Это Прохоров, что ли? — оживился Николай.
— А ты откуда знаешь? — Симулянт подозрительно взглянул на участкового.
— Я его, этого Прохорова, разыскиваю… у меня за ним должок имеется…
Николай увидел опасливое выражение в глазах собеседника и поспешил успокоить его:
— Не бойся, парень… я тебя никому не выдам… расскажи-ка, что здесь случилось.
Симулянт вздохнул.
— А курева еще дашь?
— Да забирай всю пачку!
— Ну ладно… тогда слушай. Он тут давно лежал, Прохоров этот, еще до моего прихода. Операцию ему какую-то делали, в голове копались, и после нее он вроде память потерял и соображать вовсе перестал. Лежал, как эти, только пузыри пускал… Но в последние месяцы стал я замечать, что он понемногу в себя приходит. Вроде смотрит иногда осмысленно, да и вообще… когда долго одних психов вокруг себя видишь, начинаешь замечать разницу.
Рассказчик помолчал, глубоко затянулся и продолжил:
— А три дня назад, ночью, он как закричит… я сразу подумал — не к добру это. Через несколько минут пришел санитар, молодой парень. Хороший такой парнишка, студент из медицинского. Остальные-то больных за людей не считали, а этот был заботливый…
Рассказчик снова замолчал, видно было, что ему трудно продолжать, воспоминания причиняли ему мучения.
— В общем, подошел этот парень к Прохорову, посмотрел на него, одеяло поправил, пульс проверил, а тот вдруг его за горло схватил и стал душить…
Лицо рассказчика побледнело, он задрожал, заново переживая ту страшную ночь.
— Самое жуткое, что все это без звука… не то чтобы в тишине, наоборот… парень только хрипит, да «овощи» вокруг расшумелись, чувствуют, что страшное рядом творится… в общем, задушил он санитара, на свою койку положил, а сам под соседней кроватью спрятался. Через какое-то время второй санитар пришел, Анатолий, мерзкий такой тип… нашел он студента убитого, поднял тревогу, но я видел, как Прохоров под шумок из палаты выскользнул… потом здесь большой переполох был, весь больничный персонал у нас в отделении собрался, но так его и не нашли, не иначе, помог ему кто-то из местных. А затем начальство распорядилось дело замять. Они страсть как всяких проверок боятся — какие-то тут темные дела прокручивают, если полиция начнет следствие, эти их штучки вскроются. В общем, Славика, того санитара убитого, в морг отвезли. Он из другого города, здесь ни родни, ни знакомых, так что шум никто поднимать не станет…
— А откуда ты-то все это знаешь? — подозрительно осведомился Николай.
— Так дежурный, доктор Зароев, в нашей палате с Копыткиным этим, кто со Славиком дежурил, обо всем разговаривал. Нас, «овощей», за людей не считают и при нас такие разговоры ведут — диву даешься! Я здесь пока лежу, такого наслушался…
— Слушай, — оживился вдруг Николай, — а того авторитета, которому ты машину разбил, как зовут?
— Как зовут — не знаю, а кличка у него — Ящик. Несколько раз его охранники так между собой называли… страшный человек! Если он узнает, что я выздоровел, — все, мне кранты!
— Так я тебе что скажу! Ты можешь заканчивать свою симуляцию, считай, амнистия тебе вышла!
— Это как?
— Убили твоего Ящика! Полгода уже как на стрелке подстрелили. Другой авторитет его уложил, по кличке Молоток. Чего-то они с ним не поделили…
— Да ты что, мужик, серьезно? — Собеседник Николая побледнел от волнения. — Ничего не путаешь? Не врешь?
— Да чего мне врать-то? Своими глазами свидетельство о смерти видел! Семь пулевых ранений, из них четыре смертельных.
— Ох, так это и вправду мне можно завязывать с симуляцией, можно выписываться из этого дурдома…
Он вдруг помрачнел, тяжело вздохнул и проговорил:
— А вообще-то неизвестно, где хуже — здесь или на воле… тут хоть все психи безобидные…
«Ага, безобидные, — подумал Николай, — лежит такой «овощ» спокойно, а потом вдруг очухается и убивает первого попавшегося… Странные дела творятся в этой больнице, ей-богу!»
Одно было несомненно: он напал на след Выборгского маньяка. Если этот малахольный симулянт ничего не путает, то Прохоров сбежал из больницы накануне первого убийства. Маловероятно, чтобы тип, который придушил санитара, сбежал бы из больницы для того, чтобы понюхать в скверике цветочки.
Казалось бы, чего проще? Идти к главврачу или еще к какому начальству, предъявить свое удостоверение и узнать у них точную дату поступления больного Прохорова в больницу, а также диагноз и все остальное. Если поступил он сюда пять лет назад, то сопоставить это с датами тех старых пяти убийств. А потом объявлять этого Прохорова в розыск.
Но хорошо развившаяся за годы работы интуиция, а также практическая сметка и здравый смысл подсказывали участковому Черенкову, что действовать вот так в лоб ни в коем случае нельзя. Судя по нахальству, с которым действуют тут, в больнице, полиции они не боятся, а это говорит о том, что есть у больничного начальства большие связи. Так что им может сделать какой-то сельский участковый? А вот спугнуть их он может ненароком.
Николай решил действовать старым проверенным способом — потихоньку расспросить второго санитара, дежурившего в ту ночь, Анатолия Копыткина, нажать на него в приватной беседе, можно и припугнуть — дескать, кому ты нужен, начальство покрывать тебя точно не станет, так что колись, Толян, пока не поздно. А уж потом, когда на руках будут доказательства, можно и по начальству обратиться. Пускай запускают государственную машину — кто такой Прохоров? Откуда взялся, где проживал? У них в поселке Васильки такого точно не было, он бы вспомнил.
Да и небось эти из психушки искали Прохорова по месту проживания. Им-то нужно его скорее на место вернуть, чтобы шума не было. Однако не нашли, потому что Прохоров этот крутится, надо думать, не в городе, а в области, а конкретно — в их поселке, потому как два убийства уже случились. И что он у них потерял, хотелось бы знать?
Капитан Черенков тяжело вздохнул.
Через двадцать минут после плодотворного разговора с общительным симулянтом Николай подошел к двери, на которой красовалась табличка «Отдел кадров».
Толкнув эту дверь, он вошел в небольшой кабинет, все стены которого занимали встроенные шкафы с выдвижными ящиками картотеки. Кроме этих шкафов, в кабинете находились два письменных стола.
За одним столом сидел сухонький подтянутый старичок в аккуратно отглаженном пиджачке и узком черном галстуке, очень подходящем для похорон.
За вторым, прямо напротив старичка, сидела весьма полная особа женского пола, на вид лет сорока, с высокой прической и узкими, неприязненно поджатыми губами.
