Джоржет Хейер - Никотин убивает…
— Я пока не делал точных подсчетов за все годы, но в среднем на круг получалось тысяча двести — тысяча триста фунтов стерлингов в год.
— Ого! — Рэндалл почтительно склонил голову. — Действительно, сумма вполне приличная. А нельзя ли поинтересоваться, каким образом она оказывалась на счету дяди?
— Переводы делались чеками, — сказал Ханнасайд. — Регулярно, раз в месяц.
Он полез в карман и достал расчетную книжку Грегори Мэтьюса.
— Вот, — сказал он, протягивая ее Рэндаллу. — Можете сами посмотреть.
— Да, мне, как душеприказчику, это может оказаться весьма интересно, — кивнул Рэндалл, беря книжку в руки и начиная неторопливо ее листать.
Наконец он вернул блокнот Ханнасайду.
— Увы, дорогой мой, я ничего не могу прибавить к этому, — вздохнул Рэндалл. — А что вы сами думаете по этому поводу?
— Мне трудно о всем этом судить. Я ведь не имел чести знать вашего дядюшку. Потому-то и пришел за советом к вам. Мне казалось, что лучше вас никто не мог знать его дел, правда, мистер Мэтьюс?
— Я как-то не задумывался над этим, — отвечал Рэндалл. — И кроме того, я уже имел честь вам сообщить, что не был в особом доверии у дяди.
— Я помню, — кивнул Ханнасайд. — И все-таки у меня навязчивое ощущение, что вы сильно поскромничали. Ведь вы были единственным членом семьи, кому он доверил тайну двойной жизни Генри Лаптона.
— Ну и что? Вы можете назвать это доверием? — прищурился Рэндалл. — Это ведь достаточно грязная история, ее можно рассказать просто с целью принизить кого-нибудь в глазах другого, не так ли?
— Ну хорошо, не будем говорить о доверительности, а скажем так — симпатия, — попытался зайти с другого бока Ханнасайд.
Тут он заметил в глазах Рэндалла странноватый блеск, который мог приписать только чувству мгновенного потрясения… Но у Ханнасайда не было времени решать, в чем тут было дело, ясно было только, что нечто очень темное вдруг всплыло из глубин памяти Рэндалла и сразу же погрузилось обратно…
Но Рэндалл только проговорил со своей обычной, чуть ленивой растяжечкой:
— Да нет, я бы не сказал, что между нами была особая симпатия. Слово-то какое теплое… А Грегори Мэтьюс был холодный человек. Но может быть, вы имеете в виду тот факт, что я единственный из всей семьи никогда с ним не ссорился?
— Ну, ну, мистер Рэндалл, — подстегнул его Ханнасайд. — Ну почему вы не хотите быть со мной откровенным? Была ли у вас дружба или не было, вы знали о его делах больше других, не так ли? А насчет чеков от мистера Джона Гайда — неужели вы, будучи наследником, совсем не заинтересованы в выяснении источников вашего наследства?
— Трудно поверить, — зевнул Рэндалл. — Но это действительно так.
Он встал, подошел к столу и наполнил свой стакан.
— Впрочем, что тут непонятного? Ясно, что мой дядя развлекался каким-то бизнесом, о котором ему бы не хотелось распространяться — ну так что же из этого? Я должен отказаться от наследства? По-моему, вы зря теряете время на этого Гайда. Его причастность к делу представляется мне весьма сомнительной, а точнее — вообще никакой.
— Ну да, — согласился Ханнасайд. — Но когда я попытался выяснить хоть что-нибудь об этом Гайде, то оказался перед глухой стеной. Клерк в банке не смог ничего путного сообщить мне о своем клиенте. Далее, я обнаружил, что Гайд владел домом на Гэтсби Роу в Сити, там помещается небольшой, довольно занюханный магазинчик. Я допросил арендатора магазина и выяснил, что Гайд, о котором ничего толком не известно, не появлялся там с прошлого вторника, а до того бывал там регулярно. А прошлый вторник — это четырнадцатое мая, именно тот день, когда Грегори Мэтьюс был найден мертвым. Разве этого всего вам показалось бы недостаточно, чтобы заинтересоваться Джоном Гайдом?
— Но… ведь этот Гайд мог просто заболеть, например, и потому не появляться в своем доме — то есть в магазине — разве это не убедительно?
— Убедительно, — сказал Ханнасайд. — Но с этим человеком по имени Джон Гайд связано гораздо больше странностей, чем вам может показаться на первый взгляд. Но это уже дело полиции. Не смею более занимать ваше время.
— Вообще-то искать черную кошку в темной комнате — не самое мое любимое занятие, и потому позвольте спросить — что заставило вас обратиться со всеми этими вопросами именно ко мне?
— Да такое странное предчувствие, что ли… Наверное, я ошибся.
— На вашем месте, суперинтендант, я бы бросил этот след. Вряд ли он приведет вас куда-то.
— Ну, если позволите, это уж мое дело, — слегка поклонился Ханнасайд и вышел.
Поиск Джона Гайда оказался дьявольски неблагодарным делом. Никто не знал о нем ничегошеньки. И даже когда Ханнасайд с сержантом Хемингуэем, вооруженные ордером на обыск, явились в контору Гайда, на втором этаже магазинчика на Гэтсби Роу, они не нашли там ничего, кроме сейфа, письменного стола и пишущей машинки.
— Если это торговый агент, так где же его товары? — попробовал пошутить Хемингуэй, но им обоим было не очень весело.
А Браун повторял одно и то же — что он не видел мистера Гайда с прошлого вторника.
Но зато в банке Фостера им удалось кое-что разузнать. Нашелся чек, подписанный мистером Гайдом, который был обналичен именно четырнадцатого мая, во вторник, не кем иным, как мистером Брауном. Причем клерк подробно описал Брауна, и описание вполне сошлось с прототипом. Всего 25 фунтов стерлингов, но клерк заметил, что Браун и раньше обналичивал чеки за той же подписью. Браун при допросе не стал отрицать этого. Но он только брал деньги и передавал их Гайду. Почему Гайд просил его об этом, он не знал. Мало ли почему? Собирались ли в конторе у Гайда люди? Да, очень редко, какие-то деловые господа. Но он не знает, кто именно. Мистер Гайд никогда ничего ему не объяснял.
Когда сейф отомкнули, он оказался абсолютно пустым, если не считать незаполненной чековой книжки и пачки сертификатов на акции.
— Да, причудливая история! — заметил сержант Хемингуэй. — Видал я финансистов, но вот чтобы они помещали в свои сейфы собственные чековые книжки — такое встречаю впервые. По-моему, из этого сейфа уже успели изъять все мало-мальски интересное.
— Ну а зачем же ему было хранить свою чековую книжку в сейфе? — хмыкнул Ханнасайд. — Какой в ней тогда прок? Как правило, люди ее носят с собой, как только им удается завести таковую… Или уж по крайней мере держат ее в доме в письменном столе — подальше от глаз жены, но ведь не в конторе!
— Дело в том, что, судя по отсутствию домашнего адреса, у бедняги и дома-то не было! — засмеялся сержант.
В газете было дано объявление ко всем, знающим что-нибудь о Джоне Гайде, сообщить об этом. Глухо. Попробовали посмотреть в депозитном банковском сейфе, зарезервированном на его имя. Ячейка оказалась пуста.
Тогда сержант Хемингуэй, отличавшийся умением заводить себе друзей, попробовал попытать счастья с соседями Гайда. И полная леди с реденькой бородкой на тройном подбородке, возомнившая себя писаной красавицей после комплиментов Хемингуэя, вспомнила, что как-то раз, идя с мужем по улице, встретила Гайда. Сами они живут в доме номер 11, почти рядом, и муж сказал ей — смотри, дескать, вот идет мистер Гайд. Она не слишком хорошо его рассмотрела, но заметила, как он прошел через магазинчик Браунов прямиком в свою контору, не обмолвившись ни с кем ни полсловом. Тем не менее ей удалось, под нежным воздействием сержанта, вспомнить, что на нем были темные очки и одет он был очень даже ничего.
Все это было не особенно полезно, но больше ничего сержант не смог из нее выдавить. А кроме этой толстухи, никто из соседей никогда не видел мистера Гайда.
За домом 17 по Гэтсби Роу установили внешнее наблюдение, а история жизни мистера Брауна подверглась пристальному изучению в департаменте Скотленд-ярда. Не составило труда определить, что в свое время мистер Браун отсидел семь лет, однако, как ни удивительно, с тех пор не был замечен ни в чем предосудительном. Когда сержант Хемингуэй допросил Брауна на эту тему, тот только с горечью посетовал, что полиция просто по своему скудоумию не может представить себе, что человек может начать новую жизнь и завязать со своим поганым прошлым.
Филеры, которых поставили наблюдать за магазином, на протяжении нескольких дней не заметили людей в темных очках, среднего возраста или же прилично одетых. В магазин входила совсем иная публика.
И вот, когда детективы уже потеряли весь вкус к слежке, в магазин вошел человек, которого, бесспорно, можно было назвать не только хорошо, но прямо-таки изысканно одетым.
Рэндалл Мэтьюс приблизился к прилавку и небрежным жестом достал из жилетного кармана купюру в десять фунтов стерлингов. Браун, стоявший по другую сторону от прилавка, напрягся.
— Пачку «Мальборо», будьте любезны, — проронил Рэндалл.
