Нина Васина - Женщина— апельсин

Нина Васина

Женщина— апельсин

Часть первая

ДВЕ НЕДЕЛИ ИЗ ЖИЗНИ ЕВЫ КУРГАНОВОЙ, ИЛИ БОЛЬШИЕ ПРОБЛЕМЫ ОТДЕЛА ПО РАССЛЕДОВАНИЮ УБИЙСТВ

Вторник, 15 сентября, утро

Ева Николаевна пришла на стрельбище простуженная. Опоздала буквально на минуту, и майор Николаев забрал ее любимые заглушки. Она погрозила кулаком ему в спину. Примеряя неудобные наушники, выслушивала насмешки коллег. Приметила новенького опера. Он стеснялся разглядывать ее в упор, прятал глаза.

— Евуся, покажи класс!

— Она теперь по другой специальности, по интимной части!

— А ты, к примеру, даже если очень захочешь, арестанта не шлепнешь, вот тебе и пример женского права!

— А если я стану ну о-о-ч-ч-ень симпатичный?!

Они злословили по поводу происшествия на прошлой неделе. На Еву Николаевну напал прямо в комнате для допроса рецидивист и убийца Левша, статья ему шла лет на десять. А юбка была у Евы Николаевны сантиметров на десять короче положенного. Демонстрируя подследственному отпечатки его пальцев, отвратительно плохо сфотографированные, Ева подпустила его близко к столу. Левша ногой опрокинул ее стул, Ева Николаевна приложилась головой об пол. Руки у Левши были в наручниках, но он мигом сел сверху ей на живот, разодрал ворот рубашки и больно схватил обе груди руками. Плохо видя сквозь пелену боли в затылке, Ева отметила профессионализм его хватки: ногами Левша крепко захватил ее руки. Убедившись, что Левша не хочет ее убить, Ева сконцентрировалась, сцепив зубы, крутанулась под ним, выхватила пистолет и всадила в упавшего Левшу пулю из табельного оружия. Когда дверь распахнулась, она сидела на полу, закрыв голову руками. Ее отвели в комнату отдыха — есть в тюрьме и такая, все были так любезны, еще полчаса спустя приходили друг за другом пособолезновать и успокоить. Считай, что весь персонал посочувствовал. И только выпив чаю, Ева вдруг поняла, что так и просидела с разодранной на груди блузкой.

С тех пор она постоянно натыкалась на насмешки, хотя все в управлении поздравляли ее с таким удачным завершением дела Левши. Очень трудно ловился. Удивительно легко получал незначительные сроки.

Сейчас Ева с удовольствием слушала высказывания в адрес своей меткости.

— Евуся, ты сегодня больше семерки не выбьешь, нет. — Это Николаев снял ее заглушки и подмигнул остальным, подзадоривая.

Ева выложила восемь выстрелов один в один на семерке. В основном все уже привыкли, только новый опер открыл рот и уставился на единственную разодранную дырочку.

— Так не интересно, все ей: и Левшу она приложила, и стреляет лучше всех, и летом ей не жарко…

— А ты подрежь свои брюки повыше, не будешь жаловаться.

— Я бы и подрезал, будь у меня такие ножки.

— Ну, будь у тебя такие ножки, ты бы и Левшу приложил.

— И еще третий на восемьдесят один.

— Да, и третий на восемьдесят один.

Ева только вздохнула. Она не надела бюстгальтер, и это было видно с десяти шагов.

Отстрелявшись, Ева зашла в кабинет за папками с делами и, стуча каблучками, так прошла мимо дежурного и двух офицеров, что сама себе понравилась.

К заместителю прокурора была очередь, но, провожая нужного посетителя, Хорватый заметил ее и приглашающе кивнул головой.

— Цветете, Ева Николаевна? Мне тут психолога прислали в управление, у вас случайно нет душевного кризиса?

— Нет. — Ева улыбалась.

— Может, у вас раздвоение личности?

— Никак нет. Я натура цельная.

— А как у вас с личной жизнью, позвольте спросить, — без проблем?

— А я девушка, нет личной жизни — нет и проблем.

Хорватый смущенно замолчал.

— Еще вопросы будут? Разрешите идти?

— Дела готовы… Что ж, идите, конечно. Да, чуть не забыл, вы у меня дело Прохора вели, ну, разбойное нападение, помните?

— Так точно, вела.

— У вас сегодня допрос.

— Я допрошу его как свидетеля, у него ведь уже срок. Такой ужасный срок — год исправительных работ. Может, вы помните, статья ему светила лет на десять? Вся моя работа насмарку!

— Так вот что я хотел сказать. — Хорватый словно не заметил ее возмущения. — Если вам не нужен психолог… да, если у вас после происшествия с Левшой все в порядке, вы уж побеспокойтесь о своей безопасности. И безопасности подследственного, — вдруг добавил он.

— Я постараюсь.

Ева вышла из кабинета Хорватого с испорченным настроением.

Вторник, 15 сентября, вечер

В четыре часа дня Ева приехала в Лефортово, прошла пропускники. Охранник придирчиво осмотрел ее сумку и папку с бумагами.

— Оружие, — сказал он, не глядя в глаза.

У Евы екнуло сердце. Она отстегнула кобуру, протянула охраннику табельное оружие и спросила:

— А в чем дело?

Еще в кабинете Хорватого она почувствовала, что что-то не так, и ее личный маленький браунинг был пристегнул резинкой с внутренней стороны бедра между ног. Охранник, не отвечая, приказал ей жестом поднять руки в стороны и, краснея, провел ладонями вдоль тела.

— В комнате для допросов установлена видеокамера, — бубнил он. — Объектив направлен на подследственного, по малейшему не правомерному действию с его стороны, угрожающему вашей безопасности, к вам будет направлена сила быстрого реагирования.

— Понятно. Сила, значит.

Охранник задумчиво выкладывал вещи из ее сумочки. Он взял яркий и совершенно неуместный среди повседневных мелочей — пачки с сигаретами, носовым платком, зажигалки и двух ручек — апельсин, повертел его в руках и забросил в сумку.

Ева подождала, глядя сквозь две решетки, пока в камеру для допросов проведут Прохора. Прохор тоже увидел ее и гнусно ухмыльнулся.

— Где у вас монитор? — вдруг спросила Ева охранника.

— В соседней комнате. Подсудимый в камере.

В допросной Ева сначала попробовала стул у стола. Он был привинчен. Прошлась по камере, осмотрела решетки. Стукнула ногой по ножке стула Прохора, хотя он точно должен быть вделан намертво. Заметила объектив камеры. Повернулась к нему спиной и показала Прохору быстро бегающий между зубами язык. Села на свое место.

На лице Прохора отразилось такое недоумение, что Ева с трудом сдержала смех.

Прохор был интеллигент. Недоумение испортило благородство его лица, а два месяца тюрьмы сделали его одутловатым и слегка тупым. Ева давно замечала, что тюрьма искажает лица. Она вела следствие с одним человеком, а в тюрьме видела подогнанный рукой судьбы стандарт.

— Опух ты, Прохор, а был такой красавец, — заключила она по этому поводу вслух.

Недоумение Прохора усилилось. Он заерзал, не зная, как себя вести.

— Я к тебе с допросом.

— Догадался, что не в гости, — пробормотал он.

— Почему? Подарок я принесла. — Ева бросила к его ногам открытую пачку сигарет. — Поднимешь потом, не дергайся.

Такие вещи не разрешались, хотя вполне допускались охраной тюрьмы. Еву Николаевну было трудно здесь в чем-то заподозрить, она никогда не приносила на допросы нераспечатанные пачки.

— Давай еще раз пройдемся по августу прошлого года… К тебе приехал напарник… Из Тулы.

— Не напарник он мне, — быстро сказал Прохор.

— Чего ты ершишься, ты же уже сидишь. Да и не интересует меня твой напарник. Меня интересует его девушка, ну, помнишь?

— Обычная, платная, что в ней интересного.

— Как она себя вела?

— Ну, как… Как они себя ведут, не знаешь, что ли… Пришла… Разделась…

— Что, с порога — и разделась?

— Ну, не с порога, я еще сказал, чего белку привели.

— Это в каком смысле — белку?

— Это в смысле, что я блондинок не люблю, от них одни неприятности.

— То есть ты предпочитаешь брюнеток.

— Ну! — уже совсем не понимая, к чему клонит следователь, с удивлением сказал Прохор.

— Так… а тебе, значит, привели блондинку… Что ж этот, из Тулы, не знал, что ты любишь брюнеток?

— Почему… Кот знал, да только ему было не до выбора… А что она сделала?

— У Кота было мало времени? — Ева пристально смотрела в глаза Прохору.

— Для чего… мало?.. — Он стал потеть.

— Чтобы выбрать тебе брюнетку.

— Да он себе ее привел, говорит, удачно так дело вышло… Да что она сделала-то? Надо, говорит, оттянуться.

Ева расслабленно откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу. Прохор, шумно сглотнув, уставился на ее ноги.

— А что, Прохор, если б Кот привел такую… Ну, как я, к примеру, темную, не соплячку, а с пониманием мужских проблем…

— М-м-м… — Прохор почувствовал неладное, заерзал, вытер лоб рукой. — Вы в этом смысле — не товар.

— Это почему я не товар? — Ева резко села прямо, Прохор от неожиданности дернулся.

— Ну не товар, и все. Умная больно… и потом, надо себя подать, нет, я не пойму, что это за допрос такой?!

— Да, Прохор, ты меня просто заводишь. У меня теперь такая манера вести допрос. Ну как, запал бы ты на меня?