Заговор корсиканок - Эксбрайя Шарль
– Видя, во что цивилизация превратила тебя, я могу только поздравить себя с этим обстоятельством!
– Продолжай в том же духе – и получишь по физиономии!
– Попробуй только до меня дотронуться! Я мигом соберу чемодан и перееду в «малую Корсику», к своим!
– Дура!
– Палач!
В то утро прекрасное декоративное блюдо, подаренное как раз тетушкой Луизой и висевшее над дверью в столовой, упало и разбилось вдребезги, не выдержав сотрясения – Оноре так кипел от ярости, что слишком стремительно захлопнул за собой дверь. Анджелина усмотрела в этом событии мистический знак от покойной тетушки. По мнению мадам Сервионе, таким образом Луиза дала понять, что вполне одобряет ее решимость не сдаваться и до конца отстаивать честь родной Корсики. Как все уроженки Корте, Анджелина обладала богатым воображением.
Узнав о поведении Кастанье, подручные Консегюда возмутились, но в то же время почувствовали огромное облегчение. Возмутились, поскольку, будучи людьми простыми, воспринимали измену как смертный грех. Облегчение же объяснялось тем обстоятельством, что сражаться с хорошо знакомым врагом гораздо проще, чем иметь дело с неведомым противником. Но Гастон на всякий случай решил предупредить их о своих сомнениях:
– Разумеется, у меня нет никаких доказательств… Я руководствовался скорее интуицией…
Жозетт, против обыкновения присутствовавшая на этом чисто мужском сборище (что само по себе достаточно красноречиво свидетельствовало о серьезности положения), вглядываясь в лица подручных мужа, размышляла, есть ли среди них человек, способный в будущем возглавить преступный мир Ниццы, а пока, в том случае, если она не ошиблась, расправиться с Кастанье. Жозетт знала, что ее муж имеет теперь лишь видимость власти. Старый бандит просто пытается сохранить хорошую мину при плохой игре. Но от жены не могло укрыться, какой панический ужас вызывала у Гастона мысль о тюрьме сейчас, когда они накопили достаточно денег, чтобы до конца своих дней жить в полном достатке. Тем не менее он упрямо не желал уходить от дел. Жозетт подозревала, что муж действует так из тщеславия, желая доказать самому себе, что он еще что-то значит, и не разочаровать ее, верную спутницу своей жизни. Последнее соображение умиляло Жозетт.
Мадам Консегюд уже давно считала Фреда Кабри опасным болваном и никак не могла понять, с какой стати ее муж взвалил на себя такую обузу и уж тем более – зачем сделал его своей правой рукой. Вся эта история началась из-за Фреда. Именно по его милости погибли Бенджен и Пелиссан. И, если Кастанье и вправду стал непримиримым врагом их клана, то опять-таки исключительно по вине Кабри. Нет, по мнению Жозетт, полагаться на этого типа никак не следовало.
Что до слегка придурковатого гиганта Жозе Бэроля, то к нему мадам Консегюд испытывала своего рода материнскую привязанность. Этот похожий на крестьянина здоровенный малый по приказу ее мужа, не задумываясь, дал бы себя убить. К несчастью, от него невозможно ждать хорошего совета. Бэроль никогда не пытался действовать по собственной инициативе и, несомненно, правильно делал.
Больше всего Жозетт уважала Эспри Акро. В свои сорок лет этот методичный и на редкость дотошный парень вел размеренную жизнь мелкого буржуа, а его жена, толстуха Мирей, целыми днями возилась на кухне, готовя разные лакомые блюда. Однако при всем внешнем добродушии, в активе этой парочки числилось больше преступлений, чем у всей банды, вместе взятой. Эспри был хладнокровным и безжалостным убийцей, и его ничто не могло взволновать. А Мирей не знала равных в операциях со скупщиками краденого.
Меж тем Кабри вещал с обычным для него пылом: – Я-то точно знаю, что вы угадали верно, патрон! Впрочем, Кастанье и не скрывал от вас своих намерений, правильно? Он предложил разделаться с нами и организовать новую банду, которую вы возглавляли бы, пока он не сядет на ваше место. И, воспользовавшись неприятностью в Вилльфранш, решил приняться за дело… Теперь гибель Мариуса вполне понятна. Зачем бы он стал опасаться приятеля? И вы слыхали, с какой дрожью в голосе этот подонок говорил о Бенджене? Вот дерьмо! Бедняга Барнабе тоже не подозревал худого… Да можно ли представить что-нибудь гнуснее и гаже?
Этот тип, вместе с дружками прикончивший троих людей, мирно игравших в шары, искренне возмущался тем, что один бандит мог предать другого.
– Но если все это работа Кастанье, – спросил Бэроль, – какого черта он так упрямо твердил нам, что смерть Мариуса – не просто несчастный случай?
– Да потому, – отозвался Фред, – что, задумав уничтожить нас одного за другим, он хотел внушить нам, будто все это дело рук какого-то неизвестного врага.
– В таком случае остается только ликвидировать крошку Полена, – подвел итог Жозе.
Кабри его поддержал:
– И как можно скорее!
Тут в первый раз за все время в разговор вмешался Эспри.
– Вы забыли об одной мелочи, ребята… о чертовски досадной мелочи… настолько, что нам вряд ли удастся прикончить Кастанье.
– И что же это?
– Письмо, которое он написал легавым! Его же передадут им сразу, как только у Полена начнутся неприятности…
– Блеф!
– А ты бы мог в этом поклясться, Фред?
Кабри заколебался.
– Нет… само собой, нет…
– В таком разе лучше уж не лезть на рожон и оставить Кастанье в покое.
– Он укокошил наших друзей, а мы…
– Сейчас надо спасать собственную шкуру, Фред!
Немного подумав, он холодно добавил:
– А теперь, если хочешь, можешь сдаться фараонам, взяв на себя всех трех жмуриков из Вилльфранш. И, даю слово, как только за тобой запрут дверь, я сам прикончу Полена!
– Скажешь тоже!
– Не понимаю, почему бы нам не рискнуть? – проворчал Бэроль. – В конце концов, до сих пор мы только этим и занимались!
– Рисковать можно, если есть хоть малейший шанс на успех, – спокойно объяснил Эспри. – Но коли Кастанье и в самом деле написал легавым, у нас нет никакой надежды выкрутиться. Понятно, Жозс? Никакой! А потому сиди и не рыпайся. Подождем. Теперь, когда мы знаем правду, никто из нас не станет доверять Кастанье, и, стало быть, он не опасен.
Еще не остыв после ссоры с Анджелиной, Сервионе вихрем влетел в кабинет и тут же вызвал Кастелле.
– Надеюсь, вы уже в курсе? – рявкнул он, едва инспектор успел открыть дверь.
– Насчет убийства Пелиссана? Да, шеф.
– Отправляйтесь за сторожем и тащите его сюда. Я хочу, чтобы он поподробнее рассказал мне о тех двух старухах!…
– Так вы думаете…
– Что я думаю – вас не касается! Выполняйте приказ, ничего другого от вас не требуется!
Поджидая возвращения помощника, комиссар попробовал было заняться разложенными на столе бумагам, но так и не смог. Оноре нисколько не сомневался, что Бенджена и Пелиссана прикончили обитатели «малой Корсики», но никак не мог взять в толк, каким образом им это удалось. Кто-то неуклонно и очень ловко осуществлял вендетту, и этот «кто-то» – конечно же, бессовестная лгунья Базилия, уверявшая, будто понятия не имеет, кто убил ее близких. В сердце Сервионе раздражение, вызванное столь наглым попранием закона, чьим представителем и защитником он являлся, смешивалось с тревогой – Оноре всерьез опасался, как бы ему не пришлось арестовать всех этих людей, которых он искренне любил и в глубине души, будучи как-никак корсиканцем, оправдывал. Анджелина права: арест стариков вызовет взрыв хохота, и общественное мнение вполне может с восторгом поддержать этих представителей иных времен, несмотря на ревматизмы, артриты и прочие недуги и при всей своей физической слабости покончивших с бандитами, которых бессильной что-либо предпринять полиции пришлось оставить на свободе.
Кастелле ввел в кабинет слегка оробевшего сторожа. Предложив Луи Виллару сесть, комиссар немедленно начал допрос:
– Вы утверждали, будто незадолго до появления в саду жертвы заметили двух пожилых женщин?
– Совершенно верно, господин комиссар.
– Вы можете их описать?
