Елена Логунова - Спокойно, Маша, я Дубровский!
Сама Катерина Масимовна торт не ела, ссылаясь на необходимость немного отдохнуть от гастрономической экспансии сына-кулинара. Она положила перед собой на стол мобильник внучки и пришпилила его к клеенке пронизывающим взором циркового гипнотизера – чтеца мыслей на расстоянии. Напряженным шепотом, нешуточно пугающим нежную Раису Павловну, Катерина Максимовна заклинала:
– Позвони мне, позвони! Позвони мне, ради бога!
– Через время протяни-и-и! – тонким голосом подхватила Раиса Павловна, узнав песенный хит конца прошлого века. – Голос тихий и глубокий!
Дирижируя, она взмахнула чайной ложечкой, и обе старушки дружно, в голос, взвыли с вековечной бабьей тоской:
– Если я в твоей судьбе ничего уже не значу...
– Я забуду о тебе! – гордо возвестила баба Рая.
– А вот это фигушки, не забуду! – рэповым речитативом вставила Катерина Максимовна и требовательно рявкнула припев:
– Позвони мне, позвони!
И мобильник, впечатленный этим выступлением слаженного дуэта пенсионерок, зазвонил, да как! Всего за двадцать минут пришло пять звонков.
Мудрая Катерина Максимовна принимать их не спешила, сначала смотрела, кто звонит. Вернее, смотрела баба Рая, потому что ее подружка оставила дома очки для чтения и с трудом разбирала мелкие буквы на дисплее.
– «Катя», – прочитала Раиса Павловна. – Какая Катя?
– Не я, – коротко ответила Катерина Максимовна и нажатием кнопочки напрочь отказала неизвестной Кате в общении.
– «Люся», – прочитала Раиса Павловна, приспустив очки на кончик носа. – Люся – это кто?
– Не знаю, но это неважно, – рассудила Катерина Максимовна, проигнорировав и этот вызов. – Важно, что Люся – не мужчина. И потом, я точно помню, номер, с которого звонил тот тип, Сергей, обозначился как «неизвестный».
Неизвестный позвонил пятым – после Кати, Люси, папы и Макса, ни с одним из которых Катерина Максимовна говорить не пожелала. А вот неизвестного она томить не стала, сразу же отозвалась хрипловатым от волнения, но бодрым «алло!».
– Что у тебя с голосом, Инка, простудилась? – скороговоркой спросил Денис Кулебякин.
Сообразив, что «неизвестным» оказался внучкин жених, коварно позвонивший «Инке» с одного из многочисленных кабинетных телефонов, Катерина Максимовна немного смутилась, но в том, что она не Инка, не призналась и только растерянно покашляла.
– Тебе бы горячего вина выпить – и в постель, да не время сейчас! – посетовал Денис.
– Это точно, – пробормотала баба Катя, для которой винно-постельные времена закончились лет двадцать тому назад.
«Рановато, пожалуй!» – с сожалением подумала она, встревоженная ласковым мужским голосом.
С беспокойством и одновременно с интересом Катерина Максимовна ждала развития постельной темы, но Денис вдруг резко сменил курс и задал совершенно неожиданный вопрос:
– Что там бабка ваша натворила, ты в курсе?
– Что? – окончательно растерялась упомянутая бабка и дернулась, толкнув стол и расплескав чай, который только-только в третий раз налила себе в чашку лакомка Раиса Павловна.
Сдобный локоток бабы Раи оказался в горячей луже, ошпаренная старушка возмущенно пискнула и тут же зажала себе рот, принужденная к молчанию бешеным взглядом Катерины Максимовны.
– Похоже, ваша старуха вляпалась в мокруху! – сообщил Денис. – Где она, я хочу с ней поговорить. Немедленно!
Катерине Максимовне, наоборот, мигом расхотелось продолжать разговор, и она не придумала ничего лучшего, как выключить телефон. Заметив это, Раиса Павловна перестала сдерживаться и взвизгнула в полный голос. Кто-кто, а она в прямом смысле вляпалась в горячую чайную мокруху и глубоко в этом раскаивалась.
– Катя, кто это был? Неужели он? Маньяк? – баюкая локоть, плачущим голосом спросила она подружку.
Та остановившимся взглядом смотрела на безмолвствующий телефон и шевелила губами.
– Наоборот! – ответила Катерина Максимовна, имея в виду, что поступивший звонок был от антипода преступника – полномочного представителя правоохранительных органов.
Она окинула оробевшую подружку суровым инквизиторским взглядом и потребовала:
– Ты чай-то вытри!
– Ага, – Раиса Павловна поспешно прошлась по столу тряпочкой, истребляя желтую лужу. – Так лучше?
Не ответив ей, Катерина Максимовна распространила собственные локти на осушенные территории и забарабанила по столу пальцами в такт своим мыслям. Мысли прыгали и кувыркались, как цирковые эквилибристы, и пальцы пианистки Кэт выбивали такую тревожную дробь, что малодушная Раиса Павловна отказалась от мысли хлебнуть еще чайку и предпочла выпить валериановых капель. Интуиция безошибочно подсказывала ей, что Марлезонский балет вступил в стадию неконтролируемого развития.
24
Пицца была горячая, вкусная, приятно большая, и мы с Зямой поделили ее по-братски. К пицце само собой просилось красное вино, поэтому мы с братцем выпили бутылочку чего-то итальянского и вышли из «Мегаполиса» в более чем сносном настроении. Об истории с убийством Дашеньки Павелецкой, в которую мы вляпались по самые уши и из которой, хотелось надеяться, кое-как выпутались, даже не разговаривали.
– Сейчас я ничего не хочу об этом слышать! – предупредил Зяма, едва мы устроились за столиком. – Ясно, что у этой истории будет продолжение, но давай сделаем паузу хотя бы для приема пищи!
Я не стала возражать, и последующий час мы провели мирно, трапезничая и внушая себе, будто жизнь в целом так же гармонична, как сочетание итальянской пиццы и соплеменного ей вина.
Российская действительность нанесла первый удар по нашему идеализму примерно через час. Удар этот был солнечным. Едва мы вышли из кондиционированного здания и оказались под открытым небом, выпитое итальянское вино бурно взыграло непосредственно в кровеносных сосудах. У меня закружилась голова, коленки размягчились, как пластилиновые, а захмелевший Зяма ненормально развеселился.
Началось с того, что его почему-то ужасно рассмешило слово «гипермаркет». Ежеминутно оглядываясь на оставленный нами «Мегаполис» и от этого спотыкаясь, братишка сначала фыркал и хрюкал, а потом, устав радоваться в одиночестве, решил поделиться своим весельем со мной.
– Слышь, Дюха? А я знаю, как будет называться следующая ступень! – похвастался братец.
По его сияющей морде мне сразу стало ясно, что речь не идет о ступенях эшафота, и это, безусловно, радовало, но все-таки принадлежность неведомых ступеней нуждалась в уточнении.
– Я про маркеты! – объяснил Зяма. – Первая ступень – супермаркет. Вторая – гипермаркет. А третья – триппермаркет!
И он захохотал над своей дурацкой шуткой, вспугнув лошадиным ржанием какую-то тетеньку экзотической ближневосточной наружности. Несмотря на сорокаградусную жару, эта особа практически повсеместно, за исключением только глаз и пяток, была закутана в шелковое покрывало. При громовых раскатах Зяминого хохота закрепощенная женщина Востока отпрыгнула с нашего пути и спряталась за елочкой. Я проводила жаропрочную Шахерезаду задумчивым взглядом: что-то в ее облике показалось мне очень знакомым. К сожалению, в тот момент мои мозговые извилины были подобны молочным рекам с кисельными берегами, да еще Зяма отвлекал меня, продолжая громко и настойчиво развивать тему неприличных маркетов третьей ступени. Он как раз закончил составлять приблизительный ассортиментный перечень товаров и услуг, идеально подходящих для такого рода заведений, и даже начал планировать дизайн-проект интерьера и экстерьера (красный фонарь над входом, то-се), когда мы наконец добрались до отчего дома.
В квартире было пусто, тихо, супер-гипер-мятным македонским ладанием уже не пахло.
– А где все? – громко спросил Зяма с порога.
Ему не терпелось поделиться с родственниками по разуму новой шуткой.
– А кто – все? – неласково вопросила из своей комнаты мамуля.
У нее было темно – плотные шторы на окнах не пропускали дневной свет.
Я заглянула к родительнице и тихо ахнула – в самом центре помещения, прямо под люстрой, зависло небольшое привидение. Не обращая внимания на мамулю, склонившуюся над ноутбуком, привидение жило своей жизнью – если это слово вообще применимо к потустороннему созданию. Так или иначе, но призрак трепетал, подергивался и даже раскачивался, при этом дисциплинированно оставаясь в пределах магического круга.
– Ма! Это кто тут у тебя? – с легкой дрожью в голосе поинтересовалась я.
Я была не трезва и поэтому не усомнилась, что мамуля живописует с натуры некое инфернальное явление. Столь добросовестный подход к сочинению литературных ужастиков внушал уважение! Равно как впечатляла готовность мира призраков и привидений делегировать своего представителя для натурных работ к известной писательнице.
