Круговорот благих намерений - Юлия Ефимова
– И кем же вы, милочка, там трудитесь? – спросил Пётр.
– Надеюсь, на бойне, или всё не имеет смысла, – тихо пошутила Тамара, но, конечно же, так, чтобы все услышали.
– Уже полгода как я начальник колбасного цеха, – ответила Жанна гордо, и было видно, как она старается не расплакаться от общих насмешек и снисходительных лиц. – По профессии же я технолог мясного производства.
– Прекрасная профессия, – подбодрил ее Пётр. – Я в прошлом мечтал быть поваром, даже техникум окончил, но, видимо, мне было не суждено работать по специальности. Мне кажется, производить то, с чем половина человечества начинает свое утро, это прекрасно. – Девочка ему понравилась, и Пётр искренне не понимал, как глупый Воевода мог ее выбрать, со вкусом у него были большие проблемы. Сейчас пришла, наверное, самая паскудная мысль, какая могла посетить голову любого отца: «Возможно, я бы меньше всего расстроился, узнав, что предатель – Воевода».
Чтобы отогнать такую постыдную мысль, Пётр переключил внимание на второго чужака в их компании. Вот его он прочесть не смог. Бросалось в глаза, что гость вовсе не влюблен в Тамару, тогда непонятно, почему он здесь. На жиголо мужчина тоже не тянул ни внешне, ни по поведению, а самое главное – глаза. У парня был взгляд человека, который имеет всё и не собирается никому ничего доказывать. Будучи официантом, Пётр научился определять таких на раз.
Обычно это был взгляд по-настоящему богатых людей. Они могут носить потёртые джинсы и выцветшие тапки, таким людям не обязательно обвешивать себя брендами и бриллиантами. Они всё знают про себя, они могут купить всё. Возможно, именно поэтому такие люди не боятся, что о них скажут другие, – им это всё равно, они спокойно могут быть собой. Такие товарищи не боятся ничего, потому что знают: страх – удел неудачников. А они уже по ту сторону, они уже получили свой приз.
Но если он именно тот, за кого его принял Пётр Петрович, то его присутствие здесь как минимум очень странно, а как максимум – опасно.
– Царица, – сказал Пётр, внимательно глядя на ее спутника, – теперь ты представь своего мужчину.
– Валерий Вируот, – представился Валерий сам, не дав Тамаре даже открыть рот, чем еще раз подтвердил предположение Петра о его статусе. – Очень приятно быть гостем в вашем доме. Вы знаете, мне кажется, ваши дети действительно по вам соскучились, зря вы их не пускали к себе во время болезни. Иногда именно близкие люди дают силу для жизни. Я сегодня видел, как переживала Тамара перед встречей с вами, и это не подделаешь. Она вас очень любит.
– Сейчас же прекрати, – прошипела Царица, пытаясь остановить его.
Пётр видел, что она оказалась не готова к такому монологу, но Валерий лишь резко убрал ее руку со своей и продолжил:
– Десять лет назад погибла моя жена. Знаете, кого я до сих пор ненавижу? Нет, не водителя автобуса, у которого случился сердечный приступ, и он направил свою маршрутку в реку с моста. Нет. Я до сих пор ненавижу врачей, которые не пустили меня к ней попрощаться. Когда пассажиров выловили из реки, то оказалось, что моя жена еще жива, и ее отвезли в больницу. Она была жива еще целые сутки. Представляете, сколько бы важных слов я смог ей сказать за это время? Сколько бы отложенных на потом «люблю» услышала бы она от меня? Но врачи не пустили меня к ней. Просто не пустили, потому что так положено. Может быть, они и правы, но все их правила просто померкли по сравнению с вечностью, куда отправилась Лея. Не поступайте так со своими детьми, подарите им счастье не сожалеть всю жизнь о несказанном.
У Петра ком встал в горле, и он никак не мог с ним справиться. Очень хотел, но не мог.
За столом повисла тишина, но уже не напряженная, как раньше, это была тишина непонимания произошедшего. Все переводили взгляд со спутника Тамары на Петра и ждали реакции последнего. И только девушка Жанна тихо вытирала слезы, катившиеся по ее щекам, стараясь не привлекать к себе внимания.
«Кто ты? – подумал Пётр. – А самое главное, случайный ли ты здесь человек? – И, бросив взгляд на Жанну, еще раз утвердился в своем первом впечатлении. – Хорошая девочка».
Проглотив всё же свой ком, вслух сказал:
– Ну, после такой речи предлагаю еще раз за семью! – И поднял бокал.
Все словно бы выдохнули, решив, что буря миновала, а зря. Буря была еще впереди, она набирала силу, чтобы выплеснуть ее на своих жертв. Пётр Петрович подготовил ее и не собирался отступать от своего плана. У папы Пети всегда был план.
ДНЕВНИК
Воспоминания Петра Петровича Проханова
Москва, 1994 год
Робин Гуд
Как же вовремя прозвенел звонок в дверь. Звонки, они обычно всегда не вовремя – одни рано, другие поздно, этот же был в самое время. Когда Пётр впервые не знал, что ему делать дальше, куда идти.
– Здравствуйте, – сказала девушка, переступив порог. – Вы Пётр Петрович? Очень приятно с вами познакомиться, я классная руководительница вашего приёмного сына Тарика. Наслышана о вашей беде, вот, пришла узнать, может быть, чем-то вам надо помочь? – И, не дав ему даже рта открыть, затараторила: – Нет-нет, вы только не отказывайтесь, я вот тоже мать-одиночка и знаю каково это, – словно бы в доказательство она выставила вперед чернявого мальчонку лет девяти, который прятался у нее за спиной. – А у вас их четверо!
– Проходите, – только и выдавил Пётр не в силах с ней спорить. – У нас как раз сороковины.
Да, действительно, сегодня было сорок дней, как погибла Маринка. Конечно, жизнь, которую она вела, должна была привести именно к такому финалу, но одно предполагать, другое – пережить. Было уже не так больно, как с родителями. Во-первых, Пётр был старше, а во-вторых, он был не один, с ним были дети, а они в сто крат важнее Маринки. Хотя душа всё равно ныла, как кости от старого перелома, что вроде бы срослись, но при любой непогоде тут же дают о себе знать.
– Присоединяйтесь, – просто сказал он, проводя их в гостиную.
– Маргарита Дмитриевна! – воскликнул Тарик, вскочив со стула как ужаленный.
Он смотрел на свою учительницу так, что Пётр сразу понял – мальчишка влюблен. Буратино стукнуло четырнадцать, самое время влюбиться в молоденькую учительницу.
Пётр оглядел своих детей. Они выросли, стали взрослее и спокойнее, что ли, и только взгляд, в котором навсегда отпечатался страх, было уже невозможно убрать. Буратино, самый старший из них,
