Нина Васина - Женщина— апельсин
— Как ты думаешь, наши коллеги в галстуках ловят Слоника или кормят его? — Ева устало отодвинула бумажку со схемой, которую они составили с Николаевым.
— Мы этого не узнаем, пока его не поймаем.
— Слушай… У меня появилась одна мысль. А что, если Слоник придет в банк? Мы же совсем этого не предполагали, думая, что портфель — Кота, а ведь Кот никогда не стрелял, он очень любит душить и резать. — Николаев уже схватил свою куртку и выбегал в дверь. Ева бросилась за ним в коридор.
— Николаев, тебе не дадут группу захвата, Гнатюка нет! — крикнула она ему в коридоре.
— Да я только со стороны посмотрю! Напиши Гнатюку докладную и приезжай, повеселимся! — Николаев почти врезался с разбега в Хорватого.
— Судя по его радостному виду, опять самодеятельность? Какую-нибудь пакость замыслил. — Хорватый смотрел на Еву открыто и грустно.
— Слушай, Хорватый, сходил бы ты куда с женой — в театр или на концерт.
— А я хотел тебя пригласить в ночной клуб.
— Это как раз то, что ей надо! А у меня, извини, сегодня свидание.
— Нам надо поговорить.
— Давай так. Ты идешь с женой в ночной клуб. Обсуждаете. Потом поговорим. Слушай, Николаев поехал в банк, хочет поймать кого-нибудь, не подпишешь разрешение на группу захвата?
— Кого будет хватать?
— Да кто его знает, кто попадется под руку, того и поймает.
— Есть что-то новое? А я приехал с Гнатюком, пусть он и подпишет.
Ева понеслась вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Гнатюк еще не успел открыть свой кабинет. У Евы странно щемило сердце, но она решила, что это из-за Хорватого и его грустных глаз.
— Извините, — начала она, — Николаев…
— В кабинете, — перебил ее Гнатюк и огляделся.
В кабинете его было затхло и сумрачно.
— Как рано уже темнеет. — Гнатюк медленно раздевался. — Слушаю тебя, только помедленней»
— Сегодня в банке из сейфа Николаев взял портфель. В нем было оружие, мы предполагаем, что оно принадлежит Слонику. Поскольку Кот раньше не стрелял, значит, Слоник может прийти за портфелем. Николаев поехал в банк, будет там сидеть в засаде до закрытия, прошу группу захвата.
— Пальцы есть?
— Есть.
— Если это портфель Слоника, зачем он отдал его Коту?
— Да кто знает, как там все было, он же сбегал. И ключ у Кота один. А в банке сказали, что можно выдать второй ключ, если за аренду сейфа уплачено. Человек показывает квитанцию, называет номер — это пароль — и своим ключом открывает сейф. У Кота не было квитанции!
— У Кота не нашли квитанции.
— Да! Кота забрали в Бутырку.
— Я уже знаю. Если его допрашивать там, будут их люди, если здесь — проблема перевоза. А ты что бок потираешь, уж не сердечко ли прихватило?
— Что-то мне тревожно, день такой тяжелый.
— Ладно, не беспокойся. Я пошлю ребят, группа захвата здесь ни при чем, пусть посидят в кафе напротив банка.
— Там есть кафе?
— А как же! — Гнатюк смотрел серьезно, но глаза его бегали. — Я и банк этот знаю. Тебе надо поработать. Закрываем дело Покрышкина, возьми медицинское освидетельствование Кумуса, подготовь все бумаги, отвези в прокуратуру.
— А можно мне в банк перед этим съездить на полчасика?
— Нет. Работай.
Четверг, 24 сентября, вечер
Ангела Кумуса привезли на психоосвидетельствование только в два часа дня. Голубые корпуса психиатрической лечебницы были обнесены высоким бетонным забором, на воротах — охрана. Кумус смотрел на охранника сквозь решетку, охранник, пожилой и грустный, смотрел на лицо Кумуса в окошечко милицейской машины, машину болтало на ухабах, лицо Кумуса светилось в темном зарешеченном квадрате, охранник сплюнул и сказал: «Еще одного Иисуса Христа повезли».
Когда Кумус выходил из машины, его вырвало на санитара, санитар отпрыгнул, но все равно оказался выпачканным. Ангел, тяжело дыша, прислонился к машине, санитар быстрым неуловимым движением ударил его снизу в подбородок. Кумус постоял, пошатываясь, и упал на землю.
Сопровождающие Кумуса милиционеры почесали в затылках. Кумус лежал в грязи на боку, руки у него были в наручниках, лицо повернуто к небу.
— Тащи носилки, — сказал один из милиционеров санитару.
— Очухается — сам поднимется! — Санитар оттянул край своей форменной рубахи и старался стряхнуть с нее рвоту.
— Да будем мы тут стоять и ждать! Тащи носилки, не будешь в другой раз руками размахивать.
Кумуса подняли за ноги и за плечи и положили на носилки. Пошел легкий, почти незаметный снег, те снежинки, которые запутались в волосах Ангела, не таяли.
Когда один из милиционеров и санитар с носилками вошли в коридор клиники, раздался вой сирены. Это значило, что кто-то пытается сбежать. По коридору пробежали накачанные санитары в бледно-голубых свободных рубахах и таких же широких штанах. Пробегая мимо дверей, они быстро задвинули защелку и заблокировали ее. Кумуса перетащили с носилок на каталку, поставили к стене. Санитар побежал к своим, милиционер прислонился к стене рядом с каталкой, раздумывая, можно ли тут в суматохе покурить. Опустевший коридор блестел протертым кое-где линолеумом. В конце коридора было окно и поворот. Из-за поворота вышел высокий человек в балахоне, с длинными волосами. Он шел против света, медленно и уверенно, опираясь на небольшую палку. Милиционер совсем не видел его лица, но угадал при поворотах головы легкую бородку.
«Ну и форма тут у них, — посочувствовал милиционер, — хотя, с другой стороны, когда очень жарко, может, так и удобно?»
Странный человек подошел к каталке. Только тут милиционер рассмотрел чистые правильные черты его лица, очень красный красивый рот и почти бессмысленные глаза. Человек положил свою руку на лоб Кумуса.
— А ну, отвали! — сказал милиционер.
— Встань и иди! — торжественно произнес человек в балахоне.
Ангел Кумус открыл глаза. Несколько секунд он недоуменно таращился, потом сел. Человек в балахоне протянул ему руку. Кумус не мог подать свою, но встал. Один раз он пошатнулся и чуть не упал, прислонился лбом к груди своего спасителя и почувствовал крепкие мускулы под легкой материей.
Второй милиционер, который остался на улице, смотрел на них сквозь стеклянную дверь. Он увидел, что его напарник показывает ему на странного высокого мужчину в простыне и крутит, посмеиваясь, пальцем у виска. Милиционер показал пальцем на палку этого странного типа — ему показалось, что это лыжная палка, но без кружка на конце. Напарник махнул рукой. Тогда милиционер показал, опять жестами, что развернет машину, и пошел к шоферу.
Потом милиционер, сопровождающий Кумуса, не смог толком объяснить, что же произошло. Ни разу за всю эту сцену милиционер не почувствовал опасности или страха. Он хотел подойти к Кумусу, чтобы отправиться с ним наконец к главному врачу, а этот придурок в простыне как раз заметил наручники на руках Кумуса. Молча властным жестом показал на них милиционеру.
— Пошел ты… — Милиционер хотел его обойти, как вдруг увидел быстрое, почти молниеносное движение лыжной палки у своего лица. Остро отточенный конец проткнул его горло слева, горячая волна ударила в голову. С удивлением, вытаращив глаза, милиционер осел по стене на пол, стараясь зажать рану.
А псих в балахоне в это время потерял всякий интерес к наручникам Кумуса, показал ему жестом идти за ним и в другом конце коридора нажал кнопку лифта.
— Меня зовут Ангел, — сказал на всякий случай Кумус в лифте. Он испугался и все время смотрел на палку. — А вас?
— Ты не ангел. Я — Спаситель, но ты не ангел.
В этот момент Ангел заметил, что лифт едет вниз. И действительно, они вышли в подвале, свет был яркий, у самого лифта стояла каталка, накрытая простыней.
Спаситель словно забыл про Кумуса. Он неуверенно огляделся и открыл первую попавшуюся дверь. Кумус вошел за ним и понял, что они в морге. На длинных металлических столах лежало несколько тел. Рядом стояли две каталки, накрытые простынями, тоже с телами. Спаситель подошел к столу.
— Встань и иди! — торжественно провозгласил он, положив руку на голову сухонького голого старика со скрюченными ногами. — Встань и иди, — сказал он через минуту тише и словно удивленно. Пошел к другому столу. Там повторилась та же сцена. Тогда Спаситель закрыл лицо ладонями и зарыдал. Кумус услышал, что лифт поехал вверх. Он сдернул простыню с трупа и, завернувшись в нее, лег на пустую каталку. Им овладело странное спокойствие, от пережитого — слабость в руках и ногах, не пошевелиться. Болела и кружилась голова после удара санитара. В шуме и криках, когда выволакивали Спасителя, Кумус слышал удивленный голос милиционера, того, который остался на улице, но даже это не помешало ему то ли потерять сознание, то ли заснуть.
Ева Николаевна второй раз позвонила главному врачу психиатрической больницы и услышала уже не возмущенный голос занятого человека, которому мешают, а какое-то невнятное бормотание.
