Иоанна Хмелевская - Невезуха
— ..А откуда она могла знать, что для тебя это так важно? — ехидно говорила тетка Ольга. — Кто ей сказал? Да ты вечно от всего отпираешься!
— Попрошу избавить меня от подобных инсинуаций! — с достоинством парировал дядя Филипп.
— Одна жертва или две — разница небольшая, — истерично взвизгивала тетушка Иза.
— ..Необходимо все тщательно проверить, — рассуждала бабуля. — Подобных склонностей в нашей семье никогда не наблюдалось, хотя все возможно. Подозрения сильные, очень сильные...
— Есть же какие-то семейные обязательства, — в легком отчаянии бормотал дядя Игнатий. — Мы обязаны... Это наша обязанность...
Даже если...
— Даже если наша племянница — преступница, мы должны её защищать, так, что ли? — шипела тетка Иза.
— Местные преступления нас не касаются.
Может, все произошло в порядке самообороны...
— Ни в чем нельзя быть уверенным, ни в чем, — твердил дядя Филипп.
— Решение буду принимать я! — отчеканила бабуля. — Многое свидетельствует... Я лично это выясню и прошу всех успокоиться!
Выклянченных пятнадцати минут оказалось мало, поскольку дискуссия заинтересовала меня не на шутку. Она вполне ложилась в русло туманных намеков дядюшки Игнатия, семейство явно скрывало какие-то секреты, а тетка Иза со всей очевидностью имела ко мне некие претензии.
Ясно было, что получение наследства зависит не только от моего благоразумия, но и от моей нравственности, которая оказалась под большим вопросом. Кто-то где-то, в каком-то завещании, поместил примечание, что я могу наследовать только при условии, что не совершу тяжких преступлений, так, что ли? И почему тетка Иза так настроена против меня?
Тут они заметили, что дверь на лестницу открыта, так что я не могла больше делать вид, будто не слышала ни единого слова.
— Завтра весь этот мусор уберу в гараж, — пообещала я. — Или в подвал. Выбросить на помойку не могу, так как это сокровища моих детей, а я все же в некотором роде мать. Голову им намылю или хотя бы скандал закачу. Что касается преступлений, то я до сих пор ни одного не совершила, так что прошу на это не рассчитывать. Я не могла готовить покушения на тетю Изу и дядю Филиппа, так как не знала, кто где будет спать, а что касается всего остального, то пусть бабушка поступит так, как сочтет нужным.
— Спасибо тебе большое за разрешение, девочка, — ледяным тоном поблагодарила бабуля и жестом показала, что желает вернуться в постель.
Тетку Ольгу и дядю Игнатия буквально вымело вниз.
Мне удалось покинуть дом спустя несколько минут, поскольку никто не проявлял желания затеять со мной беседу.
Майор с поручиком ждали в машине. Я забралась к ним не только без сопротивления, а прямо-таки с огромным облегчением.
— Возможно, господин майор, кое-кто не любит полицию и относится к вам недоброжелательно, — с ходу заявила я. — Но только не я.
Для меня беседа с вами — истинное отдохновение после общения с моими родственничками. Вы ангелы, истинные ангелы с крылышками. Не знаю, возможно, я даже предпочла бы, чтобы вы меня арестовали...
— Пока не за что, — галантно ответил майор. — Поговорим по-человечески?
— Надеюсь, что да!
— Тогда рассказывайте, что ещё за покушение на тетку?
Я сделала глубокий вдох и поведала все как на духу. Майор почему-то заинтересовался проблемой наследства.
— Должна вам сказать, что я понятия не имею, от чего оно зависит, — грустно призналась я. — Наверное, от моей репутации в целом. Кроме того, я не знаю, откуда берется это наследство и кто, собственно, им распоряжается. Возможно, бабушка, но не ручаюсь. Я бы вовсе не обиделась, если бы мои дети получили какую-то материальную базу на будущее, потому как я могу взять на себя только их настоящее. Сколько у меня родственников, я не знаю, но уверена, что не этот вопрос не дает вам спокойно спать. Даже если бы они все друг друга поубивали, вы ведь занимаетесь совсем другим делом, к которому мое наследство не имеет никакого отношения.
— Верно, — согласился майор. — Меня волнует пан Доминик. Вы ведь не все о нем рассказали, не правда ли?
— Конечно, нет. И сейчас не готова рассказать все, так как не могу поверить в его гибель.
Может, я должна опознать труп?
— Это нетрудно организовать, но тело все ещё в Млаве.
— Но вы оба готовы поклясться, что он действительно мертв?
— Чем угодно, — торжественно заверил майор и неожиданно добавил:
— Михалина Колек тоже умерла.
Эта новость ввергла меня в полное остолбенение. В машине горел свет. Я вглядывалась в лица сыщиков, пытаясь обнаружить следы кретинского юмора. Доминик, Михалина... Невероятно!
— Она что — с отчаяния покончила с собой? — ошеломленно спросила я.
— А вы считаете, Михалина на такое способна? — живо подхватил майор.
Я помолчала, собираясь с мыслями.
— Понятия не имею. Не исключено. Но если бы Михалина действительно свела счеты с жизнью, то я до конца своих дней не перестала бы удивляться. Не похожа она на самоубийцу...
Ну ладно, хватит сюрпризов, скажите, в чем тут дело?
— Одно из двух, милая пани. Либо вы убийца, и тогда вы будете выкручиваться, ссылаться на плохую память и незнание. Либо вы не имеете со всем этим ничего общего, и тогда вы нам поможете. В то время, когда произошло убийство, вы находились неподалеку от места преступления, так что санкцию прокурора я могу получить в один миг.
— Ясное дело, — с горечью подтвердила я. — Особенно если я невиновна... У нас пользуются защитой только настоящие преступники.
— Так вы нам поможете или нет?
— Разумеется, помогу, если сумею. Спрашивайте.
Майор откашлялся и заговорил:
— Я и сам, милая пани, не очень-то знаю, о чем вас спрашивать. Если принять гипотезу, что убийца — не вы, то у кого-то был очень веский мотив.., или же кто-то просто не любил покойника без всяких там мотивов. Что скажете?
Я задумалась. Если не рассказать майору всей правды, он ничего толком не поймет, а я окажусь под ещё большим подозрением. Если же рассказать, то я буду в его глазах величайшей идиоткой всех времен. Вот женщина наверняка поверила бы, а мужчина — едва ли. Расписываться в своей непроходимой глупости очень не хотелось.
— Я бы с удовольствием представила вам факты, но все мои сведения о Доминике основываются исключительно на умозаключениях, подозрениях и ощущениях, — смущенно призналась я. — Умозаключения могут оказаться ошибочными, подозрения — напрасными, а ощущения — идиотской истерикой. А вот фактов о Доминике у меня раз, два — и обчелся.
— Неважно, — успокоил меня майор. — Мы вместе с вами все обмозгуем, не такие уж полицейские дебилы, как принято считать. Мы и в школу ходили, и время от времени нам даже удается пораскинуть мозгами.
— Ну, хорошо. Факт первый... Минуточку, все это будет не в порядке хронологии, а так, как мне вспомнится.
— Тоже неважно...
Бог знает, какой факт был первым, во всяком случае я прекрасно помнила, как Доминик поразил меня, когда мы наткнулись в лесу на дятла, который столь самозабвенно стучал по дереву, что не замечал ничего на свете. Солнце светило прямо на дятла, стояла зима, все вокруг было покрыто снегом, и красная головка птицы пылала на белом фоне, как пламя. И увидела эту картинку я, а не прославленный фотограф Доминик. Я показала ему дятла, он начал примеряться, чтобы щелкнуть фотоаппаратом, и так тянул, что дятел успел улететь. Потом он меня же и отругал — Доминик, разумеется, а не дятел. Мол, все это из-за меня, хотя я даже дышать перестала, чтобы не спугнуть птицу. Но никаких подозрений тогда у меня ещё не появилось, я решила, что либо вдохновение оставило Доминика в тот миг, либо кадр был не таким уж и удачным.
Потом случилась история с замочком-защелкой от шкатулки, где я хранила всякие мелочи.
Замок сломался, Доминик по собственной инициативе взялся его починить, но тут же выяснил, что у меня нет необходимых инструментов. Ничего у него не получалось, он разозлился, забрал шкатулку с собой и принес мне её через неделю исправную, страшно гордый своим мастерством.
Тоже вроде бы мелочь, и все же... Ни одного раза он не сделал ничего у меня на глазах или в моем присутствии, показывал только готовые вещи да хвастал своими рационализаторскими идеями...
Как-то раз я столкнулась у Доминика с каким-то парнем. Лицо у мальчишки было какое-то странное. Он казался одновременно мрачным и обрадованным, злым как сто чертей и очень довольным, покорным и бунтующим, и эта смесь чувств была в нем настолько сильной, что бросалась в глаза. Он что-то оставил Доминику, какой-то пакет, я лишь краем глаза углядела его — раз, и пакет куда-то исчез. Доминик тогда жутко разозлился, принялся орать на меня и, помимо прочего, проорал, что парень этот — его подопечный. Даже имя назвал. То ли Мариуш Выволок, то ли Мариуш Волочак... Что-то от волочения в его фамилии точно было. Когда-то, лет десять назад, Доминик спас его в критической ситуации, после чего благодаря его опеке парень вышел в люди. Больше Доминик ничего не сказал и переменил тему.