Сердце знает - Кэтлин Игл
— Левую руку? — подсказал он ей. Она кивнула головой. — Перелом без осложнений? А кость хорошо срослась?
Она снова утвердительно кивнула. От его участливого голоса у нее подступил ком к горлу, как будто он переживал эту сцену с ней, глядя на все из окна. Она не могла смотреть ему в глаза.
— Я тоже поломал руку в детстве, — сказал он как-то слишком бодро. — Я свалился с той крыши. Наверное, родителям ужасно тяжело смотреть, как подобное случается с их ребенком.
Обхватил ее шею руками и притянул к себе. — Да, пожалуй, это похуже, чем увидеть привидение.
— Я никогда не видела привидений.
— А у меня никогда не было детей, — вкрадчиво сказал он. Это больно кольнуло ее.
— Что касается привидений, то они меня больше не пугают. Я их хорошо подкармливаю.
Она прерывисто и глубоко вздохнула. Он сжал ее плечи и они стояли, наблюдая как догорают в костре остатки рубашки, о которой они говорили. У нее сильно болели глаза, и она не заметила, как он поднес ей бутылку с водой. И она пила так жадно, что выступили слезы. — Да, работа жаркая, — прошептал он.
Хелен кивнула головой и рассказала ему, как помогала его отцу подковать лошадей в тот день. Ей хотелось знать, откуда он знает, сколько кости надо было зачистить с копыт, но старик не стал рассказывать ей, а решил показать. Она наблюдала за ним, и он дал ей попробовать.
— Он не любил объяснять, — припомнил Риз. — Он всегда давал возможность сделать самому, если я чего-то не улавливал или его что-то не устраивало. Ему нужно было, чтобы все было сделано в совершенстве, не упуская деталей. Как, например, тот макет, что у нас в доме. Господи, сколько же времени он потратил на него. Я рос, затем стал играть в баскетбол…
Он посмотрел на нее и произнес каламбур.
Она задумалась. Всегда начинаешь дела со слов «А что, если», а потом все оборачивается терзающими душу сомнениями.
— Вы ведь играли в баскетбол вместе. Ему пришлось прикрепить кольцо, потому, что ты постоянно делал броски. — Она вспомнила, что кольцо до сих пор прикреплено к амбару, с которого когда-то упал Риз. — Твой отец и об этом рассказал мне.
— Рассказал, как он обучал меня всему? — Риз хихикнул. — Обычно мы играли один на один. Он никогда не поддавался мне. И заставлял отрабатывать каждый удар. Но когда я перерос его в мастерстве, он со мной больше не играл.
— Зато он стал играть с тобой в бейсбол. Он рассказал мне, что у вас был тренер…
— Сэм Кларк. Этот парень всего-то и умел, что подавать, а, в основном, его интересовали женщины, чем моложе, тем лучше. Мой старик как-то напоил его.
— За что?…
— За то, что тренер он был — дерьмо.
— И за то, что посадил тебя на скамью штрафников, когда, на самом деле, ты играл по правилам? — Риз очень удивился. — Именно так он и сказал?
— Это всего лишь игра, — на минуту он задумался. Затем, чтобы она не сомневалась в его чувствах, сказал: — Я все равно узнаю, кто сбил его.
Он наклонился, взял пучок полыни и подошел к ней. Веточка полыни упала ему на колени, когда он бросал ее в костер. — Хоть ничего уже не изменится, я хочу знать, что произошло.
От полыни потянулась струйка дыма, ему захотелось вдохнуть этот запах. — Я люблю запах горелой полыни. Он напоминает мне запах свежеиспеченного хлеба. Он тянет меня домой, в хорошем смысле.
— Мне нравиться это выражение, — сказала она. — В хорошем смысле. Ничто само по себе ни дурно, ни хорошо, пока мы так не думаем. Верно? Или то, что мы помним, позволяем себе чувствовать. Как мы это делаем? Хорошо? Я имею в виду есть ли в этом хороший смысл.
— Хорошо, что ты здесь. Для равновесия. Ведь когда-то я ушел из дома, и, по сути дела, так и не возвратился. Ты ведь виделась с ним в тот вечер, разговаривала с ним и знала, о чем он думал в те дни. — Риз подбросил еще полыни. — Хорошо, что ты здесь и хорошо отзываешься о человеке, которого ты знала.
— Я думаю, что ты не настолько отдалился от него, как тебе кажется, Риз. И ты хранишь его в своем сердце. И вот почему…
— А помнишь, как мы поехали в Бэдленды? — вмешался он, повернувшись к ней и сжимая ее обнаженные плечи своими большими, теплыми руками. — Помнишь, как мы разожгли костер и занимались любовью, говорили и занимались любовью, а звезды тем временем постепенно гасли и забрезжило утро, а мы…
— Совершенно голые — и уже рассвело. — Она засмеялась. Она совсем забыла, что значит быть такой смелой, чувствовать себя такой свободной. Но чувство это вернулось в этот вечер.
— Давай такое устроим еще раз. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее, вдохнуть аромат ее волос и прошептал:
— Мы с тобой и вокруг больше никого.
Эта ночь стала повторением той ночи, о которой он ей напомнил, воспоминанием о тех словах, которые он ей тогда сказал. Сладостность и невинность той ночи повторились сегодня. Она расслабила узел одеяла и позволила ему сползти на землю. Глухой стон чисто мужского восхищения вырвался из его груди, когда он поднял ее к звездам.
Затем они легли на одеяла, прижимаясь друг к другу, жадно целовались. Их пристанище было словно волшебный круг, магическое место, куда никто не мог проникнуть.
В его могучих объятиях она чувствовала себя полностью защищенной.
Он ласкал ее, нежно прикасаясь к потаенным местам ее тела, целовал их с восторгом.
Он разделся перед ней. Тело его трепетало, когда она касалась его и гладила. Это сводило его с ума. Он привлек ее к себе, и они слились в единое целое, воспарив к звездам в едином порыве.
6
Шуршание над головой сухих листьев вернуло Хелен на землю. Щедрую землю. Землю, приветливую и милосердную, на которую наползала темнота, рассеивающаяся с приходом утра. Землю, наполненную потрескиванием затухающего костра, теплым дыханием Риза на ее груди, гулким биением их сердец. И такое нехитрое земное великолепие убаюкало мужчину, которого Хелен обнимала. Он лежал, тихо дыша, его грудь поднималась и опускалась в унисон ее дыханию. Она дорожила этой близостью.
Хелен вспомнила, как когда-то давно обнимала его спящего и как боролись в ней два чувства: удовольствие и сомнение. Теперь она
