Алена Смирнова - Голова в кустах

— Поль, чтобы отвязаться от Виталия, я позволила ему позвонить вечером и не исключила, что позову в гости. Скажи потверже и связно, будто к тебе родичи из Орла приперлись.

— Связно не получится. Мне надо рухнуть.

— Рухнешь, рухнешь, крепись.

Подоспели переговоры с Кропотовым. Варвара коротко бросила в трубку:

— Пардон, Виталик, мне Поля все планы порушила, перенесем встречу на завтра-послезавтра.

Я подтвердила наличие в доме нескольких нетрезвых провинциалов. Виталий сник, даже бодриться не пытался.

Вероломная Линева еще раз вскользь пообещала ему рандеву, которое не сорвут и ее собственные мама с папой. Парню ничего не оставалось, кроме как согласиться. Я не стала дожидаться окончания болтовни. Упала на свой диван в одежде и замерла, мол, до утра пушкой не разбудишь. К моему изумлению, Варвара снова ушла, не выключив свет. Я протомилась с полчаса и только собралась взять книгу, как открылась дверь, и баритон Бориса Юрьева посулил Варюше приятный вечер. Меня бросило в жар, в самое пекло растерянности. Поленилась выбраться на улицу и неизбежно испорчу лейтенанту игру.

— Подружка? — спросил про меня Борис бередящим душу тоном неврастеника.

— Не грузись, она «колес» наглоталась. Это отключка, плавно переходящая в крепкий длительный сон, — пояснила Варвара.

— Модное состояние, — фальшиво рассмеялся Борис.

Будет жаловаться полковнику, что я своим присутствием гашу его трудовой энтузиазм и создаю нетерпимую обстановку. Предупреждать надо. Теперь пусть расхлебывает.

До чего же мужчины разные. Юрьев и Линева накрывали на стол в комнате. Но если Виталий недавно норовил избавить Варю от лишнего движения, то Борис ее не щадил: «Варенька, подай, нарежь, поставь, принеси, вскипяти…» Когда она понеслась к соседке за солью, этот садист больно ущипнул меня за бок и обозвал «помехой чертовой». Я скрипнула:

«Дурак». Потом ловко стянула с тарелки кусок сыра. Не ела ведь ничего, обошлась чашкой кофе на завтрак.

— Не вздумай чавкать, — пригрозил Юрьев.

Вернулась Варвара. Они пили ароматный коньяк и закусывали. Я глотала слюну и слезы. И упрашивала всевышнего заглушить урчание раздразненного сыром желудка. Поэтому не сразу поняла, что за моей спиной творится нечто неординарнбе. Не желающая превращать квартиру в траходром недотрога Варя Линева бурно приставала к ухарю Боре Юрьеву. А он, напредлагавшись ей любовных утех и сексуальных приключений, сопел и отбрыкивался. Больше всего мне хотелось повернуться к ним лицом и мельком взглянуть на порносцену.

Но я была обречена слышать шлепки эластичного материала по коже, треск раздираемых «молний», охи и ахи. Я нюхала запахи возбужденных молодых тел, перешибающие парфюм и густеющие над креслом, в котором они возились.

Почему-то вспомнилось, как я на слух определяла, что происходит в подъезде, когда на меня напали Леня и Саня.

Лейтенант Юрьев попал в незавидную передрягу. Поверил с моих слов в невинность Линевой, в ее крайнюю скованность рядом с мужчиной и принялся доказывать пылкость своих чувств разными вольностями. Думал вывести неприступную красотку из себя, заставить уворачиваться и болтать, болтать, болтать без умолку, чтобы отвлечь горячего ухажера от приставаний. Но она оказалась страстной умелой женщиной и предлагала менту при исполнении сложные и заманчивые услуги.

Я не знала, как спасти Борю. То, что мне предстоит погибнуть от его побоев, сомнений не вызывало. Но перед смертью я была не прочь попытаться искупить свою вину. Почему вину? Я же не сознательно ввела его в заблуждение относительно Вариного темперамента. Так он мне и поверил! Встать и походкой сомнамбулы проследовать в туалет? Захохотать? Или долежать этаким замшелым бревном с ушами до любого финала?

— Ты врал про безумную страсть, Костя? Зачем? — всхлипнула утомившаяся нас ильница Варвара.

Костя? А, Борис так представился.

— Нет, кошечка. То, на что ты опираешься, соврать не даст. Но меня нервирует посторонняя девица.

О, если опора тверда, мне лучше освободить помещение. Измываемся над мужиком на пару с Варькой. Как бы не подумал, что сговорились. Была не была.

Я застонала, сползла с дивана, махнула чью-то полную рюмку «Арарата», показала на Юрьева пальцем и дебильно хихикнула: «Человек привиделся». После чего скрылась в кухне, уронила табурет и распласталась на полу. Варвара мигом закрыла кухонную дверь на шпингалет и бросилась к Борису. Я скрестила пальцы на удачу — только бы у него усы не отклеились.

Надо отдать Линевой должное. На рассвете она, как бурлак-одиночка, отволокла меня в уют и тепло под одеяло.

Я кивнула на объедки:

— У тебя были гости?

— Окстись, Поля, с тобой коньяку надрались. Ты упала возле мойки и задрыхла.

— Ни фига себе. Очередной провал памяти. Нет, после таблеток пить нельзя.

— Перестань ты, оторвалась и радуйся, — сказала довольная румяная Варвара.

Такой она и примостилась в моей памяти — тоненькой, задорной, счастливой. Наверное, Борис Юрьев тоже воспринимал девушку отдельно от помойки, в которой она барахталась. Хотя бы ночью, когда обнимал и целовал в интересах расследования.

Это было то еще зрелище. Смущенно косящий в мою сторону полковник Измайлов, до крови изгрызший шершавые непослушные губы Сергей Балков и нахохлившийся секс-символ убойного отдела Борис Юрьев, устроившись на стульях вокруг составленных буквой Т столов, одинаково ссутулились задолго до моего прихода. Сергей усилием воли сдерживал истерику, но она вырывалась из него чуть визгливым хохотом, стоило ему приоткрыть рот.

Вышеупомянутый рот, по заверениям дантиста, был санирован. Балков четырежды (четырежды!) в год посещал зубного врача. Жуткая профессия: люди корчат из себя садистов, а на самом деле наши судороги и раболепные просьбы обойтись без применения бормашины вызывают у них лишь раздражение. Не хотела бы я так зарабатывать деньги.

Впрочем, однажды, нажимая на педаль пыточного агрегата и называя меня сестренкой, мне доказали, что журналистика против стоматологии то ли ништяк, то ли фуфло, то ли туфта, то ли все сразу.

Я поверила и собралась сигануть из кресла в окно с валиками за щекой и сырой пломбой. Спасибо доктору, пресек попытку пародирования Тарзана изысканным предложением:

— Сидеть, е-к-л-м-н!

Чуть погодя выяснилось: он подвизался в кооперативном кабинете на полставки. На полную же практиковал в пригородной колонии малолетних преступников, вот и употреблял смачные специфические выражения тамошних своих пациентов. К нему всегда образовывалась очередь из господ, которые сначала жаловались на непонимающих жаргонного описания их страданий медиков, потом говорили: «Не берет меня никакая заморозка, брат», а после удаления зуба без обезболивания жутко матерились, плевались кровью, затем светлели лицами и швырялись купюрами. Но я снова отвлеклась.

Итак, Балков не мог совладать с весельем. Полковник приказал ему молчать и вдруг тоже прыснул.

— Затравили, запинали, — сказал мне Борис.

— А зачем ты отрапортовал? Я бы о твоих похождениях умолчала.

— Неужели нельзя было избежать половых сно.., тьфу, интимных отношений при Полине? — укорил Юрьева Измайлов, по-моему, неискренне.

Неплохо, да? Без Полины вытворяйте, что пожелаете! Ну, Вик.

— У Бори не было выбора, — тем не менее заступилась я. — Варвара доставала его запрещенными приемами. Артачься он с толком, мы бы решили, что он импотент. Разве это добавляет авторитета милиции? А так и знакомая журналистка, и приторговывающая наркотой студентка уважают.

Измайлов подростково заалел выбритыми ланитами. Балков зашелся смехом, будто победил удушье:

— Не посрамил? Орел. Теперь Линева тебя из койки не выпустит.

— Поля, будь добра, выйди и ровно через десять минут войди в кабинет снова. Можно без стука, — распорядился Вик.

— Я слышала всякий мат.

— Такой вряд ли.

Я взглянула на полковника и сочла за благо удалиться. Послонялась по коридору. Приникла к двери. Вероломный Виктор Николаевич мирно журил или поучал Бориса. Это было гораздо любопытнее анонсированной ненормативной лексики. Когда, все-таки постучав, я переступила через порог, тема использования секса в сыске была почти исчерпана. Видимо, постановили, что расследование есть прерогатива мозга, а поскольку мозг контролирует в организме сыщика члены, ткани, клетки, то любая деятельность в конечном счете является мозговой.

— Выкладывай, маньяк, — благословляюще бросил Измайлов.

После столь бесподобно произнесенного слова «маньяк» ни мне, ни Балкову в голову не пришло бы продолжать прикалываться. Борис тоже приосанился: ни дать ни взять павлин, который не знает, что в его хвосте недостает перьев. Или знает и гордится недостачей.

…С Леней и Саней Юрьев провел пять невосполнимых часов своего земного срока. Все трое темнили — межведомственная разобщенность, то бишь, странно вымолвить, конкуренция в сфере раскрытия преступлений. Дурдом, в который слишком узкая специализация превращает что угодно. Поиграли в пятнашки.