Доктор Фальк. Вино стоит смерти - Игорь Евдокимов
– Но как?! – воскликнул Фальк в пространство. – Как это доказать? Как поймать убийцу за руку?
В этот момент дверь в кабинет приотворилась, и гости застали доктора в совершенно непривычном виде. Василий Оттович стоял посреди комнаты. Его всегда идеально зачесанные волосы растрепались в разные стороны, словно брызги, оставленные рухнувшим в воду булыжником. Под веками залегли сизые тени. Левый глаз дергался от нервного тика. И – о ужас! – щеки и подбородок Фалька покрывала двухдневная щетина, чего с ним не случалось… Да, в общем-то, никогда, даже на полях русско-японской войны.
– Фальк, это необходимо прекратить! – строго заявила Лидия, сочувственно разглядывая расхристанного доктора. Эта фраза, казалось, вывела Василя Оттовича из транса.
– Лидия? Александр Петрович? А вы что тут делаете?
– Пришли вас проведать, – отозвался урядник. – И, кажется, очень даже вовремя. До чего вы себя довели?
– Я? Довел? – непонимающе переспросил Фальк. Затем его взгляд упал на зеркало в углу. Он недоверчиво всмотрелся в отражение. Потрогал растрепанные волосы. Скользнул пальцем по наждачному подбородку. И ужаснулся.
– Прошу меня извинить!
С этими словами, Василий Оттович вылетел из кабинета, будто отвергнутый герой-любовник на сцене оперетки. Лидии и Сидорову оставалось лишь озадаченно переглянуться.
Вернулся Фальк десять минут спустя, переодевшийся, причесавшийся, побрившийся и вполне похожий на самого себя.
– Прошу прощения за то, что вам пришлось лицезреть меня в столь неприглядном виде, – обратился доктор к гостям. – Смею заверить, что подобное больше не повториться.
– Да уж, не хотелось бы, – сказал Лидия. – И не из-за моих эстетических предпочтений, уж поверьте, а из беспокойства за твое… То есть, ваше здоровье! Нельзя же себя так загонять!
– Да уж, спорить не стану, – согласился Фальк. – Но проблема, с которой я столкнулся, забрала все мои душевные силы.
– Но доктор, вы же сказали, что знаете имя того, кто убил Лукьянова, – вставил Сидоров.
– Или той, – поправил его Василий Оттович.
– Постойте, хотите сказать, что убийца женщина? – опешил урядник.
– Нет, я этого не говорил. Как не говорил и того, что знаю, кто убил Лукьянова. Сказал лишь, что у нас есть все улики, но нет доказательств. И, к сожалению, за два дня ничего не изменилось.
– Поясните!
– Итак, благодаря наблюдательности Лидии Николаевны у нас появилась зацепка, которую мне удалось подтвердить благодаря добытым вами фотографическим карточкам. Более того, беседа с Иваном Семеновичем подсказала мне, где искать исчезнувшую бутылку.
– Как? Ты знаешь, где вино? И не сказал мне? с– возмущенно воскликнула Лидия.
– Бог с вами, Лидия Николаевна, он же даже с полицией, в моем лице, не поделился! – пребывал в не меньшем расстройстве Александр Петрович.
– Да, я знаю, куда делось вино. Причем в отличие от всего остального, это не гипотеза, а факт, который я подтвердил тем же вечером. Не стал же я этого говорить исключительно для того, чтобы мы своими поспешными действиями не спугнули преступника. И, боюсь, в этом-то и кроется загвоздка.
Василий Оттович спрятал руки в карманы брюк, оперся спиной на книжный шкаф и печально обвел друзей глазами.
– Я могу с уверенностью сказать, что знаю, кто убил Валентина Карповича, как им удалось спрятать бутылку, и каким образом они обвели нас вокруг пальца. Но мою теорию пока подтверждают исключительно косвенные улики, которые вряд ли будут приняты в качестве убедительных доказательств в суде. Боюсь, что если преступник не выдаст себя сам, то ему удастся избежать наказания.
– Так надо сделать так, чтобы он, или, быть может, она, себя выдали! – услужливо подсказала Лидия.
– Именно над этим я сейчас и размышляю, но, как видите, пока мне не удалось найти ответа. Это причиняет почти физические мучения. Будто мне встретился пациент, хворь которого я не способен диагностировать и излечить…
– Гм, Василий Оттович, я ни в коем случае не хочу ставить под сомнение ваши врачебные навыки, но, мне кажется, вы несколько… Не знаю… – Сидоров защелкал пальцами, пытаясь подобрать нужное слово.
– Зациклился? – предположил Фальк.
– Пусть будет так, – не очень уверенно согласился урядник. – Скажите, как вы относитесь к рыбалке?
– Я? К рыбалке? – уточнил Василий Оттович, застигнутый вопросом врасплох. – Не знаю, право слово. Летом могу поудить в Серебряном ручье. Но это, скорее, для отдохновения и отвлечения мыслей.
– А я вот, знаете ли, заядлый рыбак, – признался Александр Петрович. – Даже в море иногда выхожу. И вот нужно мне поймать, скажем, щуку. Это рыба хищная и умная. Просто так, на червяка, она не поведется. Ее нужно ловить на живца.
– И что? – нетерпеливо спросила Лидия. – Вы предлагаете позвать убийцу на рыбалку и задушевно с ним разговаривать, пока он сам не признается?
– Нет, – внезапно улыбнулся Фальк. – Просто если я использую медицинские аналогии, до Александр Петрович мыслит, как рыбак. И он абсолютно прав. Ведь я сам предлагал сей способ в деле с монахом! Этого хищника надо ловить на живца. И он у нас есть!
– Господи, мужчины и рыбалка… – картинно закатила глаза Лидия, хотя и сама, временами, любила посидеть с удочкой на берегу. – Можете объяснить по-человечески?
– Мы дадим убийце то, что ему больше всего нужно, – торжествующе сказал Фальк. – То, ради чего он вообще пошел на преступление. Мы предложим ему призовую бутылку вина!
[1] Мой милый мальчик (нем.)
Глава двенадцатая,
в которой все встает на свои места.
Назавтра в полдень ресторанная зала «Швейцарии» была полна людей. Полного аншлага, как в вечер аукциона, не наблюдалось, однако публики собралось порядочно. Во-первых, на своих местах расселись практически все посетители, остававшиеся в гостинице в момент убийства. Беседин, Кулыгин, Лукьянова, Гречихина и Сиротов нервозно поглядывали друг на друга. Неверов и Лидия заняли угловой столик, и излучали, скорее, живейший интерес (супругу отставной товарищ прокурора решил не нервировать и не приглашать). За аукционной трибуной встал трепетно озирающийся Козлов. Во-вторых, присутствовало начальство Александра Петровича. Отдельный стол предоставили уездному исправнику и судебному следователю, назначенному на дело Лукьянова. Первый представлял из себя классического отставного военного, сильно запустившего себя в гражданской жизни – полнота и ленивые манеры указывали на недостаток
