Людмила Варенова - Шайка светских дам
— Алка, какая же ты дура! — поднявшись на ноги, Симочка первым делом побежала к зеркалу. — Та-а-ак, колготки пали смертью храбрых, ну и хрен с ними. Опа! И койка отменяется! С такими царапинами на морде близко нельзя подходить к мужикам.
— Ничего, и с царапинами сгодишься. Кремом замажешь! — пропыхтела мокрая до нитки Алла, поднимаясь.
— Не-а! Если джентльмен видит леди с битой рожей, он думает: надо и мне съездить ей в фэйс, вдруг это так принято? Поэтому на лице порядочной девушки не может быть ничего постороннего. Только глазки, бровки, носик, ротик и одна очаровательная родинка! Ой, ка-кой фингал кла-а-а-ссный! — веселилась Сима. — Ну, спасибо тебе, подруга! Ты вывела меня из игры на пару недель. Случайно нигде не завалялся генерал с пу-| тевкой в санаторий? Я бы отдохнула. О! А вот за этот синяк на ляжке — особое мерси, дорогая!
— На здоровье! — пробурчала Алла, усаживаясь на диване и разглядывая поцарапанную коленку.
Ирина, как стояла с пустым ведром в руках, устало прислонившись к дверному косяку, так и осталась.
— Тамара была права. Нам надо было остановиться до Ледянникова, — тихо произнесла она в наступившей тишине и, тяжело оторвавшись от притолоки, побрела за полотенцами.
Никто ей не ответил. Алла, ероша мокрые волосы, сердито глядела в пространство перед собой. Сима с изумлением вытащила свой эфемерный лифчик через оторванный от плеча рукав. Как это Алла умудрилась порвать ей бретельки сквозь платье?
17. Затишье
Что-то изменилось. Вопреки опасениям (или надеждам?) Симочки, господин Померанский, было разогнавшийся в любовном порыве, вовсе не снес все стены и препоны, мешавшие ему немедленно овладеть ею. Померанский в самом разгаре красивого — в духе романов Дюма-старшего — ухаживания вдруг банально стушевался. Сима гадала, осторожность ли проявил старый бандит, или пылкое поначалу чувство быстро остыло? Впрочем, поклонник каждый день звонил, чтобы справиться, как чувствует себя ее «грипп», под который она «закосила» после схватки с Аллой, но примчаться и пасть к ногам отнюдь не спешил. Так что синяки и царапины могли заживать спокойно. Либо любовь угасла на первой стадии, либо у господина Померанского начались большие проблемы. Проблемы у него возникнуть были должны, однако много позже. Так запланировала Тома. Или она, не предупредив подруг, уже стронула лавину? Быть такого не могло.
Не появлялся больше и страждущий Ледянников. Что-то явно шло не так, вразрез с придуманным Тамарой планом. Но без нее они не в силах были понять, что именно. Симочка не могла даже предположить, чем на самом деле Померанский занят все это время. А занят он был именно ее собственной персоной. Не доверяя сердечной тайны даже самому близкому клеврету — начальнику своей охраны Герману Геренко, более известному в определенных кругах как старина Герыч, хитрый лис решил сам обнюхать след. Специалист в этом он был прекрасный. В молодые и зрелые годы никто не мог лучше Леши Померанца сгрести в кучку зернышки. Прекрасная Серафима заслуживала того, чтобы тряхнуть стариной. Было в этой дамочке что-то этакое, подспудно опасное. В самоличных поисках сведений о ней, изучая трудовую биографию бывшей невесты господина Ледянникова, о чём безутешный аптекарь был со всей строгостью поставлен в известность, его покровитель нашел целый кладезь полезной информации. Этим кладезем оказалась ее ближайшая подруга, с которой Симочка дружила с юных лет.
* * *— И с каких именно юных лет вы с нею знакомы, если это не секрет? — приятный немолодой господин был явно заинтригован.
— Мы вместе ходили в школу, — скромно потупилась подруга Симочки.
Если бы Симочка увидела свою «подругу детства», она упала бы в обморок. Но Лидия Серовская готова была на всё, чтобы не упустить свой шанс. Умелыми приёмами она довела дело с приятным моложавым незнакомцем, интересовавшимся их бывшей секретаршей Симочкой, до приглашения пообедать и теперь готовилась победить противника испытанным оружием.
— Симочка в детстве была ужасная дурнушка. Мне было так ее жаль, — певучим голоском поведала она, изящно отхлебывая из бокала, что позволило партнеру полюбоваться ухоженными пальчиками с затейливым маникюром.
При этом вторая ухоженная ручка ее проделала в воздухе неопределенный, но весьма изящный жест, призывающий полюбоваться и этой обнаженной пухленькой ручкой тоже. С мелких изумрудиков бесчисленных Лидочкиных колец брызнули колкие отблески, от которых у Померанского зачесалось в глазах. Пытаясь спастись от ослепляющего эффекта, бедняга вынужден был неудобно скосить взгляд и уткнулся в весьма соблазнительное декольте. Поняв, что птичка угодила именно туда, куда следовало, Лидочка глубоко вздохнула и трепетным голоском начала повествование о несуществующих недостатках Серафимы Алешиной.
«Твою мать! — с непривычной для себя тоской думал Померанский. — Если эта шлюшка — её лучшая подруга, то как же ошибся я в прекрасной Серафиме!»
* * *В налоговых документах господин Померанский числился весьма скромным владельцем весьма скромной фирмочки. Фирмочки-ширмочки. Но все, кому следовало это знать, знали, что с господином Померанским шутки плохи. Он — мужчина серьезный. Серьезность эту можно было заметить лишь по необычайно внимательному, даже пристальному взгляду, скрупулезно изучающему собеседника. Правда, взгляд этот чаще всего прятался за притемненными стеклышками обманчиво простеньких очков. За исключением же взгляда, внешность господина Померанского была ординарная, хотя и в меру презентабельная — внешность интеллигентного профессора лет шестидесяти. На самом деле Алексею /Владимировичу было за семьдесят и образование его ограничивалось дипломом ремесленного училища, оконченного в незапамятном послевоенном году. Впрочем, официальная биография была вполне причёсана. Ну, был судим! А кто в этой стране не сидел? По крайней мере, из умных людей?
Разумеется, у него была целая служба, занятая сбором сведений об интересующих босса людях. Но что-то этакое оказалось в рыженькой Серафиме, что впервые за многие годы не позволило ему довериться даже самым проверенным спецам. Что-то, что сделало его где-то внутри непривычно беззащитным. И теперь, слушая откровения мадам Серовской, он ощущал, как растет там же, в уязвимой глубине, разочарование и злость. Как будто он действительно был обманут. Симочка, Симочка…
Ему приходилось не раз быть обманутым и преданным женщинами. Особенно в молодости. Казалось, что презрение к этому лживому, изворотливому, жадному зверьку — женщине защищает его чувства надежнее брони.
— Ах, я вспомнила! Хотите, я расскажу, как мы с Симочкой впервые поехали отдыхать на юг?
— Что? — Он вынырнул из собственных мыслей, как из забытья. — Ах, да. Да-да-да, рассказывайте.
— Так вот…
История была забавная, вполне с точки зрения этой глупой потаскушки невинная, но отчетливо грязная подспудно. Убил бы, суку. Ту, рыжую. А чего он хотел? Оказывается, как мальчишка, он все еще ждал от жизни какой-то необыкновенной встречи. Раскис, Алексей, раскис! Что ему теперь делать с Симочкой? Пусть достается дураку Ледянникову. Так и надо этому безмозглому барану. Чтобы потом всюду встречать ее снова и снова? Больно, чертовски больно! Нет, раздавить, уничтожить, изгнать раз и навсегда отовсюду, чтобы не попадалась на глаза, не травила душу. Хотя всегда найдется дурак, который снова потащит ее наверх. Пусть лучше исчезнет навсегда. Потому что нельзя вот так запросто растревожить старого волка, заставить мечтать, как мальчишку, и оказаться банальной… Да, рыжая Симочка должна исчезнуть, сгинуть, пропасть. Жаль глупую и милую потас… Чёрт, не поворачивается язык даже мысленно. Эх, Симка, Симка!
* * *Не подозревая, какие тучи над не сгустились, Симочка, сопровождаемая не замеченным ею эскортом приставленных Померанским охранников, мчалась на долгожданную встречу с возвратившейся Томой. Таксиста она едва не поколотила за медлительность. В Тамарин подъезд она ворвалась так стремительно, как будто за нею гнались все московские маньяки. Маньяки, то есть померанцевские охранники, действительно поспешили, чтобы не упустить, в какую квартиру она войдёт. И засветились. Юрий Малышев, все эти дни пребывавший в постоянной тревоге, получил очередную порцию информации к размышлению.
— Померанцевы подснежники зашевелились, ё-моё! Идиоты. Не они охотники, на них охота.
— Твою мать, Симка! — Тамара встретила подругу страшно встревоженная. — Знала б ты, куда мы вляпались! Тихо! Ни слова! Поговорим лучше не здесь.
* * *А Ирочка Шибанова жила незаметной жизнью. Даже близкие подруги, первые за всю ее жизнь, Тома, Сима и Алла, все-таки мало обращали внимания на незаметную Ирочку. Почти с самой их ноябрьской памятной встречи на мосту Алла Волынова жила с нею практически одной семьей. Но погруженная в свои прошлые обиды, Алла тоже не вникала в то, чем живет Ирочка, что она любит или ненавидит, чего хочет. Ирочка была не только человечек без лица, она как бы не существовала в материальном мире вовсе. Зато мир ее грез был полностью в ее распоряжении. Там она царила и правила. А какая же королева без любви? Любви в ее душе были полные закрома.
