Джоржет Хейер - Дьявол и паж

— Как-то путано ты изъясняешься.

— Пусть будет "она". Ты знал, что она девушка. Почему ты не раскрыл обман? Какую цель ты преследуешь, Джастин?

— Хью, — Эйвон постучал веером по столу, — ты выглядишь столь обеспокоенным, что я вынужден задать тебе тот же вопрос: а ты какую цель преследуешь?

Давенант с отвращением посмотрел на него.

— Боже мой, ты считаешь это остроумным? Моя цель проста: я заберу ее у тебя, даже если это будет стоить мне жизни.

— Это становится интересным, — пробормотал Эйвон. — И как же ты собираешься осуществить свой грандиозный план? А самое главное, зачем?

— И это спрашиваешь ты? Вот уж не думал, что в роду Аластеров есть лицемеры.

Эйвон снова раскрыл веер.

— Если на то пошло, Хью, то я не понимаю, почему до сих пор не расстался с тобой.

— Я знаю, мои манеры не слишком приятны. Но я питаю искреннюю нежность к Леону, и если ты оставил девочку у себя, такого невинного…

— Повнимательнее, Хью, повнимательнее.

— Ладно, такую невинную! Если бы я позволил тебе это, то…

— Успокойся, дорогой мой. Я бы дал тебе веер, если бы не опасался, что ты его сломаешь. Позволь теперь раскрыть мои намерения.

— Именно этого я и добиваюсь!

— Честно говоря, ни за что бы не подумал. Ты так странно изъясняешься. Тебя, видимо, удивит то обстоятельство, что и я с большой нежностью отношусь к Леони.

— Нет, нисколько не удивит. У нее задатки красавицы.

— Как-нибудь напомни мне, Хью, чтобы я научил тебя презрительно усмехаться. Ты проделываешь это слишком утрированно: получается отвратительная гримаса, словно тебя подвергают нечеловеческим пыткам. Нужно лишь слегка скривить губы. Вот так. Но вернемся к нашей теме. Думаю, ты все же удивишься, если я сообщу, что думаю о Леони вовсе не как о будущей красавице.

— Ты меня и в самом деле удивил.

— Уже лучше, дорогой мой. Ты хороший ученик, вот только не стоит дергать носом.

— Джастин, ты невыносим! Здесь нет ничего смешного.

— Разумеется, нет. В моем лице ты видишь… строгого опекуна.

— Я не понимаю.

— Я отвезу Леони в Англию и препоручу ее заботам моей сестрицы, пока не найду какую-нибудь скромную даму, которая могла бы стать дуэньей для мадемуазель Леони де Боннар. — Его милость принялся усердно обмахиваться, время от времени складывая губы бантиком и закатывая глаза, но Хью не обращал на его упражнения ни малейшего внимания. Открыв рот, он недоуменно смотрел на Эйвона.

— Твоей… твоей подопечной?! Но зачем?!

— Надо же, какая у меня репутация! — горестно промолвил его милость. — Каприз, Хью, простой каприз и ничего больше.

— Ты собираешься удочерить ее?

— Да.

— И на какой срок? Если это всего лишь каприз…

— Не только. У меня есть причина. Леони останется при мне до тех пор… скажем так, до тех пор пока не найдет более подходящий дом.

— Ты хочешь сказать, пока не выйдет замуж?

Тонкие черные брови внезапно сдвинулись.

— Я не это хотел сказать, но не станем уточнять. При мне Леони будет находиться в не меньшей безопасности, чем… чем, к примеру, при тебе.

Хью встал.

— Я… ты… Боже милостивый, ты шутишь, Джастин?

— Полагаю, что нет.

— Ты и в самом деле намерен так поступить?

— Дорогой мой, ты удивлен?

— Я теперь больше прежнего похож на овцу, — с улыбкой ответил Хью и протянул руку. — Если твои намерения честны, а я думаю, так оно и есть…

— Ты меня смущаешь, — промолвил его милость, жеманно улыбнулся и кокетливо повел глазами.

— …то твой поступок…

— …совершенно не похож на то, что ты делал прежде.

— Чертовски великолепен!

— Но ведь тебе не известны мотивы.

— Сомневаюсь, что ты сам осознаешь свои мотивы, — спокойно сказал Давенант.

— На редкость косноязычная фраза, Хью. Но я льщу себя надеждой, что прекрасно сознаю свои намерения.

— Я сомневаюсь. — Давенант снова сел. — И все же ты меня удивил. Итак, что же теперь? Леон знает, что ты раскрыл его… ее — черт побери, я опять путаюсь!

— Не знает.

Хью помолчал.

— Возможно, она не захочет остаться с тобой, когда ты сообщишь ей о своей догадке, — наконец вымолвил он.

— Возможно, но она принадлежит мне и должна меня слушаться.

Давенант встал и отошел к окну.

— Джастин, мне это не нравится.

— Могу я спросить, почему?

— Она… она слишком сильно тебя любит.

— Ну и?

— Не будет ли лучше попросту отправить девушку в какое-нибудь безопасное место?

— И куда же именно, мой разумный друг?

— Не знаю.

— Весьма ценный совет! Поскольку я тоже не знаю, то думаю, нам придется отбросить эту чудесную идею.

Давенант повернулся.

— Хорошо. Полагаю, большого вреда не будет, Джастин. Когда ты покончишь с этой игрой?

— Когда мы окажемся в Англии. Как видишь, я старательно оттягиваю этот момент.

— Почему?

— Во-первых, дорогой мой друг, наше дитя может смутиться, если мы, давясь от смеха, разоблачим ее. Во-вторых… во-вторых… — Его милость замолчал и хмуро уставился на веер. — Что ж, будем честными до конца. Я привык к Леону и мне не хочется менять его на Леони.

— Я так и думал, — вздохнул Давенант. — Будь добр к Леони, Джастин.

— В этом и состоят мои намерения, — с поклоном ответил герцог и захлопнул веер.

Глава IX

Леон и Леони

Через несколько дней Хью Давенант отбыл в Лион. В тот же день Эйвон вызвал своего управляющего Уолкера и сообщил ему, что собирается отправиться в дорогу. Уолкер, привыкший к внезапным решениям своего хозяина, не выказал ни малейшего удивления. Этот сдержанный господин никогда не расставался с непроницаемой маской, давно уже ставшей его вторым лицом. За долгие годы, проведенные в услужении у его милости, добрейший Уолкер зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, а потому Эйвон, не колеблясь, препоручил его заботам парижский особняк. Сам герцог намеревался обосноваться в лондонском жилище.

Покинув библиотеку, Уолкер степенным шагом прошествовал вниз, чтобы предупредить об отъезде камердинера его светлости Гастона, грума Микина и пажа Леона. Последнего старый слуга нашел в комнате экономки; паж сидел на столе, свесив ноги, и энергично расправлялся с огромным куском пирога. Мадам Дюбуа скорбно наблюдала за мальчиком. Будучи дамой вежливой, она приветствовала Уолкера печальной улыбкой; Леон же удостоил дворецкого небрежным взглядом и запихнул в рот очередную порцию пирога.

— Eh bien, m'sieur! — Мадам Дюбуа выбралась из кресла и присела в степенном реверансе.

— Прошу прощения, мадам, что потревожил вас. — Уолкер чопорно поклонился. — Я искал Леона.

Паж недовольно заерзал.

— Ну так вы нашли меня, Уолкер, — пробормотал он с набитым ртом.

Лицо Уолкера исказила легкая судорога. Из всей прислуги лишь негодник паж смел обращаться к нему по имени.

— Его милость известил меня, что завтра он отправляется в Лондон. Я пришел предупредить тебя, Леон: ты должен сопровождать его.

— Ба! Монсеньор еще утром мне об этом сказал, — презрительно хмыкнул Леон и отправил в рот остаток пирога размером с голову младенца.

Мадам Дюбуа кивнула.

— Да, и потому милый ребенок пришел, чтобы в последний раз отведать моего угощения. — Она испустила горестный вздох. — Сердце мое разрывается, как только я подумаю, что должна расстаться с тобой, милый Леон. Но ты, неблагодарный мальчишка, похоже, рад улизнуть от старой мадам Дюбуа!

— Я никогда не бывал в Англии, — виновато пробормотал Леон, с усилием проглотив пирог. — Там, наверное, чудесно!

— Ах, это верно! — мадам Дюбуа испустила еще один скорбный вздох. — Ты быстро позабудешь старую толстуху.

— Нет, клянусь! — Леон кинул хищный взгляд в сторону тарелки с еще одним пирогом. — Уолкер, не желаете отведать творение мадам Дюбуа?

Уолкер смерил пажа ледяным взглядом.

— Нет, благодарю вас.

— Видите, как он вас обижает, мамаша! — хохотнул Леон и ухватил очередной кусок.

— Уверяю вас, мадам, у меня подобного и в мыслях не было. — Уолкер поклонился мадам Дюбуа, уничтожающе глянул на Леона и удалился.

— Вылитый верблюд, — безмятежно заметил паж.

То же самое он повторил на следующий день Эйвону, когда карета катила в направлении Кале.

— Верблюд? — изумленно переспросил его милость. — Почему?

— Ну… — Леон наморщил нос. — Я как-то очень давно, видел верблюда. Голову он держал надменно, а зубы у него были ну точь-в-точь как у нашего Уолкера. Он был исполнен достоинства, Монсеньор. Понимаете?

— Прекрасно понимаю, — ответил его милость, зевнул и поуютнее устроился в углу кареты.

— Как вы думаете, Монсеньор, мне понравится Англия?

— Будем надеяться, дитя мое.

— А как вы думаете, мне не станет дурно на корабле?