Иоанна Хмелевская - Флоренция — дочь Дьявола

Мне повезло больше, чем им, потому что я одна поставила два раза, а у них получалось по полторы ставки на брата. Но и так у них получилось совсем неплохо, потому что заплатили не сто двадцать тысяч, а двести восемьдесят. Начинались фуксы среды.

— Не понимаю, что тут творится, но легко догадаться, что Янушек и Ендрусик, которых я с рождения знаю вот уже три дня, добились огромного финансового успеха, — заметил Метя, хихикая, как сумасшедшая гиена. — Такая операция мне очень нравится, потому что я готов голову дать на отсечение, что это операция!

— Метя, забодай тебя комар, молчи! И смейся про себя, а не наружу! — прошипела я в ярости. — Если ты опаскудишь все дело, сам пойдёшь в качестве приманки!

— Я не хочу!

— Посмотри, а у меня это есть! — изумлённо говорила Мария. — По ошибке, конечно. Я хотела поставить на Тарпана…

— Тарпан четвёртым пришёл. Если Вишняк его не придержал, то я китайский мандарин!

— Для того и среда, чтобы коленца выкидывать, — напомнила я. — А что у нас в четвёртой будет фуксом?.. Выбросить фаворитов, сходить бы в паддок…

Окончательный результат оказался потрясающим. Как по заказу. За квинту заплатили сто пятнадцать миллионов. Капитан Ройский вёл себя как умственна отсталая личность; он то издавал дикие животные вопли, то надувался как индюк и гордо замолкал. У Януша было такое блаженное лицо, что я окончательно одурела и не могла понять, что они симулируют, а что выиграли на самом деле. За деньгами в кассу они пошли вместе, но билеты подавал Ендрусик, и он же спрятал в карман толстенную пачку денег. Что касается Марии, она выиграла триплет из двух фаворитов и одного фукса и не жаловалась. Зато проиграла все остальное. О себе я совершенно забыла, вполне удовлетворённая полумиллионом, к тому же мне были обещаны и другие развлечения.

Другие развлечения, невзирая на наши усиленные старания, обошли нас стороной. Двое наших приятелей пропали из поля зрения, прежде чем мы успели глазом моргнуть. Эффект внезапности сократил нам жизнь минимум года на два. Втроём с Метей и Марией мы ждали у меня конца операции, ведя полуголодное существование на трех сосисках и маленьком кусочке сыра, зато нализавшись до бровей высокопроцентным алкоголем. В отчаянии мы вылакали ещё и две литровки чего-то, что стояло у меня со времён царя Гороха. Одна бутылка оказалась сухим вином, вторая — какой-то сладкой бурдой. В конце концов мы перебрались на другой конец лестничной площадки, к Янушу, что оказалось не самой лучшей идеей, потому что Януш сначала зашёл ко мне и ждал там ещё минут пятнадцать, прежде чем пойти к себе. За эти четверть часа у нас прибавилось седых волос. Метя по двум телефонам, от меня и от Януша, пытался убедить Гонорату, что он жив-здоров и вскоре вернётся, во что Гонората постепенно переставала верить.

— Почти удалось, — сообщил Януш, наконец объявившись в собственном дому примерно в десять тридцать вечера. — Они наметили Ендрусика, а на меня плюнули. «Прочь, — говорят, — собачья твоя мать», — посоветовали они мне вежливо, и я охотно выполнил сей приказ, после чего они отъехали с Ендрусиком, совсем так, как со знакомым Мети. Людей мы расставили очень даже неплохо, а Анджеек с радостью вытаскивал бумажник, когда эти мальчики вдруг сообразили, что тут не все чисто, и дали деру, отказавшись от материальной выгоды. Одна радость, что наши личные выигранные деньги уцелели. Мы поехали за ними, и оказалось, что сделали ошибку, потому что они удрали пешком. Машина у них была, конечно, но краденая. Участие в операции принимали трое бандитов…

— Как это? — удивилась я.

— Их всего восемь, разве ты не знала? Ну ничего, это мелочь, один в больнице лежит, так что теперь их осталось семь, как самураев. Я лично познакомился с тремя мордами. Они вели себя исключительно осторожно и не стреляли, мы в них тоже нет, потому что нас, увы, ограничивают законы. Иными словами, отчасти успех, а в остальном провал. Да что вы тут такое пьёте?

— Дрянь вонючую, мерзкую, дохлую и полуразложившуюся, — ответила я с горькой укоризной. — А мы-то пытаемся тут гадать, кто из вас выжил, а кого прикончили, стали форменными неврастениками, столько переживаний и такой жалкий результат! Ендрусик и ты, как я понимаю, сгорели, провалились? Хоть в этом какое-то утешение есть. А теперь что?

Ответ на свой вопрос я получила, можно сказать, в натуре. Ранняя смерть, не говоря уже о седине, повисла надо мной, как дамоклов меч…

В субботу, после четвёртой скачки, вырубилось электричество, и все, во главе с компьютерами, сыграло в ящик. Обычно такие аварии случались в дождь, когда что-нибудь там подмокало и устраивало короткое замыкание, но на сей раз погода была прекрасная, поэтому я прицепилась к председателю попечительского совета, как репей к собачьему хвосту. Скрипя зубами, я требовала объяснений, почему, ко всем чертям, не приведут в порядок проводку раз и навеки! Председатель увиливал, сваливал все на Горэнерго. У меня сами собой вырвались уголовно наказуемые угрозы, которые вызвали всеобщее одобрение.

Пока никакие аварийные меры не помогали. Толпа потерянно бродила, ожидая возвращения цивилизации, лошади терпеливо бродили возле стартовых боксов, у безработных игроков возникали всякие несбыточные мечты, бешеным успехом пользовались букмекеры, которые работали не на электричестве, и буфеты, где мигом закончилась кипячёная вода, потому что титан был электрический. Авария остановила деятельность тотализатора на целых сорок минут.

Наконец механизация вернулась, но день был неудачный. В шестой скачке двухлеток был фальстарт, пришлось снова ждать. В седьмой лошади финишировали голова в голову, надо было ждать результатов фотофиниша. Перед восьмой все размышляли, что же будет видно на финише в такой тьме и не окажут ли в этой скачке жокеи любезность судьям, приходя на заметном расстоянии друг от друга, а то до второго пришествия придётся разбираться, кто выиграл. Пан Рысь предлагал осветить фонариками турф у самого финиша. Вальдемар стоял за автомобильные фары. Уже случались такие дни, в основном осенью, когда ничего не было видно, только слышался топот, а лошади, как привидения, возникали из тумана перед самым финишем в последний миг. Эта суббота могла побить все рекорды, потому что погода помогла аварии. Перед самым закатом солнца сгустились тучи, и теперь стояла кромешная тьма.

Наконец тронулась и последняя скачка, без комментариев громкоговорителя, поскольку его ещё не починили. Прибора ночного видения ни у кого не было, так что победителей мы с трудом различали по цветам. Само собой, незамедлительно возникли споры, потому что отличить белое от жёлтого по такой погоде было совершенно невозможно. Судьи на своей вышке находились существенно ближе к месту действия, так что существовала надежда, что им удастся увидеть ещё и номера, и все в напряжении ждали вердикта. В тот момент, когда починенный рупор начал хрипеть результаты, к Марии подошла медсестра из медпункта.

— Кажется, тут я что-то угадала, — сказала Мария, суя мне в руку свои билеты. — Возьми моё и подожди, я сейчас вернусь.

Она говорила что-то ещё, но я уже не слышала, потому что громкоговоритель висел у меня над головой. Я понятия не имела, зачем медсестра за ней пришла. Марию я и без того подождала бы, потому что мы приехали на её машине. Она заявилась ко мне около полудня, мы вместе вычислили, на кого будем ставить, после чего, не задумываясь, сели в ту машину, которая стояла ближе, и поехали. И теперь я была к ней привязана.

Я постояла в очереди средних размеров, забрала оба наши выигрыша и спустилась вниз. От охранника, который уже уходил, я узнала, что Мария с медсестрой пошли на противоположные трибуны. Люди выходили и выходили, потом остались одни уборщицы, а Марии все не было. Я подумывала о том, чтобы пойти её искать, но боялась разминуться. Поэтому я просто обогнула клумбу и уселась на стенке ограды, глядя на выход, который слабо освещала полоса света из проходной. Уходил персонал ипподрома, уборщицы, и я начинала беспокоиться.

Наконец стало чертовски пусто, тихо и страшно. Воцарилась почти полная темнота, и тут я увидела Марию. Точнее, я догадалась, что это она, потому что зрение в таких условиях было почти бесполезно. Я испытала невероятное облегчение, слезла со стенки и двинулась ей навстречу.

— Ты выиграла двести восемьдесят четыре тысячи, — сообщила я ей. — Я только сорок шесть. А что там такое случилось?! Я уже начинала думать, что тебя ухлопали. Почему тебя так долго не было?

— Какой-то тип ногу сломал, — сказала она, идя к машине. — От бурных эмоций свалился со скамейки, открытый перелом, совершенно кошмарный, к тому же у него больное сердце. Я ждала «скорую», не могла его оставить, потому что в случае чего пришлось бы делать массаж сердца. В конце концов приехали и забрали его, но «скорая» никак не могла найти дорогу, поэтому так долго.