Иоанна Хмелевская - Бабский мотив
И кто же у нас эта Борковская в конце концов получается? Ответственный человек или глупая дуля?
— Дуля… — задумалась я. — Или дуль?
Дули на крыше, дули на грунтовке, на масляной краске… Про них почему-то всегда говорится во множественном числе… А если один такой дуль посередке? Или дуля? Слушай, а я на самом деле не знаю, какого рода эти дули.
Мартуся молча смотрела на меня с каким-то странным выражением лица.
— Можно полюбопытствовать, о чем ты только что говорила?
— О строительном браке. О дулях. Языковая проблема.
— А что такое вообще эти дули?
— В том-то и дело! Такие пузыри на поверхности, которой по идее следует быть идеально гладкой. Маленькие пузырики и большие пузырищи. И я никак не пойму, какого они пола: дуль или дуля?
— А какая нам разница? — осторожно спросила Мартуся.
— Никакой, — опомнилась я, потому что перед моим внутренним взором расстилались необозримые поверхности, усеянными проклятыми дулями. — Абсолютно никакой. Подожди, получается, что у нас два человека и два совершенно разных мнения. Еще кто-нибудь с тобой сплетничал?
— Нет, ничего конкретного, но в буфете кто-то обмолвился, что если вся прокуратура такая, то он готов записаться в преступники. А кто-то другой вмешался, что, дескать, не та это баба.
Мол, Томек говорил, что это совсем другая.
— Какой Томек?
— Какой-то. Томек, и все. Хочу тебе заметить, что подслушивала я в телецентре на Хелмской, а не на Воронича, на Воронича я почти всех знаю. В буфете как раз было битком, и кто что говорил, я не уследила, поскольку вела деловые переговоры.
— В буфет полагается идти после деловых переговоров!
— Так я и пошла после, да собеседник за мной увязался. Для меня это очень важно, извини, пожалуйста…
— У тебя и без того неплохие результаты в нашем следствии, — похвалила я Мартусю. — Думаю, ты права. Или баб две штуки, или мы имеем дело с необыкновенно противоречивой натурой.
— По-моему, их все-таки две, штуки.
— И по-моему выходит то же самое. Особенно учитывая, что одна лежала у меня на помойке, а вторая показалась ментам живая и здоровая.
Вопрос в другом: которую шлепнули? Наверное, все-таки ту, что поплоше: у нее в паспорте стоит фальшивый штамп о прописке. Ты бы не могла съездить на телевидение еще разочек и выловить мне этого Томска?
— Что, сию секунду?
— Нет, можно завтра…
— Так завтра я возвращаюсь в Краков!
— Тогда давай лови его по телефону. Методом пошагового приближения.
На мое несчастье, в этот момент прибыл пан Тадеуш. Я оставила его с Мартусей решать профессиональные проблемы и занялась приготовлением очередных бобов. Как выяснилось, они чудесно сочетаются с ветчиной. И под них замечательно идет красное винцо. Бобы оказались необыкновенно ценным кулинарным изобретением, потому что содержали только полезные калории и не полнили, благодаря чему можно было есть их тоннами без вреда для здоровья и красоты.
Интеллектуальных усилий бобы от меня не требовали, их разве что надо было посолить, поэтому я смогла целиком переключиться на тайны следствия. Заглядевшись на кастрюлю и поджидая, пока вскипит вода, чтобы высыпать замороженные бобы, я пришла к удивительному выводу.
После чего безжалостно прервала беседу Мартуси и Тадеуша.
— Пан Тадеуш, я не верю, что вы не обдумывали мою помоечную историю… — начала я.
— Не выражайся, — попросила Мартуся. — Не помоечную, а плакуче-ивовую.
— Пускай будет плакуче-ивовую, — покладисто согласилась я. — Вы ведь наверняка много чего знаете о Барбаре Борковской. Помню, как вы говорили: неприятная дамочка, то да се,.. Так расскажите!
Пан Тадеуш отнекиваться не стал и признался, что действительно немало выяснил про таинственную личность. На всякий случай закинул удочки на ее счет, потому что, когда такие вещи творятся у порога моего дома, ожидать можно каких угодно неприятностей, а пан Тадеуш обязан меня сторожить. Прозвучало это так, словно он подрядился удержать меня от очередного убийства, но я великодушно не обратила внимания на его слова: коли хочет, пусть себе сторожит.
Пан Тадеуш поговорил с журналистами, и у него получилось то же самое, что у Мартуси. Либо Борковская — очень противоречивая натура, либо это два разных человека.
— Вот именно! — довольно подытожила я. — Между прочим, я давно уже знаю, что одна — настоящая журналистка, бывший прокурор, профессионал, особа солидная и работящая. Вторая — разудалая девица, недалекая и нахальная, которая упорно выдавала себя за первую. Получается, что вторая первую очень уж не любила и портила ей репутацию как и где только могла.
Почему? Неужели из одной лишь чистой, неразбавленной вредности?
Мартуся в неразбавленной вредности усомнилась.
— Ну что ты! Не поверю, что можно так усердствовать просто из вредности!
— Скорее всего, она с этого что-то имела, — предположил пан Тадеуш. — У хулиганки явно была особая цель. Борковская ведь работала прокурором, чем-то насолила этой второй, и та, возможно, таким образом мстила.
— И добилась своего, потому что живую Борковскую выгнали из прокуратуры, — напомнила я. — Но зачем тогда тянуть эту игру? А она тянула до последней минуты. Теперь-то я уверена, что это дублерша перлась ко мне на интервью.
Жаль, что не доехала, мне страшно интересно, как бы потекла наша беседа…
— Наверняка ужасно, — живо перебил меня пан Тадеуш. — Это была абсолютно примитивная особа. Разговоры ни о чем, пустая болтовня и сплошные оскорбления. Два разных человека отзывались о ней совершенно одинаково. Оба позволили уговорить себя дать интервью и до сих пор возмущаются.
— Это мы уже знаем, — подхватила Мартуся. — Наслышаны. Просто глупая.., как ее там? Плюха? Гуля?
— Дуля.
— Вот именно, глупая дуля. А как насчет настоящей Борковской? Той, которая жива? Неужели она ведать не ведала, что ее беспрестанно кто-то подставляет? Не верю, что до нее ничего не доходило! Ведь ее даже с работы выгнали.
Начальство должно как-то объяснять увольнение.
Какая она вообще из себя?
— Подозрительная! — поучительно сказала я. — У нее такой мотив для убийства, что о-го-го! Размером как отсюда до Австралии.
Коль скоро она никак не могла избавиться от своего второго "я", то взяла да изничтожила ее на корню.
— Но ведь ты сама говорила, что здесь была блондинка!
— Правильно, была, даже в соответствующее время, но если блондинка настоящая, а не крашеная, то имеет полное право быть законченной идиоткой, а потому могла просто не обратить внимания на труп под ивой. Что, если блондинка оказалась тут случайно, помяла кустики и пропала с горизонта?
— Какая блондинка? — заинтересовался пан Тадеуш.
Я рассказала ему о наблюдениях соседки.
Пораскинув мозгами, мы пришли к выводу, что либо блондинка была крашеная и Борковская наняла ее в киллерши, либо убийство — дело рук самой Борковской, нарядившейся в блондинистый парик.
Тут я не удержалась от критики.
— Тогда и Борковская ваша — дура. Надо было просто задавить жертву машиной. За наезд в трезвом виде получила бы максимум восемь лет, а за другие орудия убийства можно схлопотать пожизненное заключение. Правда, я вижу смягчающие обстоятельства, но, с другой стороны, уверена, что у Борковской не было разрешения на оружие. Хотя кто их знает, прокуроров, у них запросто может иметься разрешение…
— Наверняка его отобрали, когда выгоняли из прокуратуры, — возразила Мартуся.
— Не в этом дело. Ведь Борковская не поехала бы со своим двойником в машине: источник заразы, враг номер один, а я с ней разъезжаю, да еще парик для маскировки напялила! Такое даже самой тупой корове показалось бы подозрительным. Ты пакостишь человеку, портишь ему жизнь и едешь с ним в заброшенное место?
— Все, не могу, пошла за пивом, — рассердилась Мартуся. — Я никому жизни не порчу, это мне портят! Кроме того, это вовсе не заброшенное место, здесь ты живешь…
— Из меня одной толпа народу не получается. Ну хорошо, еще пара-тройка человек тут обитает…
— Может, какая-нибудь из двух баб притворилась, будто созрела для задушевной беседы?
— Или одна другую в этом парике не узнала, — с сомнением в голосе подсказал пан Тадеуш.
— Вы сами не верите в то, что говорите, — упрекнула я. — Нет, такое невозможно… Хотя как знать? Может, оклеветанная решила лично поговорить с клеветницей. Как-нибудь прекратить это безобразие, да хоть откупиться. Или решила выяснить, чего клеветница добивается. Я бы на ее месте бешеную активность развела!
— Так вы бы и встрепенулись гораздо раньше, с вашим-то характером…
— Да к черту характер! Борковская — прокурор, журналистка, ведь выдержала, не загремела в дурдом, значит, характер у нее тоже есть.
— Знаешь, мне ее жалко, — сказала вдруг Мартуся. — Ну что ей еще оставалось делать, чтобы избавиться от такой занозы в биографии?
