Алена Смирнова - Голова в кустах

Алена СМИРНОВА

ГОЛОВА В КУСТАХ

Глава 1

«Интересно, удача — непутевая подружка рока — была изначально, так сказать, сварганена слепой и глухой? Или ослепла и оглохла, чтобы не знать, как грязно первые везунчики использовали ее милости?» — думала я, валяясь в постели и поправляя постоянно сползающий со лба на нос пузырь со льдом. Эта божественная инвалидка по зрению и слуху налетела на меня столь внезапно и резко, что образовались две громадные бордовые шишки, а в низине между ними причудливой формы синяк.

Хорошо, вчера парикмахер уговорил попробовать стрижку с челкой. Забавный такой. Все сокрушался по поводу обвала современных нравов, а самому лет двадцать пять от роду. Я многими воспринимаюсь в качестве атласной жилетки. Не возражаю, если плачутся, но бдительно слежу, чтобы не сморкались.

Труженик расчески, ножниц и фена добился участия в каком-то профессиональном конкурсе. И опрометчиво выбрал модель «с улицы». Подвернулась клиентка — мечта, золотистые волосы красавицы идеально подходили для воплощения его дерзновенных творческих замыслов, и он под звон комплиментов бесплатно сделал девушке качественную дорогущую «химию», выхолил и подравнял каждый волосок, разве что не пересчитал дарованное ей природой добро.

А она, стерва, не явилась на состязание причесочников. Пришлось обманутому конкурсанту нервно и срочно обзванивать знакомых, кто клюнет. Я не решилась спросить мастера об успехах. Но меня он обкорнал вполне приемлемо. И напрасно я изволила сомневаться насчет челки. Если удача на время выбрала тебя своим поводырем, приходится тащиться, куда прикажет.

Конечно, сейчас я спокойна и рассудительна. Утром же в понедельник, тринадцатого сентября, сын Сева огорошил меня вопросом:

— Мам, почему у нас дома скучно?

— Скучно? — переспросила я и обиделась.

Неблагодарный. Книжку ему почитала, игровую приставку включила, лекцию о недопустимости поочередного кусания одного яблока пятью детьми в форме сказки про «зловредных микробчиков» экспромтом выпалила. А ведь могла бы и банальным надежным подзатыльником обойтись. Да, после лекции час молчала.

Но не из пренебрежения ребенком. Просто он полюбопытствовал, каким микробом Шуркин папа хотел заразить Шуркину же маму, когда сначала напоил ее вином приемом «рот в рот», а потом дал закусить зажатой в собственных зубах клубникой. Кажется, я вслух признала спиртное слабым антисептиком, манеру угощать ягодами приписала занятым рукам данного папы. Ну Севка мне и растолковал, чем эти руки были заняты.

После чего мои челюсти заклинило на шестьдесят минут. Однако позже я легко включилась в дискуссию о реальности Бабы Яги. И вот, пожалуйста, сын заскучал.

Оказалось, в печаль Севку вверг наведенный мною накануне порядок. Мне и самой было ясно — переусердствовала, квартира приобрела нежилой вид. Мы с мальчиком взялись исправлять оплошность. Для затравки покидались диванными подушками. Потом договорились играть в спецназ. Облачились — Сева в нечто напоминающее камуфляж, я — в черные брюки и черную же кожаную куртку. Натянули трикотажные шапочки с прорезями, все честь по чести. Из оружия сын выбрал водяной автомат, я — незаряженный пневматический пистолет Макарова. Включили музыку погромче и принялись кривляться, кто во что горазд. Севке особенно удавались засады под кроватью, мне отвлекающие маневры в ванной: я там ухитрялась белье полоскать.

В разгар буйства позвонили в дверь.

Я, забыв про свой маскарадный грабительский прикид, подбежала и посмотрела в «глазок». Увидела приставленное к нему удостоверение о принадлежности правоохранительным органам, вообразила, что это шутка друзей ментов, хмыкнула, картинно вскинула тяжелый «ПМ» и широчайшим жестом левой руки обеспечила гостям доступ в помещение.

В следующий миг мой почти настоящий пистолет отлетел неведомо куда. А я звучно шмякнулась лбом о кафель лестничной площадки. Смятый нос шума соприкосновения не издал, зато повлажнел от крови и засаднил мгновенно. Прикушенный язык распухал, не участвуя в членораздельной речи и неумолимо перекрывая резервные пути проникновения воздуха в легкие. Наручники прищемили кожу на правом запястье, будто зубами впились. Я хрипло взвыла.

В ту пору руководитель беспокойного «убойного» отдела, полковник Виктор Николаевич Измайлов, одетый в штатский, он же заштатный, костюм, поднимался, минуя свою квартиру на втором этаже, ко мне, любимой, на третий.

В кои-то веки вырвался пообедать. Узрев заварушку, Вик припустился через несколько ступенек. И тут я получила откровение откровений. Прежде чем перевернуть злоумышленника, предположительно напавшего на Полю и Севу, и сорвать с него маску, о чем я из последних сил грезила, мой нежный, разглагольствующий о принципах гуманизма Вик приподнял меня за шкирку и вновь от души впечатал мордой в пол подъезда. Еще и обозвал нецензурно. Я узнала своего мужчину по запаху и хватке, но уже и мычать разбитыми губами не могла. «Фэйсом об тэйбл, — вяло прошлась по мозгам дурацкая мысль. — Нет, как пол по-английски? Фэйсом об фло. Гадость. Надо переучивать русский язык. Если посчастливится выжить, найду репетитора».

— Не дури, мужик. Пришибить подельника не удастся, — посоветовали Вику.

И полковник, вероятно, от удара по шее свалился на меня. «Как славно, что эта двусмысленная поза нас не смущает», — разжился положительной эмоцией блекнущий рассудок. Даже раздавшийся в подъезде вопль: «Держись, Николаич!» — не потревожил моего блаженного идиотизма.

Шапка давно не совпадала дырами с глазницами, поэтому картины происходящего я реставрировала по звукам.

В стельку пьяный сосед из квартиры напротив вооружился топором и под причитания своей тысяча первой сожительницы вырвался на подмогу «хорошим людям». Похоже, Вик поднялся с меня без церемоний, опершись о мои лопатки и не обратив внимания на их жалобный хруст. Я-то его по запаху, а он меня никак не идентифицировал. Все равно на ком полежал, что ли?

Сквозь жуткий гвалт я слышала только рев обезумевшего от страха Севки, но не могла даже раздышаться, не то что шевельнуться. Я полагала, матери подобного вынести не дано. Оказалось, вполне.

Во мне исчезло человеческое, осталось лишь инстинктивно-животное стремление к детенышу. Я принялась сдирать то одним, то другим плечом маску. Не получилось, она сильно растянулась, и связки плечевых суставов тоже. Я перекинулась на усложненный вариант. Вроде в йоге подобное называется «позой лука».

Я изогнулась, опираясь на ребра и живот, и познакомила свои ступни со своей головой. «Тренированная бабуська», — говорят обо мне акселератствующие приятели сына. Космы застревали между пальцами, но я превозмогала неприятные ощущения и старалась спихнуть шапочку с затылка. Бесполезно и нестерпимо больно, хотя я сохраняла акробатическое положение всего секунд пятнадцать. Не иначе врастает в нас всякая всячина, как в землю…

Очнулась я в обществе Вика и Севы.

И выслушала завораживающую историю.

В одной из соседских квартир сработала сигнализация. То ли обитающая в ней почти бесплотная старушка забыла позвонить куда следует, то ли еще что, я не вникала. Двоим прибывшим по тревоге хранителям чужих очагов надо было попасть в ее норку при свидетеле. Привлеченные музыкальным оформлением нашей с Севой игры, парни торкнулись в дверь, дабы такового раздобыть. Вместо мирного жильца перед ними предстал преступник в маске, с «ПМ» в вытянутой руке, которого они быстренько обезвредили. Подскочившего и прикоснувшегося к их случайной добыче Измайлова ребята приняли за сообщника и, ничтоже сумняшеся, вырубили на несколько минут. Сосед с топором дался очухавшемуся Вику только на девятом этаже. Туда он заманил «плохих людей» и оттуда собирался начать «кровавый спуск». Пока разбирались, кто тут кому кем приходится, со двора возвратилась склеротичная бабуля — она половики выколачивала.

В общем, я одна физически пострадала. Мне же от полковника и морально досталось.

— Разве нормальному человеку взбредет на ум, что мать играет с сыном в казаки-разбойники? — сурово вопрошал Измайлов.

— В мафию и спецназ, — поправила я. И залилась:

— Такое засилье боевиков по телевизору. Надо же как-то низводить их до уровня пародии.

— Не надо тогда посторонним дверь отпирать, — рявкнул полковник. — Ты сейчас — шарж на саму себя. Не дружеский, а вражеский…

Спятить от огорчения ничего не стоило, если бы мой шестилетний оптимистичный отпрыск не изрек:

— Классно повеселились, мам.

— Как могли, Севушка, — прошептала я. — Но впредь действительно поостережемся.

Однако на туманное «впредь» я не могла перенести важную вечернюю встречу. Потому что женщине, которой меня порекомендовали, между прочим, как вполне приличного человека, ночью предстояло надолго улететь в командировку.