Галина Куликова - Поедательницы пирожных
Конокрад отрицательно замотал головой и опустился в кресло, где недавно сидела Нателла.
— На такси? Аркадий кивнул.
— Налить тебе чего-нибудь?
Коммерческий директор снова молча согласился.
— Виски?
Опять молчаливый утвердительный кивок.
— Ты пришел помолчать? — поинтересовался Марьянов, протягивая гостю на треть наполненный стакан.
Конокрад сделал большой глоток, потом уставился на своего начальника скорбным взглядом.
— Как бы мне начать?
— Лучше — сначала. И очень коротко.
— Я не знаю, как буду тебе все объяснять! — заявил коммерческий директор, положив ногу на ногу. Нога начала качаться с бешеной скоростью.
— Блин, да что ты тянешь кота за хвост?! — начал было возмущаться Марьянов, но тут раздался звон и грохот — на втором этаже упало что-то стеклянное. Затем сверху донеслось приятное сопрано: «Я сегодня немного пьян и не сяду уже за руль…»
— Кто там? — испуганно спросил Конокрад. — Нона?
— Ну да, кто же еще, — совершенно против своей воли соврал Марьянов. Соврал и сам на себя за это рассердился. Струсил! Как будто ему есть что скрывать!
— Она там одна?
— Ты меня не допрашивай, — рассердился Родион. — Лучше поскорее переходи к делу.
— Я по поводу аудиторской проверки, которую ты хочешь провести. Ты ведь хочешь провести проверку?
— Хочу. Мне важно знать, все ли у нас в порядке с финансами, — кивнул Родион. — Говорил же: возможны недружественные действия в отношении нашей компании. Знаешь ли, береженого Бог бережет.
— Знаю. Я хотел тебе сказать, что…
«Такси, такси, вези, вези…» — возобновила прерванную арию Нателла.
— Голос как будто не Ноны, — заметил Конокрад, снова потянувшись к стакану.
— Она там с подругой, — отрезал Марьянов.
С враньем почему-то всегда так: стоит соврать самую маленькую капельку, и через некоторое время ложь превращается в стремительный поток, которым ты уже не можешь управлять.
— А они нас могут услышать? — трагическим шепотом спросил Аркадий.
— Ты что, хочешь признаться в тройном убийстве? — раздраженно поинтересовался Марьянов. — Боишься лишних свидетелей?
— Родион, ты не понимаешь. У нас должен состояться разговор с глазу на глаз.
— Тогда пойдем в огород. Думаю, кочаны капусты не покажутся тебе подозрительными?
— В огороде нас могут подслушать соседи. Марьянов пристально посмотрел на своего коммерческого директора.
— Ты меня по-настоящему пугаешь, — заметил он. — Ладно, сиди тут. Я поднимусь на второй этаж и попрошу, чтобы нас никто не беспокоил. И налей себе, а то что-то ты очень нервничаешь.
Марьянов вскочил и помчался вверх по лестнице, горя желанием связать разгулявшуюся родственницу и заклеить ей рот скотчем.
— Я же просил тебя! — свирепо прорычал он, врываясь в спальню, но тут же осекся, изумленно глядя на открывшуюся перед ним картину.
Нателла лежала на полу все в том же эфемерном одеянии. Ноги в своих умопомрачительных туфлях она закинула на кровать, а руки раскинула в стороны. На лбу у нее стоял, опасно покачиваясь, полный фужер. Рядом с кроватью валялись многочисленные осколки и стояло еще два готовых к употреблению фужера — видимо, аттракцион был в самом разгаре.
— Ты что это делаешь, а? Гуддини доморощенная! — воскликнул Родион.
Нателла вздрогнула, фужер на ее лбу качнулся и опрокинулся. По комнате тут же распространился отчетливый коньячный запах.
— Прекрати немедленно! Ты обещала собраться в дорогу и сидеть тихо.
— Пора-а-а в путь-дорогу! — затянула Нателла, прилаживая на лоб очередной фужер. — В дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем!
— Нателла, ты мне мешаешь.
— Чем же я мешаю? — с вызовом спросила та. — Сижу тут одна, в заточении, как старик Хоттабыч в сосуде.
— Хоттабыч в своем сосуде не производил столько шума.
Нателла свела глаза к переносице и, не мигая, следила за покачивающимся фужером.
— А хотя бы полежать тихо ты в состоянии? Не петь и не танцевать?
Нателла сняла со лба фужер и, держа его над головой, снова запела:
— Давай погромче хлопай! Стучи ладошкой! Давай подвигай попой! Подрыгай ножкой!
— Да уж, с попой у тебя все в порядке… В ущерб самому главному.
Родион выразительно постучал себя кулаком по лбу и ушел, хлопнув дверью. Спустился вниз, надеясь побыстрее разобраться с Конокрадом. Тот по-прежнему сидел за столом, глядя на тарелку с пирожными с таким выражением, словно хотел испепелить ее взглядом.
— Знаешь что, Аракадий? — раздраженно сказал Марьянов. — Из дому я гнать никого не стану.
Просто говори потише, и дело с концом. Никто нам с тобой не помешает.
В ту же секунду раздался такой грохот, словно рухнула Великая китайская стена.
— Это уже не фужеры, — сквозь зубы прошипел он.
— Что там за шум? — переспросил испуганный Конокрад.
— Не обращай внимания. Если уж ты притащился в такую даль, то не стоит отвлекаться на мелочи. Давай говори, что за проблемы?
«Ай гет дранк ин зе морнинг, ай донт лук фор афтернунз, ай донт кеа иф томорроу невер камз», — отчетливо донеслось сверху.
— Господи, что это? — пробормотал Марьянов, возведя глаза к потолку.
— Я напиваюсь по утрам, неважно, что случится днем, и если завтра не наступит, мне плевать… — быстро перевел Аркадий. И пояснил: — Шлягер Кида Рока.
Родион посмотрел на него тяжелым взглядом человека, которому сначала сообщили плохую весть, а потом предложили съесть мармеладку.
— Значит, так, — решил он. — Скажи мне немедленно: по-твоему, бизнесу извне кто-то угрожает? Ты что-то узнал?
— Нет, — быстро ответил Конокрад. — По-моему, с этим все в порядке. Мне ничего такого не известно…
— Тогда, знаешь что, Аркадий? Отправляйся-ка ты домой. Поговорим с тобой завтра, идет? И обстановка будет подходящей.
— Ладно, — неожиданно согласился Конокрад и быстро встал. — Действительно, чего это я? Дело терпит! Утро вечера, как говорится, мудренее.
— На чем ты приехал?
— На такси. Но таксиста отпустил.
— Господи, зачем? Ты собирался у меня ночевать?
— Нет, просто думал, разговор затянется. Не волнуйся, я прогуляюсь до станции. Если не на электричке, то на частнике до Москвы доберусь.
Марьянов посмотрел на своего коммерческого директора с сомнением, но в этот момент наверху снова загрохотало, и он поспешно проводил его до двери.
* * *Как только гость ушел, Марьянов, как снежный барс, взлетел обратно на второй этаж. Да уж, ему будет трудно объяснить жене, что случилось с ее уютной спальней. Усилиями Нателлы комната превратилась в Шевердинский редут после очередной яростной атаки французских кирасир. К тому же она насквозь пропиталась коньячным запахом. Автор этого безобразия находился здесь же, причем в весьма приподнятом настроении.
Марьянов понятия не имел, что делать. До сих пор в нем теплилась надежда на то, что Нателла через некоторое время упьется в стельку и вырубится. Тогда ее можно будет упаковать, как ковер, и вывезти с дачи вон. Однако она оказалась девушкой крепкой и продолжала держаться на плаву. Еще и безобразничала при этом.
Пока Марьянов, тяжело дыша, соображал, как ее нейтрализовать, Нателла, не обращая на него внимания, пыталась делать стойку на голове, не выпуская при этом из рук бутылку шампанского. В тот момент, когда Родион решил силой прервать ее акробатический этюд, Нателла каким-то чудом исхитрилась на несколько секунд принять строго вертикальное положение, а потом, как бетонная плита, плашмя шлепнулась вниз, породив ужасный грохот, подобный тому, что слышали Марьянов и Конокрад несколько минут назад.
— Ты жива еще, моя старушка? — участливо поинтересовался Марьянов, даже не делая попытки помочь Нателле поняться.
— Это Нонка твоя — старушка! — огрызнулась та, вставая с пола. — Он ушел?
— Еще бы! И ты ему в этом здорово помогла. Без твоих песен и скачков по комнате мы бы еще долго разговаривали. А так мой коммерческий директор решил, что у меня на даче завелась нечистая сила, которая воет, грохочет и всячески пугает людей. И он поспешно ретировался.
— Значит, мы снова одни? Тогда надо задернуть занавесочки…
Раскачиваясь, как яхта в штормовую погоду, она подошла к окну, ухватилась за штору и с силой дернула. Раздался страшный треск. Потом на пол полетел карниз. Еще через секунду Нателла тоже лежала на полу рядом с карнизом. Задрапированная упавшими на нее шторами, она была похожа на римского трибуна, изнуренного многодневной оргией.
Марьянов поспешил было на выручку, но Нателла сама довольно ловко вскочила на ноги. Высокомерно оглядев дело рук своих, она отряхнула ладони и громко заявила:
— Так даже лучше. Светлее стало. Как ты считаешь?
— Конечно, — отозвался Марьянов. — А если еще и окно высадить, то станет совсем прекрасно.
— Полагаешь? — задумчиво произнесла она и, подойдя вплотную к окну, радостно сообщила: — О, твой коммерческий директор никуда не ушел.
