Дарья Донцова - Вынос дела
Я минутку глядела на их виновато-возбужденные лица, потом велела:
– Идите в «Вольво», доставлю в лучшем виде.
Девчонки, толкаясь, полезли в салон.
– Таня знает? – спросила я, после того как расплатилась с шофером такси.
– Знает, – сообщила Варя.
– И отпустила? – изумилась я.
– Да, – решила не пускаться в объяснения дочь Харитоновых, – у нее мигрень.
– Что же ты ей сказала?
– Ну, – замямлила Варя, – сунула голову в спальню и спрашиваю: «Мамочка, можно позаниматься русским и алгеброй?» А она: «Конечно, доченька».
Я засмеялась. Ну, хитрюги. И разрешение получила, и правды не сказала. Какая же мать запретит ребенку учиться!
Манина школа находится в самом центре, недалеко от гостиницы «Минск». Директорствует там совершенно замечательная дама, подобравшая великолепный состав педагогов. И дело даже не в том, что учителя хорошо знают свой предмет. Маруся, например, говорит по-французски лучше тамошней преподавательницы. Но все женщины интеллигентны, терпеливы, любят детей и получают удовольствие от своей работы.
Я завела Варю в класс и пошла в учительскую. Милые дамы сочувственно поохали, узнав о девочке, и, пообещав поставить ей сплошные пятерки, велели не волноваться.
Я отъехала на улицу Чехова и огляделась. Смертельно хотелось кофе и чего-нибудь съедобного. Но на длинной магистрали попадались лишь какие-то непищевые заведения: банк, химчистка, магазин «Обувь из Италии». Со вздохом я повернула направо. Улица Академика Костылева! Может, здесь повезет! И точно, в доме девятнадцать на первом этаже уютно устроилось маленькое кафе. Я вылезла и пошла к входу. Вдруг неожиданная мысль заставила притормозить. Академика Костылева, 19! Да ведь именно здесь проживает некая Нина Лузгина. Хорошо помню адрес, возникший на экране компьютера, когда Зоя стала двигать текст. Нина Лузгина, двадцати пяти лет от роду, с которой якобы жил последнее время Олег Андреевич Харитонов. Может, это она та самая «падла», которой следовало опасаться?
Часы показывали десять утра. Так и не глотнув кофе, я побежала искать семьдесят вторую квартиру.
Говорят, у каждого мужчины существует определенный типаж женщины. Например, мой третий муж, Макс Полянский, неуправляемый бабник и потаскун, западает лишь на субтильных дамочек с ярко-рыжими волосами. Другому подавай грудастых блондинок, третьему – хищных брюнеток, но, очевидно, покойный Олег Андреевич не имел четко определенных пристрастий.
Дверь мне открыла девушка, совершенно непохожая на элегантную Таню. Невысокого роста, довольно полная, она куталась в простой байковый халат серо-буро-малиновой окраски. На бесформенном носу красовались очки. Довольно высокий лоб украшала россыпь мелких прыщиков, нос испещрен черными точками. Похоже, девчонка никогда не умывалась с мылом, а о существовании всяческих «скрабов» и «пилинг-масок» даже не слышала. Впрочем, о дезодорантах она не знала тоже. В воздухе витал явственный запах пота.
– Вы ко мне? – спросило небесное создание.
– Нина Лузгина?
Девица кивнула головой и, совершенно не смутившись, провела меня в комнату.
Бардак там стоял невозможный. Сама я не слишком аккуратна и не склонна осуждать других за брошенные на пол носки. Но такое?..
Большой диван разобран и бесстыдно выставляет наружу не слишком свежее постельное белье. На креслах выставка разнообразной одежды, а письменный стол завален горами бумаг и книг. Впрочем, тома самой разнообразной литературы были навалены повсюду. Стопки громоздились на подоконнике, валялись на полу, лежали на табуретках… На ковре налипли бумажки и комья шерсти…
Вспомнив безупречную прическу Тани и роскошные, светло-желтые шелковые простыни на ее кровати, я вздохнула и сказала:
– Скажи, деточка, что за отношения связывали тебя с господином Харитоновым?
Девушка покраснела неровными пятнами и от этого стала выглядеть еще гаже.
– Вы кто?
Решив проигнорировать вполне уместный вопрос, я села в кресло, прямо на разложенные вещи и сообщила:
– Знаете, что Олег Андреевич погиб?
Девчонка шмыгнула носом и кивнула.
– Будут похороны, и членам семьи не хочется каких-нибудь неприятностей – скандалов, ненужных разговоров, сплетен. Меня прислали сообщить: вам не следует появляться на кладбище.
Девица попятилась и плюхнулась в другое кресло, подминая необъятным задом валяющееся на сиденье не слишком чистое нижнее белье.
– Господи, кто же узнал! Ведь так тщательно скрывались!
Потом она вытянула из кармана халата пачку сигарет «Рок» – все они курили эту марку – и принялась щелкать зажигалкой. Я не утерпела:
– Хорошие сигареты?
– Очень, – ответила Нина, – только крепкие, из сигарного табака. Их в Москву не поставляют, но для Олега Андреевича привозили с Кубы. Вот осталась последняя пачка, придется переходить на другие.
И она внезапно тихо заплакала. Секунду я молча глядела на нее. Не понять – то ли о любовнике сокрушается, то ли о том, что лишилась возможности курить любимый сорт…
Нина стащила с носа оправу, промокнула слезу рукавом халата и тихо сказала:
– Он был для меня всем, просто и не знаю, как жить теперь.
Без очков ее глаза стали больше, а лицо – беззащитным и совершенно детским.
– Где же вы познакомились? – в тон ей тихо поинтересовалась я.
– В суде, – ответила Лузгина, – он адвокатом на процессе сидел, а я секретарем, протокол вела.
Ниночка училась на вечернем отделении юридического, а днем работала. Как-то раз судья Виноградова, листая дело, меланхолично заметила:
– Ну, завтра всем мало не покажется, уведут шельмеца из зала суда.
– Кто? – изумилась наивная Нина.
– Дед Пихто, – сердито рявкнула Виноградова. – Адвокатом Харитонов выступает! А он дела никогда не проигрывает. Все с головы на ноги поставит, к каждой букве придерется, свидетелей притащит…
Так и вышло. Улыбающийся обвиняемый, получивший свою статью и мгновенно попавший под амнистию, выбрался из «клетки» и кинулся к рыдающим родственникам. Судья Виноградова величаво удалилась, не забыв при этом основательно стукнуть дверью о косяк.
Услышав этот звук, собиравший свои бумаги Харитонов поднял взор и подмигнул Ниночке:
– Кажется, мадам разгневана. Но ничего не могу поделать. Dura lex, sed lex: закон суров, но…
– Это закон, – докончила машинально Лузгина.
– Знаете латынь? – удивился адвокат, окидывая девушку взглядом.
Смущенная столь откровенным разглядыванием, девчонка пролепетала:
– Заканчиваю юридический, мечтаю стать таким же блестящим специалистом, как вы.
Польщенный наивным восторгом секретаря, Харитонов расхохотался и предложил довезти Лузгину до дома. Так начался их странный, непонятный роман. Вернее было назвать отношение Харитонова к Нине отеческим, потому что близость у них случалась редко и как-то впопыхах.
Олег Андреевич приезжал днем. С радостью сбрасывал галстук, строгий костюм и белую рубашку. Облачившись в халат, адвокат обедал, а потом садился за работу. Готовился к процессам, писал речи… Иногда просто валялся на диване, бесшумно щелкая пультом.
– Ох, Ниночка, – вздыхал Харитонов, – кабы не Варька, тут же развелся бы с Татьяной и женился на тебе. Дома жить просто невозможно!
– Что плохого происходило у него дома? – не утерпела я.
– Таня очень холодный человек, – спокойно ответила Нина, – абсолютно правильный и жутко занудный. Бедный Олег Андреевич жил словно в витрине магазина. К завтраку полагалось спускаться в костюме, к обеду надевать галстук. Вы не поверите, с каким удовольствием он ел у меня жареную картошку прямо со сковородки, а огурцы вылавливал пальцами из банки. Дома еду подавали только на фарфоре и точно по часам.
Пойти на кухню после одиннадцати вечера бедняга Харитонов не мог. Тут же за спиной возникала Татьяна и начинала вещать о непоправимом вреде, который ночной обжора наносит своему организму. Если усталый депутат, сняв ботинки, бросил их у входа, заботливая Татюша, качая головой, тут же засовывала небрежно брошенное в специальный шкафчик. Пиджак, повешенный на спинку стула, моментально водружался на плечики, для брюк существовали специальные зажимы.
– У меня он швырял одежду в угол, – грустно улыбалась Ниночка, – и страшно жалел, что не может остаться на ночь.
Варя привыкла, что отец рассказывал ей перед сном сказку. Не мог он бросить и Таню. Во-первых, у нее слабое здоровье, во-вторых, она посвятила ему и больному ребенку много лет жизни. Было бы страшно непорядочно подать в такой ситуации на развод.
Она замолчала. Я вытащила «Голуаз» и тоже молча закурила. Что ж, знакомая история. Сама побывала четыре раза замужем и, кажется, знаю все типы мужской психики. Первый супруг, Костик, художник по профессии, был жутко ленив. Сидел в мое отсутствие целый день голодным у забитого кастрюлями холодильника. Просто не мог заставить себя вынуть готовый обед и подогреть. Хорошо, хоть Аркадию не досталась в наследство от отца патологическая лень. Впрочем, кое-какие черты в характере сына ставят меня в тупик. Ну, в кого он такой тихий? Может, в мать? Я с ней никогда не встречалась. Костина первая жена Фаина, родив мальчишку, испарилась в неизвестном направлении. Когда я, восемнадцатилетняя идиотка, боящаяся остаться старой девой, вылетела замуж за Константина, Кешке только-только исполнилось четыре, и он охотно принялся звать меня мамой. С художником мы прожили всего год. Холодным декабрьским вечером я ретировалась в свою двухкомнатную «хрущобу» в Медведкове. В качестве компенсации за развод мне и был отдан Аркадий. Поэтому в нашей жизни частенько случаются казусы.
