Ольга Степнова - Моя шоколадная беби

На полу лежали какие-то «корочки». Сытов поднял и раскрыл красную книжицу. Это было удостоверение младшего лейтенанта милиции Белова Максима Викторовича. С фотографии смотрел чернявый молодой парень.

Сытов сунул удостоверение в карман. Приедет в Москву, сдаст в милицию. Пусть растяпа Белов получит свои документы назад. Нужно спешить делать добрые дела, ведь нет такого греха, который нельзя было бы искупить. Он вышел на улицу и, щурясь от яркого солнца, стал обходить покосившийся дом.

…Старая бочка с дождевой водой стояла странно криво на странно взрыхлённой земле. Сытов голову мог дать на отсечение – здесь кто-то недавно копал. Вот место, куда землю бросали, а потом перекидали обратно. Рядом валялись две сломанные лопаты. Сытов свалил бочку набок, откатил в сторону, и начал копать ржавым обрубком лопаты.

Когда он наткнулся на череп, он даже не испугался и ничуть не удивился. В черепе была дырка – от пулевого, и это тоже почему-то показалось ему неудивительным. Там были и другие косточки, а ещё металлический ящик – пустой, со сбитым замком. Сытов расхохотался, схватился за голову и сам себе сказал: «Идиот!»

Кто-то его обскакал. Недавно, на днях, судя по свежей земле. Клад всё-таки был. Сытов быстренько закопал находки, перекатил обратно старую бочку и водрузил её памятником на «могилку».

Мысли метались как зайцы: серые вперемешку с белыми.

Нужно забыть про эту историю, слишком много несчастий она принесла. Кто-то завладел его кладом, и пусть. Не надо пытаться вернуть сокровища. Жил без них, проживёт и дальше!

Непременно нужно найти этого милицейского хмыря – Белова Максима Викторовича. Сытов найдёт способ надавить на него и заполучить то, что принадлежит ему по праву.

Чьи это кости? Фу, какая грязная эта история. Бабка была непростая. Убийца?! Бред.

Нужно плюнуть на всё это. Нет, сначала обязательно найти ублюдка младшего лейтенанта.

Сытов подошёл к старому дереву. Клён это или осина?.. Баба Шура всегда говорила, что это дерево должно умереть вместе с ней.

– Здорово, дружище, – Сытов похлопал по сухому шершавому стволу. – Засох? Засох. И правильно сделал. Жизнь – не такая уж прекрасная штука.

Он очнулся, когда было уже темно. Слабак оказался Сытов, не вынес «открытий», сгонял в ближайший магазин, купил дешёвой водки и напился как свинья. Он не побрезговал даже свалиться на грязно-мятую постель, хранившую следы чужой похоти и чужих неприятностей. Он не заснул, а потерял сознание. И не напился, а сошёл с ума. «Это разные вещи», – сказал себе Сытов и поискал в темноте на ощупь пакет с соком. Его мучила жажда и какой-то душевный трепет – может, угрызения совести? Он вскрыл пакет, выпил весь сок, и понял, что не душевный это трепет, а телесный зуд – просто очень хочется в туалет. Голова сильно кружилась, и первой мыслью было воспользоваться ковшиком вместо горшка. Но взыграла вдруг пьяная гордость: как это он, Сытов, словно последний плебей будет мочиться там, где спит! Шатаясь, он вышел во двор и вдохнул посвежевший ночной воздух. Повинуясь какой-то глупой, чрезмерной воспитанности, он ушёл подальше от дома, и там, в чистом поле, решил свои проблемы. Земля ходила ходуном под ногами, когда он возвращался в дом. Что-то его насторожило, когда он шагнул в избушку, но пьяные мозги не успели понять – что. И только когда в низком дверном проёме метнулась странная, дикая тень, Сытов понял: дверь он оставлял открытой, а когда заходил, она была закрыта. От неожиданности Сытов заорал как последняя истеричная баба и отшатнулся назад. Его нагнал мощный удар в челюсть. Боли он не почувствовал – алкоголь своё дело сделал. Идея защищаться даже не пришла ему в голову, зато он успел страстно обратиться к Богу с просьбой оставить ему его никчёмную жизнь. Он отлетел в сени, ударился обо что-то спиной и стал сползать вниз. Именно в этот момент грохнул выстрел. Сытов решил – это всё, конец. Наказание оказалось гораздо суровее, чем он думал. Он увидел, как силуэт выскочил за дверь, а потом потерял сознание.

Когда оно вернулось, Сытов решил, что прошло много времени. Но в воздухе по прежнему пахло порохом, а темень ни на йоту не разрядилась рассветом. Значит, он просто на мгновение отключился.

Сытов пальцами, буквально по миллиметру ощупал себя – ни крови, ни боли. Кажется, он даже не ранен. Он попытался подняться и без труда сделал это. Он жив, на нём ни царапины. Стало так радостно, что захотелось сплясать. …Кто сказал, что ему расхотелось жить?!

Машина была на месте, недалеко от дома. Он плюхнулся за руль, завёл движок и помчался в Москву. Ничего, что он пьяный, его реакции до автоматизма точны. Ничего, что он пьяный, остатков сознания ему достаточно, чтобы понять: в дом приходил тот милицейский ублюдок, чьё удостоверение лежит у него в кармане. Наверное, он догадался, где потерял свои корочки и решил за ними вернуться. Стрелял с перепугу, а, может, сознательно, чтобы не оставить свидетелей своих поисково-копательных работ. Ну ничего, он приедет с Москву и вплотную займётся этим типом Беловым.

На МКАДе его остановил гаишник. Сытов готов был к разборкам, освидетельствованию на алкоголь и даже лишению водительских прав, но неожиданно для себя сунул под нос гаишнику красные ментовские корочки, на которых красовалась надпись «МВД Российской Федерации». Он не подумал, что сойти за молодого брюнета ему будет затруднительно. Но гаишник кивнул и не стал раскрывать удостоверение.

– Пьяный? – спросил он, принюхиваясь.

– Не-е, – замычал Сытов, – с дачи еду, клубнику полол.

– Ночью?

– А что? Много клубники, устал очень.

– А фингал откуда?

– Фингал?.. – фантазия у Сытова иссякла и он сделал над собой усилие, чтобы что-нибудь придумать. – Так я это… девок клубникой называю. С одной из них меня муж застукал…

– А-а, – хохотнул гаишник. – Хорошо живёшь, коллега! И «мерс» тебе, и дача, и девки, и мордобой! Проезжай! – махнул он полосатым жезлом.

Домой Сытов приехал, когда было уже светло. Шесть утра – самое время прошмыгнуть незамеченным, но шагнув через порог, Сытов заметил, что на кухне горит свет. Он потоптался в прихожей – разулся, посмотрел на себя в зеркало. Скула рассечена, фингал такой выразительный, будто не настоящий. Такие фингалы рисуют опытные гримёры. Сытов оскалил улыбку, получилось здорово – настоящий мужик. Одежда была грязная и воняло от неё – жуть как воняло! Мужик должен быть свиреп, вонюч и могуч, говорила баба Шура.

Лика курила на кухне. Всё бы ничего, но она в жизни никогда не курила – слишком берегла себя. Судя по её бледному лицу и сизой завесе дыма, делала она это давно, правда, неумело. Просто гоняла губами дым, не затягиваясь. Лика внимательно посмотрела на Сытова, сделала попытку затянуться и серьёзно закашлялась.

– Здорово, что ты без массажиста! – шутовски обрадовался Сытов.

– Его теперь сюда калачом не заманишь, – отшутилась в ответ жена.

Сытов сел рядом с ней и тоже закурил. В затяг, с удовольствием. Протрезвевшая голова среагировала на никотин новым головокружением. Они сидели минут пятнадцать и молча курили одну сигарету за другой, пока те не закончились.

Когда пачка оказалась пустой, Лика подошла к Сытову, обняла за плечи и стала качать. Никто никогда не качал Сытова даже в младенчестве, говорили, что он был очень спокойным ребёнком.

– Ты что-нибудь мне расскажешь? – спросила она.

– Не знаю. Пока не знаю.

Лика кивнула.

– Там, в спальне, я нашла какой-то пакет, а в нём шикарную красную шляпу и отличное красное платье. Абсолютно новые. Недешёвые шмотки.

– На помойке нашёл, представляешь? – улыбнулся Сытов. – И зачем-то притащил домой. Зачем? Может, потому что новые? Нет, потому что красные. – Он засмеялся и головой прижался к Ликиной груди. Злые языки болтали, что у неё сплошной силикон, но Сытову было плевать. Мягко, спокойно, уютно. Захотелось спать.

– Не будешь мне ничего рассказывать?

– Я подлец.

– Ну, это не новость. Все подлецы. В той или иной мере.

– Я трус.

– Это называется осторожность.

– Я преступник!

– Ну и ладно, – легко согласилась Лика и поцеловала его в синяк. – Я тебя отмажу.

4

«Вот и гуси летят косяком…

Об одном я тебя умоляю:

похрусти париком,

угости молоком,

не кури босиком, дорогая.»

Вроде всё вокруг было как прежде: лето, жара, пробки на дорогах, дети во дворе, бабушки на лавочках. «Мустанг» слопал бензина литров на пять больше, чем ему полагалось. Прошло всего трое суток, а будто пару лет пролетело. Всё вроде было, как прежде, да не всё.

Жара стояла такая, что радиатор закипел, и Катерина позорно пополнила ряды машин с задранными капотами, стоявших на обочине. Она проторчала там минут пятнадцать, пока движок остыл, и только после этого добралась до дома.

Дети у дома не играли в песочнице, а носились друг за другом с игрушечными автоматами.