Нина Васина - Женщина— апельсин
— Ты не ангел. Я — Спаситель, но ты не ангел.
В этот момент Ангел заметил, что лифт едет вниз. И действительно, они вышли в подвале, свет был яркий, у самого лифта стояла каталка, накрытая простыней.
Спаситель словно забыл про Кумуса. Он неуверенно огляделся и открыл первую попавшуюся дверь. Кумус вошел за ним и понял, что они в морге. На длинных металлических столах лежало несколько тел. Рядом стояли две каталки, накрытые простынями, тоже с телами. Спаситель подошел к столу.
— Встань и иди! — торжественно провозгласил он, положив руку на голову сухонького голого старика со скрюченными ногами. — Встань и иди, — сказал он через минуту тише и словно удивленно. Пошел к другому столу. Там повторилась та же сцена. Тогда Спаситель закрыл лицо ладонями и зарыдал. Кумус услышал, что лифт поехал вверх. Он сдернул простыню с трупа и, завернувшись в нее, лег на пустую каталку. Им овладело странное спокойствие, от пережитого — слабость в руках и ногах, не пошевелиться. Болела и кружилась голова после удара санитара. В шуме и криках, когда выволакивали Спасителя, Кумус слышал удивленный голос милиционера, того, который остался на улице, но даже это не помешало ему то ли потерять сознание, то ли заснуть.
Ева Николаевна второй раз позвонила главному врачу психиатрической больницы и услышала уже не возмущенный голос занятого человека, которому мешают, а какое-то невнятное бормотание.
— Понимаете, голубушка, мы не можем найти вашего клиента, да… Но вы не волнуйтесь, это дело нескольких минут. Ну, часа, от силы. Он где-то в клинике, это точно, все двери закрыты, на территории его нет, через забор не перелезть. Ваш милиционер ранен. Ему оказали помощь и отвезли в больницу.
— Кто ранил милиционера?
— Трудно сказать, кто из них. Пожалуй, Христос ранил, наш больной, у него было обострение.
— Подождите, Кумус жив?
— Я думаю — смею предположить, — что жив. Только он где-то затаился или потерялся. Он у вас как, с явными признаками болезни?
— Какой болезни?
— Да. Я понимаю. Это мы должны были определить, какой именно болезни. Ну, на вид он нормален?
— Нормален, если не начнет говорить.
— А как вы думаете… — Ева слышала на том конце трубки учащенное старческое дыхание. — Как вы думаете, он не симулировал?
— У меня такое чувство, что это я должна вам направить заключение о состоянии здоровья.
— Да. Понимаю, но пока ничем не могу помочь.
— Я пришлю наряд милиции, пусть осмотрят больницу.
— Исключено. Наши санитары с милиционером уже осмотрели все, что могли. Больница старая. Подвалы, коммуникации, никакого наряда не хватит. Давайте подождем до завтрашнего утра, он появится!
— Я пришлю наряд, — сказала Ева и положила трубку.
Ева доложила Гнатюку, что Кумуса потеряли в психиатрической больнице, милиционер ранен там же лыжной палкой в горло. Гнатюк потребовал, чтобы она тут же выяснила, откуда у больного могла оказаться лыжная палка. Ева сказала, что это не их район, там уже работают свои. Гнатюк настаивал, Ева села на телефон и через час доложила: лыжная палка принадлежала дворнику, работающему в больнице, он собирает ею бумажный мусор с газонов. Поскольку дворник в сильном запойном состоянии и не в силах объяснить, как она попала к больному, этот вопрос разъяснится только со временем, достаточным для протрезвления дворника.
— Да что же это мне так тяжело! — не выдержала Ева и пошла в кабинет Николаева.
Еще один его оперуполномоченный на испытательном сроке тоскливо смотрел в окно на подкрадывающиеся сумерки.
— Как тебя зовут?
— Валентин. Валентин Мураш! — громко сказал он, опомнившись и вскочив со стула.
— Слушай, Мураш, съезди-ка к банку «Оникс», погуляй немножко и доложи, как там Николаев бездельничает, ладно?
— Разрешите спросить! До которого часа? Ева посмотрела на часы:
— Сейчас полшестого. За час справишься? Это недалеко.
— Я… У меня… У меня рабочий день кончается в шесть.
— А что это такое — рабочий день? — спросила Ева, удивленно распахнув глаза.
Она прошла к себе, помаялась еще минут десять, потом решительно оделась и быстро спустилась вниз.
— Нет, это невыносимо, надо ехать! Доставая ключи от кабинета, наклонилась к окошечку дежурного, чтобы расписаться.
— А вас ждут, — он махнул рукой в сторону холла.
У окна стояла Далила.
— Чего это ты тут? И такая грустная? — спросила Ева.
— Мы договаривались на шесть. Только не делай удивленных глаз, ладно? Я тебе предложила в восемь, ты сама захотела в шесть, мне пришлось с работы раньше уйти!
— Да я это спросонья! Что же с тобой делать? Ты меня уже замучила. Кстати, Кумуса потеряли в психиатрической больнице. Повезли на обследование и потеряли. Садись. — Ева открыла дверцу своей машины. — Поедем сначала прокатимся мимо одного банка, что-то мне нехорошо, беспокойно.
— Нет, поедем сначала к больнице, у меня тоже на душе неспокойно!
— К какой больнице?
— Где Кумуса потеряли! Он бегает, наверное, по такому холоду вдоль забора и ищет лазейку, чтобы удрать!
— Он не найдет там никакой лазейки! Его в здании потеряли, в здании!
— Поехали, просто узнаем, нашли или нет.
— Сначала в банк!
— Это в обратную сторону! Что это ты делаешь?
Ева сняла куртку и форменный пиджак и одевала на ходу кожаное крепление с кобурой.
— Помоги… Не лезет. — Она запуталась в ремнях.
— Нет, это смешно, у меня к тебе серьезный разговор, а ты меня тащишь на перестрелку! Отвези меня к больнице, я буду искать Кумуса, я сделала кол!
Ева задумчиво поглядывала в зеркальце на заднее сиденье, где лежал бронежилет. Она вспомнила натертости на груди от этого тяжелого мешка, вздохнула.
— Лежи, отдыхай!
— Почему это я должна отдыхать! Поворачивай! — В голосе Далилы была легкая истерика.
— Я не тебе, я бронежилету, не кричи, дай одеться. — Она засовывала руки в рукава большого серого пиджака из мягкой ткани.
— Что ты все время носишь? Какие-то балахоны.
— Служба обязывает, кобуру не видно. А у тебя вечно коленки торчат отовсюду!
— Ну… У тебя тоже торчат! Хотя моим коленкам, конечно, далеко до твоих.
С этим разговором они и подъехали к банку.
Ева тихо проехала мимо банка, потом развернулась в подворотне и поехала обратно. Из банка выходили люди, сражаясь с огромной и тяжелой дверью. Ева осмотрелась, нашла кафе на другой стороне улицы и чуть наискосок.
— Что делать будем? — Далила нервничала и хотела немедленно ехать искать Кумуса.
— Посидим минут пять, подождем. Ева увидела, что улицу перебегает Николаев. Она опустила стекло.
— Это ты милиционеров нагнала? Мы в сберкассе сидим, в кафе шторы тяжелые, ни черта не видно, сберкасса до восьми, я посижу.
— Ты его знаешь? Ну, как он выглядит?
— По описанию. У меня в банке сидят двое с рацией, если что.
— Принести поесть?
— Я уже час жую все подряд. Нервничаю, что ли?
— Это такой день. Нервный.
— Ладно, гуляйте, девочки! Плохие мальчики и хулиганчики нам оставляют в вещдоках пальчики! А все хорошие… судьбою брошены… и снегом холмики их запорошены! — спел Николаев тихо и проникновенно в лицо Еве, потом распрямился и пустился в пляс на проезжей части, — Эх, не люби меня, моя рисковая, моя последняя, моя свинцовая!
— Профессиональная депрессия на грани истерики, — приговорила его Далила, как только они отъехали.
В психиатрической клинике Еве сказали, что Ангел Кумус не найден. Далила осталась у ворот, она с надеждой оглядела окна с решетками и большой парк со старыми скамейками. Охранник, старый, с одышкой, в синем картузе, пожаловался ей, что нагнали много милиции, а все без толку.
— Я так скажу… Сбегали… Не следует об этом говорить, но сбегали! А вот чтоб кто-то сюда пробрался и запрятался! Такое впервые слышу, — сказал охранник.
— Да это полный бардак на тему относительности! — вдруг нервно стала объяснять Далила, она ходила туда-сюда возле охранника. — Он запрятался у вас, чтобы сбежать из другого места! Ваша больница — объект временного укрытия, потом она превратится в такое место, откуда ему надо будет бежать! Понимаете, все относительно, и вот вам пример этого!
— Да что тут не понять. Понимаю. — Сторож внимательно вгляделся в Далилу. — Я вот тоже в этой самой относительности нахожусь. Я их охраняю. Наполеонов, Гитлеров. Два Христа у нас. А царей — не счесть… А они же этого не понимают. Человеков надо охранять, чтобы они понимали, что их охраняют, а иначе зачем?
Далила замерла и уставилась на сторожа.
— А вампиры у вас есть? — спросила она.
— Был один прошлый год. Помер от истощения.
— Кумус! — закричала Далила в небо.
— Ты вот что, девушка, я тебе так скажу, не переживай.
— Девушка, — подошла Ева и взяла Далилу за руку, — ты мне свидание назначила, поехали развлекаться, я больше не желаю слышать это имя, слышишь, ты меня со вчерашнего вечера достаешь. Хватит! — Ева заталкивала брыкающуюся Далилу в машину, а та плакала громко и навзрыд.
