Ирина Павская - Мужчина-вамп
— Вы дружили с Кирой?
— Да, мы были лучшими подругами, пока с ней… пока она… — Девушка смутилась и покраснела.
— Вы ведь знали об их отношениях с Алексеем Михайловичем?
— В общих чертах. Кира не особо со мной делилась подробностями. Она и в детстве была довольно замкнутой, особенно что касается личных переживаний. Предпочитала дневники вести. Говорила, что тетрадкам доверяет больше, чем людям. Но к Алексею Михайловичу Кира относилась очень хорошо! — вдруг горячо добавила Нана.
Я только вздохнула:
— А он?
— И он тоже. Мне кажется, он Киру сильно любил. — Тут Нана снова покраснела.
— Как вы думаете, были у Киры враги?
Моя собеседница пожала плечами:
— Не знаю. Вряд ли.
А уж про врагов Подлубняка и спрашивать не стоит. Без всякой надежды на ответ я задала последний вопрос:
— Скажите, была у Киры знакомая по имени Мальвина?
И тут с Наной Беридзе произошло что-то странное. Ее густые брови подскочили вверх, а губы расползлись в безудержной улыбке:
— Мальвина? Господи, при чем здесь Мальвина? — Она хлопнула себя по коленке и засмеялась. Потом внезапно замолчала и уставилась на меня своими прекрасными грузинскими очами: — Откуда вы знаете про Мальвину? Тем более что это вовсе и не имя. Это прозвище!
* * *Сотовый жалобно попискивал через равные промежутки времени, объявляя, что он голоден. Наконец, телефон обреченно умолк и отключился. Мне было не до него. Разговор с Наной Беридзе произвел на меня примерно такое же впечатление, какое производит на человека ватка с нашатырем, которой добросердечно ткнули в нос. Сперва — шок от запаха, резкого до изумления, а потом чистота и свет в мозгах. И как же я сразу-то… Хотя рано делать окончательные выводы, рано. Ничего не доказать. И есть еще кое-какие непонятные моменты. Например, домработница. Надо немедленно разыскать Людмилу Семеновну и душевно с ней побеседовать. Наверняка Рая знает ее адрес. Я схватила неживой сотовый и выругалась в сердцах. Все, на сегодня у меня нет связи. Придется тащиться на «строительную площадку», как называет Раиса квартиру Подлубняка.
— Сима! Хорошо, что ты зашла. Это просто фантастика! Я только что о тебе думала. Вот и скажи после этого, что мысль нематериальна. — Раиса вцепилась в меня с порога и поволокла, как желанную добычу, в глубь квартиры. Неужели опять будет нагружать заданиями? Нет, только не это!
На «площадке» был полный ажур. Никто не слонялся по коридорам, не курил в туалете. В атмосфере явно ощущались чудодейственные токи трудового героизма. Толик-бригадир вихрем пронесся мимо меня с каким-то рулоном в руках, только буркнув «Здрасьте» и подобострастно выгнувшись в дугу возле Раи, чтобы ненароком не задеть начальницу локтем.
— Слушай, Рая, как тебе удается их так выдрессировать?
— По методу Дурова. Терпение и поощрение лакомым кусочком. Умелое использование безусловных и условных рефлексов. Ну, и личная осторожность, — невозмутимо ответила художница. — Запомни главное правило — к хищникам нельзя поворачиваться спиной. Так что я всегда начеку.
Да, у меня так никогда не получится. Самое обидное, что я постоянно доверчиво поворачиваюсь спиной ко всякого рода хищникам. Они тут же прыгают и удобно садятся на шею.
— Рая, я, собственно, на минутку. Ты знаешь домашний адрес Людмилы Семеновны?
— Знаю, конечно, — отмахнулась моя собеседница от вопроса, как от несущественной ерунды. — Это потом, а сейчас мне нужен твой совет. Понимаешь, купила светильники для гостиной, а теперь сомневаюсь. Может, стоит поменять, пока не поздно, а? — И она потянула меня в большую комнату.
Каюсь — мне так же были неинтересны приобретенные светильники, как Раисе мои дела с домработницей. У каждой из нас была своя тревога. Поэтому, не вникая в суть Раечкиных творческих исканий, я с легким сердцем светильники одобрила. Дизайнер заметно повеселела.
— Так что ты хотела-то?
— Адрес Людмилы Семеновны.
— Соскучилась? — засмеялась Раиса. — А что, она женщина добрая. А какие пироги пекла — м-м-м!
— Вот-вот, именно! Собиралась взять у нее рецепт, да не успела. А тут гости обещали нагрянуть. Хочется удивить.
— Сейчас найду в своем органайзере, — Рая раскрыла пухлую растрепанную записную книжку, полную каких-то записочек, закладочек и меньше всего похожую на органайзер. — Так, так, — бормотала она себе под нос, перелистывая исписанные страницы. Я уже начала сомневаться в успехе, когда художница, наконец, довольно воскликнула: — Ага, нашла! У меня на «и» уже места свободного не было, так я Людмилу Семеновну на «к» записала. Иванова ее фамилия.
Раиса оторвала лоскуток от старых обоев и быстро переписала на него адрес из блокнота.
— Кстати, ехать совсем необязательно. Рецепт можно и по телефону узнать. Тут у меня и телефон. Записать?
— Запиши, но, я думаю, лучше съездить. Ей будет приятно.
— Пожалуй, — согласилась художница. — По правде говоря, Алексей Михайлович с этим увольнением… как-то нехорошо… обидно.
— Рая, у меня сотовый сдох. Я от вас позвоню?
— Да ради бога! Вы что там творите?! — Последняя фраза относилась не ко мне, поскольку из кабинета донесся ужасный грохот. Раиса кинулась на шум. Мне не пришлось видеть метод Дурова в действии, но его звуковое оформление разнеслось по квартире, как всегда, отчетливо.
Я набрала номер. К счастью, Людмила Семеновна была дома.
— Конечно, Симочка, приходи прямо сейчас! Я так рада! — растроганно повторяла она в трубку. Представляю, теперь кинется спешным порядком готовить угощение. От обеда мне нипочем не отвертеться.
Я тихонько выскользнула из квартиры Подлубняка, где метод знаменитого дрессировщика крепчал и набирал силу (наверное, краску разлили), и направилась в первый попавшийся продуктовый магазин. Неудобно идти в гости с пустыми руками. Понятно, что никаким съестным деликатесом такую талантливую стряпуху, как Людмила Семеновна, не удивишь, но, надеюсь, виноградное вино она не вырабатывает. И конфеты из шоколада не лепит.
Через каких-нибудь сорок минут я уже сидела в скромной квартирке бывшей домработницы Алексея Михайловича, а она сама металась между комнатой и кухней, вытирая полотенцем красное от плиты лицо. В кухне что-то аппетитно клокотало и благоухало.
— Людмила Семеновна, миленькая, что вы так беспокоитесь. Я и не голодная совсем. — Но все мои призывы были бессмысленны, как бессмысленно упрашивать солнце не вставать на рассвете.
Надо сказать, что женщина, верой и правдой много лет служившая семейству Подлубняков, на этой службе не озолотилась. Видимо, и цели такой не ставила. Жилье Ивановой Людмилы Семеновны было весьма скромным, богатства никакого не наблюдалось. Да-а, трудно будет Алексею Михайловичу приискать еще одну такую же домработницу.
Наконец, кулинарные хлопоты моей знакомой благополучно подошли к заветному финалу. В комнату вплыл румяный пирог-курник — коронная фишка Людмилы Семеновны. Закрытый со всех сторон поджаристой корочкой, он тем не менее имел наверху что-то вроде пробки из пропеченного теста. Женщина аккуратно поддела пробку и жестом фокусника влила внутрь пирога душистый куриный бульон. Я следила за этим аттракционом затаив дыхание. Мне всегда казалось, что пирог сейчас непременно размокнет, и горячая жидкость хлынет на блюдо. Но каким-то образом целая кружка бульона удерживалась в пироге, пропитывая его нутро и превращая курник в чудо русской кухни, перед которым меркли все заграничные изыски. Да, под такое объедение надо бы по стопочке холодной, чистой как слеза ангела, водки! Но Людмила Семеновна водку не пила. Поэтому я налила винца.
Что-то я погорячилась, объявляя хозяйке о своей сытости. Уплела уже два куска и на третий поглядываю. Сима, немедленно остановись! Я сделала усилие над собой:
— Людмила Семеновна, финиш! Ваш курник — вкуснотища неземная, но всему есть предел. И возможностям моего желудка тоже.
Хозяйка довольно улыбалась, воспринимая похвалы со спокойным достоинством. Понятно, что любые комплименты меркнут перед такой действительностью.
— Кирочке мой пирожок тоже нравился, — сказала она простодушно и тут же осеклась. Саднит душевная рана, саднит. Мы поговорили с Людмилой Семеновной и о погоде, и о ценах на рынке, и о ее внуках, живущих на Украине, но нет-нет да и выскакивала больная тема. Так же, как тянется язык к ноющему зубу. А я эти разговоры и не останавливала. Во-первых, было видно, что хоть Людмила Семеновна и сдерживается, но требуется ей выговориться, излить свою обиду. А во-вторых…
— Мне кажется, что Алексей Михайлович уже и сам пожалел не раз, что так с вами несправедливо обошелся. — Я осторожно закинула пробный шар. Моя собеседница только этого и ждала.
— Конечно, несправедливо! — заговорила она возбужденно. — Чтобы я собаку нарочно отравила, как такое в голову-то могло прийти! Я с ней как с дитем малым. Кормила по науке и только теми продуктами, какие все ели. Каждый день свеженькое, с базара. А еду собачью специальную сам покупал, даже мне не доверял. Пусть теперь поищет такую дуру, как я, — добавила она горько. И вдруг ревниво спросила: — Или уже нашел?
