Кира Медведева - Убийство из тюбика с кремом
— Почему ты так думаешь, Рыжик?
— Но ведь это… — моя мысль наконец сформировалась, — это же не экономично, что ли?
— Почему, — возразил Ниро, — они же теперь могут рассказывать своим будущим клиентам, что вот была такая фирма, которая отказалась с ними сотрудничать. И вот каков результат. Они эту фирму вполне успешно разорили.
— Но для того, чтобы это говорить, нужны какие-то доказательства?
— Доказательства чего? — не понял Ниро. — Все газеты только об этом и пишут. И радио, и телевизор бубнят не переставая! Нет, не доказательства того, что фирма разорилась, — он пытался подобрать слова, чтобы объяснить мне, казалось бы, такую понятную для него вещь, — а что именно они в этом виноваты? Точнее, не так… не то чтобы виноваты, а что именно они вызвали разорение этой фирмы?
Ниро опять задумался, продолжая рассматривать свой бокал на просвет. Потом снова поднял его и сделал еще один большой глоток. Увидев, что бутылка опустела, он поднялся и отправился на кухню за следующей.
Я терпеливо ждала.
Вернувшись с бутылкой охлажденного шампанского, он откупорил ее и наполнил свой бокал.
— В том, что ты говоришь, есть доля здравого смысла, — наконец молвил он, — Но в то же время, — он опять установил бокал на уровне глаз, — эта публика просто сообщает что-то, не сильно утруждая себя доказательствами. А это уже дело клиента — верить или не верить.
— Клиента?
— Ну, если хочешь, жертвы!
— То есть ты считаешь, что жертва должна решать, правда ли то, что ей сообщили. С твоих слов получается, что приходит ко мне какой-нибудь Петя и говорит: «Во! Видели, вчера Останкинская башня упала? Ее директор мне не заплатил, так ведь я ее порушил за это! Так что, не будешь платить мне, я тебя тоже порушу?»
— Ну, в общем, да… — Ниро смотрел на меня вполне серьезно. Особенно если ты действительно знаешь, что Останкинская башня свалилась не в результате землетрясения, а в результате диверсии какой-нибудь темной личности.
— Но ведь этим каждый проходимец может воспользоваться в своих интересах?
— Обычно приблизительно так и бывает. Сожгли, скажем, какой-нибудь магазин. А назавтра уже человек пять пугают этим своих будущих жертв: «Вот, видишь, мне отказали, и что я сделал!»
— Ну… — У меня опять не хватало слов.
— Не все так страшно, Рыжик. — Ниро рассмеялся. — Видишь ли, это только со стороны так кажется, что здесь все абсурдно. Человек, который крутится в этом мире, достаточно легко может определить, кто хотя бы потенциально может действительно сделать такую диверсию.
— Это как? — не поняла я, — у кого найдутся две канистры с бензином, чтобы поджечь магазин?
— Нет, — невозмутимо ответил мой любимый. — Понятно, что две канистры найдутся у всякого. Но если взять, например, магазин, то все становится достаточно просто. Ведь магазин расположен на определенной территории. По городу он не бегает. За эту территорию отвечает одна, ну максимум две группировки.
— А что, только они могут спалить магазин?
— Нет, если они находятся в состоянии вражды с кем-то еще, то это могут сделать конкуренты.
— Таким образом количество претендентов увеличивается.
— Да, — ответил Ниро. — Но до очень ограниченного количества, до трех-четырех. Так что, если что-то происходит в конкретном районе, искать приходится максимум среди трех-четырех группировок из сотни-другой, которые существуют.
— Все так просто? — удивилась я.
— Просто, при одном условии, что ты точно знаешь, кто отвечает за этот район, что ты точно знаешь, что директор магазина не подпалил его сам, чтобы скрыть какую-нибудь недостачу, и что ты уверена, что это не случайность.
— Но в нашем же деле очевидно, что не случайность.
— Да, и так же очевидно не случайность, что не сама фирма портит свою продукцию. Но в нашем случае есть один неприятный момент.
— Какой же?
— Видишь ли, Рыжик, в нашем случае нет ярко выраженных привязанностей к той или иной территории, то есть все эти события происходили в разных местах Москвы, поэтому здесь определить претендента гораздо сложнее. А с другой стороны, если следовать логике этих ребятишек, виновником должно считаться представительство. Так что и отвечать за все эти напасти должна та группировка, на территории которой находится представительство.
— И потом, — сказала я, — ведь они же общались с милицией, вызванной представительством. Так что можно установить, кто конкретно общался.
— Да, но при одном маленьком условии, что милиция а) — знает, с кем конкретно они разговаривали и к какой конкретной группировке он относится и б) — захочет нам сказать.
Ниро зевнул.
— И ты это еще не выяснил. — Я с недоумением посмотрела на него.
— Завтра попробую это выяснить, э-эээ…
— А как же быть с юристами? Что ты о них думаешь? — прервала я его зевок.
— Сегодня мы все равно не будем иметь никакой новой информации. А нет ничего хуже, чем размышлять на пустом месте. — Он снова зевнул. — Баиньки, баиньки, — пробормотал он полусонно и стал выкарабкиваться из кресла.
Заразившись его настроением, я тоже зевнула.
Ну что ж, подождем до завтра…
Глава 11
ДАВАЙ ПОПРОБУЕМ ПОСТРОИТЬ ВЕРСИИ
Когда я утром проснулась, Ниро уже не было. Такой небывалый приступ энтузиазма свидетельствовал о том, что ему в голову пришла какая-то мысль. Умывшись и спустившись в кухню, я выяснила, что мне оставлен хороший завтрак.
Ну что ж, значит, настроение у него было хорошее. Учитывая, что инструкций мне на сегодня оставлено не было, я вкусно и не торопясь позавтракала и решила, что получившуюся паузу очень хорошо использовать для приведения своих дел в порядок. Сдав вахту Мамаше Крокодайл, которая немедленно наполнила весь дом жужжанием пылесоса, я отправилась в издательство. По дороге, заскочив к маме, полила ее цветы. По моим подсчетам, они с Пеппи должны были продержаться на море еще недели две. Так что за цветами надо приглядывать как следует.
В издательстве, как обычно, была жуткая кутерьма. Стоит мне день-другой не показаться… Короче, вырваться мне удалось только к вечеру. Ниро, немножко обиженный, ждал меня обедать.
— Ты же знаешь, — проворчал он, когда я вернулась, — мы обедаем обычно в семь часов, а сейчас уже половина девятого. Нет ничего хуже, чем есть разогретую еду. А то, что я приготовил, уже можно выбрасывать на помойку, это же невозможно есть разогретым.
Тут он явно преувеличивал. Не знаю, как оно должно быть на вкус, только что приготовленное, но, даже разогретое, было чудовищно вкусно…
Шарики из воздушного дрожжевого теста, так я их окрестила, были начинены зеленью. Употреблялись они с расплавленным сыром, который томился рядом на фондю. Для употребления внутрь требовалось отрезать кусочек печеного шарика и, поддев его на вилочку, обмакнуть в расплавленном сыре. М-м-м… Когда энное количество таких шариков уже делали мою талию шарообразной, на обеденном столе появилось «горячее», как сказал мой любимый. А до этого, интересно, что было, холодное, что ли?
Ломтики филе судака, запеченные на филе. Их тоже можно было поливать расплавленным сыром, и это было тоже объеденье.
Насытившись, я стала приставать к Ниро, чтобы он поведал мне о своих успехах за день.
Поворчав для порядка, что я совершенно не интересуюсь его делами, а мотаюсь весь день неизвестно где (это о моей-то работе, нахал!), он с плохо скрываемой гордостью стал рассказывать о своих успехах.
— Таки я их. нашел… — Кого?
— Тех, кто предлагал «Милене» свои услуги.
— И кто же это?
— Ну… Скажем так… Достаточно известная группировка. Я сейчас не хочу говорить какая, потому что это надо, уточнить наверняка.
— Так ведь я их все равно не знаю.
— Короче, меня завтра сведут с одним из бригадиров, который должен быть в курсе, причастна их бригада к этим событиям или нет.
— Бригадир, может, еще ударник соцтруда? — Я презрительно фыркнула. А ты уверен, что он тебе ответит правду?
— Понимаешь ли, Вася, — это он меня так, — Даже Не так важно, что он скажет. Важно знать совершенно точно, врет он или нет. А зная это, можно сделать точный вывод и быть в нем абсолютно уверенным. — Ниро замолчал.
— А в твоем случае он будет врать или говорить правду?
— Вот это-то и будет понятно только завтра…
— А не кажется тебе, что это очень расточительно с их стороны, вести себя подобным образом. Ведь они не имеют никакой прибыли с того, что портят продукцию, а затраты довольно велики.
Я уселась поудобней и стала загибать пальцы, прикидывая их возможные траты.
— Получается, что только на одну полиграфию, если они печатали эти салфетки, точнее, упаковки для салфеток, они должны были потратить две-три тысячи баксов… Гадость всякую мешать — опять же деньги… Мальчику платить, даже двум, которые на конференции все проделали… А прибыль у них какая-то мифическая получается: ну скажут они кому-то, вот как они классно нагадили «Милене»…
