Марвин Кей - Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона
И вот я плыл, словно облако, как сказал бы поэт, по Риджентс-парку в душный сентябрьский день — бездельничал перед началом первого триместра, и неожиданно столкнулся с лордом Пемберти, вернее, это он на своем велосипеде столкнулся со мной. Пемберти был одним из немногих людей в Оксфорде, кто мог узнать меня в Риджентс-парке, хотя в основном мы с ним встречались на боксерском ринге, где я его нокаутировал. Я предположил, что это столкновение — всего лишь расплата за то, что однажды я разбил нос этому наследнику графа Даксбари.
— Ты чего стоишь на моем пути… А! Это ты, Холмс!
Я посмотрел на него снизу вверх, лежа на вымощенной галькой тропе.
— Попей Пемберти?
— Мне ужасно жаль, приятель. Я думал, что могу уже отлично справляться с этой штукой…
— Тебе стоило попрактиковаться на нем, пока ты был в Париже, — сказал я, позволяя ему помочь мне подняться.
— Что? — Пемберти недоуменно уставился на меня.
— На нем французская маркировка. Насколько мне известно, эта модель еще не появлялась по эту сторону Канала. А еще в конце учебного года ты всем рассказывал, что твой отец едет в Париж и берет тебя с собой. Элементарно.
Я отряхнул свой пиджак и смерил Пемберти недовольным взглядом, как смотрит бедняк на человека со статусом. Филипп Олни, лорд Пемберти (известный в узких кругах как Попей), был одним из тех долговязых гибких ребят, кто успешно занимается греблей. Нос кнопкой (к нему я уже успел приложиться), круглые голубые глаза и полные розовые губы, зачастую надутые или искривленные в усмешке.
— Ну, — спросил я, — как Париж?
— Жарко, — угрюмо бросил Пемберти. Он повел велосипед по тропе, и я пошел рядом с ним. — Мой отец сошел с ума. Он взял на работу какого-то побитого молью итальянского шута и притащил его в Лондон, чтобы тот помог ему выбрать картины для поместья, которое его королевское высочество строит в Сандрингеме. Более того, он выделил этому парню комнату! А ко всему прочему еще и разрешил ему притащить во дворец Даксбари свою жену!
Мне все это казалось ставшей поговоркой бурей в стакане, и я готов был уже попрощаться с Пемберти, когда он произнес:
— Но с этой драгоценной парочкой явно что-то не так, Холмс. Слушай, ты умный парень. Почему бы тебе не зайти ко мне на чашку чая и не рассказать, что ты по этому поводу думаешь?
Должен признаться, я был польщен. В колледже у меня было две беды: я был на класс младше Пемберти и у моей семьи не было ни титула, ни богатства. Сегодня все эти социальные различия кажутся мне нелепыми, но тогда положение в обществе представлялось мне заманчивым. Я взял у Пемберти его лондонский адрес (дом в Мейфэре) и проводил его взглядом, наблюдая за тем, как он, виляя из стороны в сторону, уезжает на своем велосипеде.
В четыре часа я явился в дом Даксбари, одевшись соответствующим образом (спасибо Майкрофту, который тогда еще не был таким круглым). Дверь открыл лакей. За его спиной стоял сам лорд Даксбари, полный джентльмен лет пятидесяти, он был гораздо ниже и плотнее, чем его сын. Одет он был весьма неформально: зеленый вельветовый пиджак и вышитая турецкая шапочка. За лордом Даксбари маячил еще один человек, виден был только его тонкий силуэт в черном сюртуке с высоким воротником и в тщательно выглаженной белой рубашке. Когда эти двое расступились, мне удалось рассмотреть, что ноги у того мужчины кривые, из-за чего он хромал и ходил, опираясь на резную деревянную трость.
— Холмс! — с лестницы окликнул меня Пемберти. — Папа, это мистер Шерлок Холмс, мой друг из Оксфорда. Холмс, это мой отец, лорд Даксбари, и его, хм, друг Риколетти.
— Как поживаете? Enchante,[18] я уверен. Филипп рассказывал о вас много хорошего. Он говорит, что вы умный парень.
— Не знаю… — промямлил я.
Я прошел мимо больших коричневых пакетов с маркировкой на французском языке, Пемберти провел меня наверх, в гостиную, где уже был накрыт чайный столик.
— Холмс может рассказать о человеке все, просто посмотрев на него. — При этом Пемберти так зло покосился на Риколетти, что если бы тот не был занят намазыванием масла на маффин, то был бы испепелен в одно мгновение.
— Правда? — Лорд Даксбари сел на стул возле чайного столика и предложил мне последовать его примеру. — Что же вы можете сказать обо мне, а?
— Только то, что ваша поездка в Париж закончилась покупкой нескольких произведений искусства, которые ваш сын явно не одобряет, и что вы планируете увезти их отсюда. А еще подготавливаете себя к неприятной встрече у вас дома и ожидаете, что несколько человек согласятся погостить во дворце Даксбари, хоть они и не очень ладят друг с другом.
— Вот как? И что заставило вас сделать такие выводы?
— По голосу лорда Пемберти, когда он рассказывал мне о вашей поездке в Париж, я понял, что у него другие предпочтения в искусстве. Упомянутые картины находятся в коридоре, все еще завернутые в бумагу, что свидетельствует о том, что вы возвращаетесь с ними во дворец Даксбари. Здесь, в городе, у вас есть лакей и повар, но нет дворецкого и других слуг, значит, вы не планируете задерживаться здесь надолго. А что касается неприятной встречи, то вы выпили две чашки чая и съели три кекса, а на письменном столе лежат два письма, на одном из которых печать кембриджского университета, а на другом — печать герцога Саррея, который, насколько мне известно, приходится вам свекром. Также наша пресса не устает напоминать о том, что герцог Саррей более известен своими спортивными успехами, чем эрудицией. На приеме будут присутствовать представители кембриджского университета и семья Саррея, и это не совсем сочетаемая публика.
Риколетти захлопал в ладоши.
— Отлично, мистер Холмс. А что же вы можете сказать обо мне?
Мне не понравилось, как он посмотрел на меня, — это был своего рода вызов.
— Что вы все еще являетесь бонапартистом, несмотря на падение императора. Что когда-то вы были художником, но уже несколько лет не брались за кисть. Что вы работали в Лувре и еле сводили концы с концами, пока лорд Даксбари не вытащил вас оттуда и не привез в Англию.
— И почему вы сделали такие умозаключения, молодой человек? — с насмешкой спросил Риколетти.
— То, что вы когда-то были художником, доказывает слабый след, оставленный кистью на среднем пальце правой руки. Однако на ваших руках нет следов пигментов, значит, вы не рисовали уже некоторое время. О том, что вы бонапартист, свидетельствует кольцо с пчелой Бонапарта на вашем мизинце. То, что вы пережили тяжелые времена, доказывает заштопанный несколько раз на локтях пиджак, да и ваши туфли ремонтировались не единожды, о чем говорят разные оттенки кожи и высота ее краев над каблуком. Что же касается участия лорда Даксбари в вашей жизни… это, признаюсь, рассказал мне лорд Пемберти.
— А Лувр?
— Ну, что касается этого, должен сознаться, я рискнул предположить. Художник и приверженец императора нашел бы себе работу в самом престижном среди людей искусства заведении, то есть в Лувре.
— У вас могут появиться враги, молодой человек, если вы будете продолжать в том же духе, — прошипел Риколетти.
— Я делаю это только ради забавы… — начал было я.
— Папа, я же тебе говорил! — вмешался Пемберти. — Может быть, Холмс сможет разобраться с украденными из дворца вещами.
— Украденными? — переспросил я.
Лорд Даксбари выглядел смущенным.
— Пропало кое-что незначительное. Например, мои рубиновые запонки. Это был подарок его высочества Георга IV моей бабушке по случаю его восхождения на престол. Я их не носил, но они представляли огромную ценность для моей семьи.
— Пропали и другие вещи, — сказал Попей. — Жемчуг Джинни, доставшийся ей от дедушки Саррея. И те отвратительные фигурки из слоновой кости, присланные дядей Джеймсом из Китая.
— Японии, — поправил его лорд Даксбари. — На них еще была весьма необычная резьба. Некоторые люди коллекционируют такие.
— Но… я не понимаю, чем могу помочь. Это ведь, безусловно, дело полиции? Если к вам забрался вор…
— Ни в коем случае! — фыркнул лорд Даксбари. — Это же за городом, там нет грабителей.
— Понимаю. — И я действительно понял. Из этого следовало, что эти вещи мог взять либо кто-то из слуг, либо из членов семьи. В любом случае, полиция, как правильно заключил лорд Даксбари, была бы здесь de trop.[19]
— Итак, решено, — сказал Пемберти, стягивая меня со стула и выводя из гостиной в коридор. — Завтра ты можешь поехать с нами во дворец Даксбари на дневном поезде, мы приедем туда к пяти часам. Ты можешь остаться там на выходные, а твои коробки с вещами тем временем отправят в колледж. Такой умный парень, как ты, сможет во всем разобраться до воскресенья.
— Я попрошу, чтобы леди Даксбари приготовила еще одну комнату. О, кстати, мистер Холмс, вы были абсолютно правы насчет гостей, которые являются родственниками моей жены. Брат моей жены, лорд Сильвестр Варлей, гостит у нас этим лётом. А джентльмены из Кембриджа приедут на ужин в субботу и уедут в воскресенье, поэтому между ними не возникнет больших противоречий.
