Эльвира Барякина - Нежное притяжение за уши
Машуня тоже как-то испугалась и вытянула шею. Но за чужими спинами и головами ничего не было видно.
Откуда-то сбоку вынырнул Руслан.
— Ты не знаешь, что случилось? — спросила она тревожно.
Тот пожал плечами.
— Бог ведает… Сейчас проясним!
Когда он вернулся, толпа все еще продолжала громко выть и причитать. А Руслан как-то не спешил успокоить и объяснить, в чем дело. Его обычно довольное жизнью лицо было бледнее бледного.
Машуню все это как-то потрясло.
— Что с тобой?! — проговорила она, сжимаясь от какого-то тяжелого предчувствия.
Руслан сел на край бордюрчика, окружавшего клумбу, и нервно зачиркал спичкой по коробку.
— Кто-то только что застрелил жениха, — потрясенно проговорил он, уронив на землю и спички и сигарету.
* * *Почти всю свою молодую и холостую жизнь Иван Федорчук отдал самосовершенствованию. К тридцати годам он имел отличную спортивную фигуру, светлую голову и познания, достойные участника телеигры «Что? Где? Когда?». Сам себя он считал честным, решительным и справедливым.
По внешности Иван очень напоминал Солдата-Победителя с поздравительных открыток на Девятое мая: такой же мужественный взгляд, дальновидно-серьезное выражение лица, широкие как степь плечи…
А еще Федорчук работал следователем в прокуратуре, и именно он был поднят с жесткой спартанской постели и отправлен среди ночи в Расстригино.
К моменту прибытия Федорчука на даче царил какой-то хаос. Часть гостей безвозвратно слиняла от греха подальше, часть билась в истерике, а часть просто валялась пьяной под всеми столами, кустами и даже в осушенном бассейне. Внедрившись в этот бедлам, Федорчук понял, что сейчас ему придется трудно: все свидетели происшедшего были не в состоянии сказать ни слова. Особенно это касалось невесты: она так нарыдалась над скатертью, которой был накрыт покойник, что в конце концов упала без чувств. Сделав трагичное лицо, Федорчук поглядел сначала на жениха и нашел, что тот был на редкость симпатичным парнем, потом — на невесту. Невеста была и постарше, и похуже, к тому же в истерике. Следователь вздохнул и приступил к работе: надо было ковать железо, пока оно хоть на что-то годилось.
Первым делом он решил избавиться от своего помощника — потомка старинного княжеского рода Миндии Гегемоншвили, который очень любил болтаться под ногами у шефа. По мнению Федорчука, этот сын Кавказских гор мог даже не надеяться на то, чтобы стать хорошим сыщиком: он был ветренен, смешлив, суетлив и мечтателен. Кроме того, к своим двадцати трем годам Миндия уже считался злостным бабником и алиментщиком, что для его начальника было вообще неприемлемо. Но уволить его к чертовой матери у Федорчука не поднималась рука.
Отправив Гегемоншвили на помощь паталогоанатомам, укладывающим жениха в «труповозку», Иван пошел общаться с представителями следственно-оперативной группы. Они активно бегали по дому и искали следы преступления. Вскоре их начальник — грустный дядечка, сплошь испещренный веснушками и морщинками, — подошел к Федорчуку. Как оказалось, его ребята уже разузнали, что выстрел был произведен, скорее всего, из комнаты на втором этаже, выходившей окошком на лужайку.
— Оружия не обнаружено, но зато мы разыскали вот что, — доложил он, поднося к носу Федорчука пакетик с тусклой винтовочной гильзой.
Следователь кивнул.
— Отправьте на экспертизу. А свидетели что?
— Мы пока согнали всех в холл и поставили часового, чтобы они, не дай Бог, не расползлись. Хотя половина из них не то что ползать, сидеть не в состоянии.
— Богатая свадьба была?
— Весьма, весьма.
Вообще-то Федорчук хронически не высыпался, так как вот уже три ночи подряд читал Жоржа Сименона… А тут надо допрашивать перепившихся свидетелей… Но его отношения к работе никто не мог поколебать, поэтому он постарался стряхнуть с себя сонливость и направился в дом.
В холле горел свет. Здесь и вправду было полно народу: те, кто мог говорить, говорил — громко, надрывно и вместе со всеми остальными. Прочие же клевали носом и даже храпели. Но не успел Федорчук как следует оглядеться и выбрать, за кого ему браться в первую очередь, как к нему подскочила какая-то чернявая коротко стриженая девица и абсолютно трезвым тоном произнесла:
— Слушайте, мне нужно домой! У меня мама беспокоится! — Голос ее вздрагивал, зрачки метались, и вообще весь облик был совершенно перепуганный. — Скажите своим людям, чтобы меня немедленно отпустили!
Федорчук смерил ее взглядом. Вот так всегда: если рядом с женщиной совершается преступление, она непременно впадает в прострацию. Правда, эта пока еще держала себя в руках и не порывалась рыдать и биться в истерике.
— Тогда давайте начнем допрос с вас, — миролюбиво предложил Иван, стараясь не натолкнуть ее на данную мысль.
Девица с готовностью кивнула.
— Записывайте: я, Мария Владимировна Иголина ничего не знаю, ничего не видела и понятия ни о чем не имею. Я просто приехала сюда с пиротехниками, которые делали фейерверк.
Федорчук воззрился на свидетельницу в недоумении. Вообще-то девушка была ничего — симпатичная. И если бы не хмурилась и не глядела на него, как санитарка на таракана, то была бы и вовсе нормальной… Но Мария Владимировна вызывающе надувала губы, так что ему пришлось придать своему голосу крайне занудный оттенок и повести себя по-бюрократски.
— Ваши выступления, гражданочка, здесь совсем неуместны. И давайте договоримся отвечать на вопросы в нормальном рабочем режиме… — Тут Федорчук отметил про себя, что у девушки еще и ноги красивые, и от этого густо покраснел.
Мария Владимировна вскинула на него яростные глаза.
— Я и так вам нормально отвечаю!
Федорчук покраснел еще больше, передохнул и поспешно нахмурился.
— Знали ли вы покойного жениха?
— Нет, — твердо ответила свидетельница. — Я его даже не видела. Ни в живом, ни в мертвом виде.
— Как так? Вы же были у него на свадьбе!
— Да говорю же, что нет! Я приехала сюда с пиротехниками. Просто так… Посмотреть на этот идиотский салют… Сначала я каталась на качелях — вон там, у березы. Потом меня Руслан поставил сторожить, чтобы гости не вломились на территорию стрельбища, потом начался фейерверк, и тут все заорали, что убили жениха! Все. Больше я ничего не знаю… Даже не могу вам указать, кто конкретно орал, потому что на улице было темно!
Мария Владимировна судорожно передохнула и сжала губы. То, что иногда людей убивают буквально при всем честном народе, потрясло ее до глубины души.
А Федорчук вдруг понял, что перед ним находится совершенно особенная девушка, упускать которую будет непростительным идиотизмом с его стороны.
— А что было дальше? — на автомате спросил он, всеми силами придумывая, как бы ему познакомиться с ней поближе.
Но Мария Владимировна не заметила его внезапного порыва.
— А дальше примчались ваши ненормальные менты и арестовали меня! — произнесла она сквозь зубы, все так же гневно глядя на Федорчука. — И вот с этим вам действительно надо разобраться: это нарушение элементарных прав человека!
ГЛАВА 2
Все происшедшее в ночь с субботы на воскресенье произвело на Машуню неизгладимое впечатление. Мало того, что почти у нее на глазах убили человека, мало того, что она сама напугалась до полусмерти, так еще этот ненормальный следователь Федорчук Бог весть сколько времени выспрашивал ее о каких-то совершенно не относящихся к делу вещах: сколько ей лет, где она работает, замужем ли она…
— Нет, ну надо же — какой кретин! — возмущалась Машуня, рассказывая обо всем Василисе.
В понедельник с утра у той выдалось несколько свободных минут, и она с удовольствием выслушала историю коллегиных похождений. Но в силу специфики работы Василисе во всем мерещились признаки нарождающихся или угасающих семейных отношений.
— Безусловно, ты ему понравилась, — заявила она после того, как Машуня описала ей сцену наглого вымогательства ее домашнего телефона. — Перед моими глазами прошли многие десятки следователей, и я тебе авторитетно заявляю, что обычно они так себя не ведут.
В другое время Машуня вступила бы с Василисой в долгий спор о том, что все ее домыслы нисколь не соответствуют действительности, и вообще с какой это стати она будет нравиться всяким занудным следокам… Но время подходило к обеденному перерыву, вернее к встрече со Стасом, так что надо было уже красить губы и вообще всячески приводить себя в порядок.
Перспектива свидания перешибала даже тяжкие впечатления от выходных дней. Но все равно Машуне остро не терпелось нажаловаться Стасику на жизнь и напугать чьей-то свадебной смертью. А в ответ хорошо было бы услышать что-нибудь утешающее и ободряющее. И совсем классно, если бы Стас обнял ее и сказал:
